Начнем с Высоцкого, или Путешествие в СССР…

И вот, в закоулке тропического чужедалья, на ином континенте, я в который раз убедился: рассудок воспринимает происходящее буднично и рационально, а душа, проникаясь ускользающей от поверхностного взгляда сутью, накапливает свое, сокровенное, что порой преподносится тебе внезапным прозрением, либо строкой…

Я захлопнул этот ненароком попавшийся мне на глаза фотоальбом. Во мне уже были стихи. Еще робкие, неоформившиеся, призрачные. Но я знал, что они состоятся.

ДЕРЕВЯННЫЕ КРЫЛЬЯ

При лучине строгал он доску за доской, Стружки-перья вилися кудрями, Он спешил за судьбой, он спешил за мечтой, Улыбаясь сухими губами. Пот на лбу проступал, как смола в завитках, От рубанка и пил руки ныли, Этот странный столяр, полуночный чудак, Мастерил деревянные крылья. Колокольня взметнулась стройна и строга, Крест сиял в устремлении к Богу, И холодной ступени коснулась нога, В первом шаге, ведущем к итогу. Вот последний порог, вот окно в высоту, Вот просторы под чашей купели, Только б духу хватило на шаг в пустоту, Только б крылья смогли — полетели! Все ль, нет, но помянем мы подвиг Христа, Даровавший спасение смертным. На кресте пал один, а под сенью креста, Пал другой, не подхваченный ветром. В дали, чей синевой не очерчен предел, И в поля неземные, ковыльи, Он легко долетел, он еще не одел, Свет души в деревянные крылья. Дальше — просто: подводы дощатое дно, Крякнул возчик: Эх-ма, незадача! Хоть бы грошик с покойника мне на вино, А он нищ, как казенная кляча. Мужичонка соседский метнулся ужом, Крылья сгреб: печке — рухлядь — забава! Пил комар кровь из лужи, присыпанной днем, Сонно нежились свиньи в канавах. Куры квохтали, вишня на солнце цвела, И неслись соловьиные трели, По дороге раздрызганной рать провела, Трех разбойников, словленных в деле. Суета улеглась. Одинокий малыш, В белотканной рубахе, спокоен, Видел, как над крестом вьется хлопотно стриж, И с прищуром смотрел на пролет колокольни. Пепел крыльев развеян веками как дым, Новый крест к колокольне прилажен, И проносится часто над ней и над ним, Истребителей стая отважных. Устремлением ввысь был оправдан наш пыл, Доказать силу мысли на деле. Взмыли мы в небеса мощью тысячи крыл, Только сами взлететь не сумели. Литературная газета 13.01.2021

Братья Вайнеры

В конце восьмидесятых, из разброда, неопределенности и нищеты уже разваливающейся страны, многие потянулись искать пристанища в чужедальних просторах, манящих своей стабильностью, сытостью и нагромождением всякого рода удобств. Приоритетной целью для большинства, без сомнения, являлась Америка во всем ослепительном блеске своего экономического благополучия.

В эту землю обетованную потянулись как интеллектуалы общего и специфических профилей, так и откровенные авантюристы с мировоззрением приспособленцев и хапуг. Нашу кинематографическую и писательскую братию это эмиграционное веяние, конечно же, стороною не обошло.

Американцы, вдохновленные разгулом советской крепнущей демократии, штамповали свои сине-розовые чернильные визы в серпастые паспорта с механическим бездумным гостеприимством, истирая печати, до сего момента десятилетиями томившиеся в консульских сейфах. Виза получалась бесплатно, в день обращения, после заполнения на коленке коротенькой анкетки в специально пристроенном к посольству неотапливаемом ангаре. Формальности занимали не более получаса, очередь двигалась бойко, организованно и оптимистично. С парковкой личного авто у стен дипломатического представительства также не возникало препятствий.

Что же касается братьев Вайнеров, писателей более, чем признанных и процветающих, то их отношение к переезду в зарубежную новую жизнь разнилось существенным образом. Аркадий — сибарит и консерватор, вполне довольствовался своим размеренным бытием в просторной столичной квартире с ежевечерними походами на различные премьеры, рауты и ресторанные кутежи в качестве почетного гостя, а заводной подвижный Георгий стремился к постоянной новизне разнообразных проектов, то и дело возникающих в его неуемном сознании. Это были два о-очень разных брата!

Свой отъезд в Штаты Георгий мотивировал причинами объективными, хотя кому-то способными показаться непатриотичными: он категорически не желал для своих сыновей службы в суровой нищей армии с царившими там бандитскими нравами; он не верил в перспективы благостного развития государства российского, полагая, что возвращение к коммунистическим стереотипам неизбежно, ибо рабство для русского мужика куда привычнее свободы, предполагающей личную ответственность и пугающую обременительную самостоятельность. Кроме того, в Америке ему предлагалось занять должность главного редактора учрежденной еще в дореволюционные времена газеты «Новое русское слово», так что ехал он не на пустое место, а к интересной работе и впечатлениям, несомненно стоящим, дабы ими впечатляться.

Редакция «Слова» располагалась в Манхэттене, что косвенно указывало на респектабельность издания как такового, но в кулуарах его на меня сразу же повеяло ностальгическим душком московского газетного закулисья с характерными признаками богемной развязной непринужденности, сквозившей в манерах и диалогах здешних сотрудников.

Неподалеку от кабинета Вайнера стоял худой, как жердь парень в клетчатом твидовом пиджаке и потертых джинсах. Свисающие до плеч пряди волос, узенькие очки в пластиковой оправе, небритая физиономия. Рядом с ним — такая же худосочная девка в легкой курточке и мешковатых штанах. Парень рычал на нее исключительным в своей виртуозности матом, распекая за небрежно отчитанную верстку. Девка, словно остолбеневшая, с открытым ртом, внимала ему. Она была похожа на курицу, загипнотизированную зрелищем снесенного ей яйца. Мат между тем крепчал, и я предпочел скрыться за дверью производственного отсека Георгия. Напоследок до меня донеслась ремарка, отпущенная в адрес разгневанного парня проходящей мимо редакторшей:

— Неужели все это нельзя сказать более русским языком?

А в кабинете я застал вальяжного, чрезвычайно довольного собой Жору, тут же полезшего в секретер, откуда он извлек виски, два фужера, коробку конфет и подчерствелый, уже нарезанный лимон, на блюдце с эмалевой надписью: «Эта тарелка была украдена из столовой ?2 Ленхозсельпрома».

— Кто бы знал, что когда-нибудь мы будем сидеть не на кухне возле метро «Аэропорт», а… — он указал на виднеющиеся в окне небоскребы, — а в недрах цитадели мирового империализма!

За это действительно стоило выпить американского кукурузного самогона длительной, как уверяла этикетка, выдержки.

— И как ты тут? — поинтересовался я.

— Как все, — пожал он плечами. — Интенсивно зарабатываю и тут же трачу серо-зеленые доллары. Тяну лямку.

— Газета процветает?

— Пока — да, но есть настораживающие тенденции. Из Союза повалила расторопная шпана, никакого отношения к средствам массового одурения до сей поры не имевшая, однако нахально втирающаяся в наш сегмент…

Опасения дальновидного Вайнера, как выяснилось впоследствии, полностью оправдались: на рынке очень скоро возникли пухлые, едва ли не стостраничные издания с пестрой цветовой гаммой завлекательных иллюстраций, чье содержание составляли колонки скабрезных анекдотов, чудовищный вал низкопробной рекламы, пиратские перепечатки из текущей отечественной прессы, и притягательные для обывателя откровения из сфер мистики и конспирологии. Консервативное, черно-белое, как советский телевизор, «Слово» в итоге под напором этой наглой лавины скукожилось, а затем и вовсе смылось с прилавков.

Мне также предлагалось некоторого рода сотрудничество с возникшими на ниве местной периодики деловыми ребятами, один из которых, узнав о моем присутствии в Нью-Йорке, пригласил меня на встречу в ресторан «Одесса» на Брайтон-бич. Мой визави прибыл к заведению бруклинского элитного общепита на машине марки «Роллс-Ройс», облаченный в модный для той поры малиновый пиджак, майку от «Армани» и в башмаки из змеиной кожи. На шее его болталась златая цепь с шестиконечной звездой в рубинах, а на пальцах сияли бриллиантами пудовые перстни. За обедом данный персонаж даровал мне экземпляр свежего выпуска своего массмедиа. Экземпляр был впечатляюще увесист и иллюстративно глянцевит. Прихлопнуть муху изданием такого формата было бы затруднительно, а вот нанести легкую черепно-мозговую травму — вполне! По содержанию это, конечно же, была бульварная ахинея, но по форме — авторитетная газета, чей босс сделал мне предложение, мигом преодолевшее гордыню моего отказа.