Над пропастью юности

— Я бы не стала просить тебя, если бы ситуация не была безысходной. Пожалуйста, Джеймс, всего несколько часов. Обещаю, что в этот раз ты не заскучаешь, — Фрея подбадривающе улыбнулась, но её энтузиазм не был заразителен.

— Боюсь, если рядом с тобой будет сидеть Оливер, то заскучаешь как раз таки ты, — его почти рассмешил её обернувшееся за доли секунды нахмуренное выражение лица. — Мне ведь позволено подумать об этом? — его тон стал намного мягче, хоть Джеймс и оставался упрямым в своем решении.

— Только, если после тщательного обдумывания ты согласишься, — Фрея бегло коснулась холодными губами щеки Джеймса.

— А ты не так проста, как кажешься, — он не удержался от улыбки.

— Иначе у меня не было бы шанса обратить твоё внимание, — девушка улыбнулась в ответ, прежде чем коснуться его губ, привстав на цыпочках. Фрея первой разорвала их поцелуй, и едва Джеймс сумел сообразить, бросила ему в лицо горсть снега и принялась убегать. Тогда он слепил огромную снежку и бросил девушке в спину, погнавшись за ней.

Напряжение последних дней спало. Не было скандала с Джоном, препираний с Мартой и объяснений перед Оливером. Исчезли недомолвки между ними двумя, хоть впрочем, так и остались нерешенными. Они оставили вопросы на потом в надежде на то, что для них ещё оставалось время, ускользающее сквозь пальцы. Существовало только короткое «сейчас», когда эфемерное «завтра» утопало в неосязаемой бесконечности. Всё, что было потом, становилось неважным, покуда уловить его всё равно было невозможно, в отличии от момента, след которого всегда оставался в памяти.

В холодной отчужденности зимы, они были, как никогда прежде, безмятежны. Дурачиться оказалось намного проще, чем спорить. Если бы последнего можно было избежать, чтобы прибегнуть к первому.

Они вернулись домой промозгло замерзшими — лица были испещрены красными морозными пятнами, пальцы окоченели, волосы, в которых растаял снег, стали жесткими. Они были уставшими, но всё же когда обнаружили, что оказались дома одни, не преминули воспользоваться моментом. И когда Дункан показывал Алиссе свои излюбленные в городе места, Джеймс и Фрея уединились в комнате парня.

Глава 28

Дункан решил остаться, невзирая на то, что билеты на поезд уже были куплены. Он позвонил домой, не сообщив о своем решении никому кроме кузины, которая была рядом. Мистер Певензи сперва поговорил с сыном, но намного дольше длился его разговор с Фреей. Дункан внимательно наблюдал за сменой выражения лица девушки, но она быстро избавилась от маски беспокойства и приняла безмятежность. Было сложно понять, о чем шла речь, когда всё, что делала Фрея, это вторила односложными ответами и улыбалась, накручивая на палец телефонный провод. В конце концов, она, сохраняя улыбку, попрощалась с дядей и положила трубку.

— Ну, и что? — нетерпеливо спросил Дункан, когда Фрея легко подскочила с места и прошла мимо него, не сказав и слова. Её походка была пружиниста и легка, как будто причин для беспокойства вовсе не было.

— Прости, мистер Певензи сразу сказал, что ты можешь остаться, но хотел немного потянуть время. Он передал трубку Эрни. Ты же знаешь, как сильно он любит поболтать. Эрни сказал, что очень скучает по нам… — она продолжила идти бок о бок с Дунканом, который просиял от сообщенной новости и более ничего другого не слышал. Фрея не успела договорить, как он учтиво извинился и покинул её, бросившись вверх по лестнице.

— Кто такой Эрни? — Джеймс появился, будто из ниоткуда, и подошел к девушке, которая проследила за кузеном с тенью улыбки на лице.

— Соседский мальчишка. Сын хорошей подруги миссис Певензи, — Фрея безразлично махнула рукой, когда парень вдруг поцеловал её. Она совершенно не была к тому готова, а потому легонько оттолкнула его и смерила вопросительным взглядом. Джеймс поднял глаза вверх, и едва Фрея обнаружила над их головами подвешенную веточку омелы, как он сделал ещё одну попытку поцеловать её, которой она не воспротивилась.

Алисса не могла себе позволить выдать чувств, но новость о том, что Дункан оставался, её заметно оживила. Фрея часто стала ловить подругу за тем, как она наблюдала за парнем, когда он был чем-то отвлечен. Стоило ему почувствовать на себе её взгляд, как Алисса успевала отводить глаза, принимая напускной безразличный вид, что мог озадачить Дункана, но точно не Фрею.

Она не стала спрашивать, где они провели целый день, вернувшись обратно ближе к полуночи. Фрея встретилась с подругой лишь утром, ожидая от неё подробностей, но вместо этого Алисса с большим интересом задавала вопросы о возвращении Джеймса, чем отвлекла внимание девушки. Затем их уединенному разговору помешали парни, из-за чего у Фреи более не было возможности о чем-либо спросить. Всё, что ей оставалось, это сгорать от нетерпения, когда Алисса сама решит всё рассказать, что было слишком жестокой пыткой.

На следующий день они снова все четверо разделились. До полудня Джеймс с Дунканом остались дома, расположившись в просторной гостиной за чтением, когда Алисса и Фрея прогулялись по городу, вернувшись обратно с почтовыми посылками от Рейчел. Она прислала два одинаковых косметических набора, где были аккуратно сложены тени, жидкая подводка для глаз, чёрная смольная тушь, тюбик красной помады и пудра под тон кожи каждой девушки.

«Праздник не должен быть единственным поводом быть красивой. Люблю вас, мои бесконечно очаровательные подруги! Счастливого Рождества! Надеюсь, вы сходите с ума от скуки без меня» — было единственным, что оставила девушка внутри обеих коробок. Это заставило подруг улыбнуться. Джеймс же, прочитав записку, лишь закатил глаза и недовольно фыркнул. Это было вполне в стиле Рейчел.

Вторую половину того дня они провели вместе. Дункан раздобыл где-то пару детских саней и, когда сумерки упали на город, а все дети после ужина не вернулись на промозглую улицу, они заняли их место, притворившись ими так искусно, что и сами себе поверили. Это не было притворство, только живое чувство безмятежности, такое редкостное и, казалось, уже давно забытое. Веселость и простота глупых забав на время стало единственной стоящей ценностью. Время оказалось заключено в оковы вечности, ощутимой, как ничто другое.

На следующее утро Фрея снова проснулась в постели Джеймса, не испытывая стыда или укора. Они не обсуждали, почему не замыкались в её комнате, что была намного уютнее и просторнее, как сделали в самый первый раз. Если девушка оказывалась в своей комнате, то запиралась там только в одиночку, не давая более никому повода входить и нарушать её покой. Пусть она не так много времени проводила там, но если уходила, то почему-то отказывалась кого-либо впускать, будто личное пространство вдруг стало иметь для неё намного большее значение, чем раньше.