Над пропастью юности

— Хочу заметить, что я был единственным, кто отговаривал его от той дурацкой затеи. И чем, в конце концов, всё обернулось?

— Лёд тронулся. Вот, чем всё обернулось, — сквозь зубы прошипел Джеймс, подавляя внутри себя желание ударить друга. — Хотя я тоже не вижу смысла в усилиях Дункана, но…

— Тебе ведь и усилий не надо прикладывать, — фыркнул Спенс, сложив руки на груди. — Как дела с Рейчел? — иронично спросил.

— Ты поименно знаешь всех девушек, с которыми я вожусь? — Джеймс закатил глаза, подавляя внутри себя желание выкурить ещё одну сигарету. Легкие требовали дыма, уставший мозг не мог без хотя бы капли никотина продолжать этот дурацкий разговор. — Запрещаешь даже смотреть в сторону Фреи, уговариваешь ответить Марте. Как я должен поступить с Рейчел? — тон его голоса был заметно повышен. В нем просачивались нотки раздраженности, даже не вследствие усталости, а скорее искреннего негодования.

Спенсер бессовестно нарушал границы его личного пространства, когда прежде ему было всё равно. Джеймс умел привлекать внимание небрежностью, напускным безразличием, пустотой в темных глазах, которую каждой хотелось заполнить собой, настолько сильно, что они позволяли парню заполнять доверху свои сердца и впечатлительные умы. Дункан впечатлял тем, что умел говорить. Он был забавным и смешным, что неизменно привлекало противоположный пол. Они на пару гуляли с девушками, сменяя одну на другую с той же неизбежностью, что менялась погода.

И всё же Дункан был более разборчив. Можно было на пальцах одной руки сосчитать девушек, с которыми у него доходило до постели, поскольку с каждой из них у него завязывалось более продолжительное общение. Он успевал мысленно построить перспективу обозначенного общественными устоями будущего, прежде чем та разбивалась о скуку, поверхностность и серость его схожих между собой избранниц. Дункан неизменно разрывал отношения первым, но делал это настолько осторожно и мягко, что ещё ни одна из девушек не была им обижена или оскорблена.

У Джеймса всё было иначе. У него не было ни принципов, ни перспектив, которые останавливали бы его от получения того, чего он хотел. Вопреки этому Джеймс оставался учтив и рассудителен, поэтому принимал любой отказ, не злоупотребляя настойчивостью и физической силой. Он не находил в принуждении ничего приятного, а потому оставлял выбор не только за собой. И всё же это всегда влекло за собой сожаления и обиды, вроде тех, которыми прониклась Марта, возложив на плечи Джеймса ответственность, которой он никогда не признавал.

У Спенсера всё было намного сложнее. В первый учебный год он встречался с девушкой — Мелани Кингсли. Их отношения длились всего полгода, но после них Спенс замкнулся в себе ещё на год, погрузившись с головой в учебу. Ни Джеймс, ни Дункан не знали было ли между ними что-то. Мелани бросила Спенсера, и после этого разрыва он не заговаривал о ней ни с кем, не смотрел в сторону других девушек и зачастую был пятым колесом в их компании.

— Между вами уже что-то было? — укоризненно спросил Спенс, подняв на друга глаза, полные отчаяния и злости. Джеймс нахмурился. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы всё понять и внезапно рассмеяться вслух от собственного предположения, что даже в голове звучало абсурдно.

— Чёрт побери, она ведь тебе нравиться. Ты положил на неё глаз, — он запрокинул руку на плечо другу, когда входная дверь открылась, ненадолго впустив внутрь холод, вместе с которым вошел и Дункан. — Дун, можешь поверить в это, Спенсер вновь открыт для отношений?!

— Надо же, и кто она? — вяло спросил парень, взъерошивая непослушные волосы. Оказавшись на кухне, он первым делом набрал в кружку воды и разом осушил её.

— Рейчел, — даже с некой гордостью заявил Джеймс. — Так вот почему ты такой угрюмый в последнее время? — он больно ущипнул друга за щеку, когда тот хлестнул его по руке. Спенсер пытался освободиться, уйти, спрятаться от их глупых насмешек, но Джеймс крепко удерживал его рядом.

— Подожди, та самая, с которой встречаешься ты? — Дункан вопросительно посмотрел на обоих друзей.

— Я ни с кем не встречаюсь. Запомни это раз и навсегда, — Джеймс обреченно закатил глаза. — Но в общем, да. Та самая Рейчел.

— Она мне нравиться, но не нужно раздувать из мухи слона. Я явно не в её вкусе, поэтому не питаю больших надежд, — ущипнув Джеймса за руку, Спенсер выбрался и подался в спальню. Всё обернулось против него самого, и он жалел, что вообще задел друга.

Джеймс и Дункан вопросительно уставились друг на друга, пожав плечами. Оба знали, что Спенсер был впечатлительным и мягким. Верил в любовь с первого взгляда и был слишком безнадежен в своих взглядах на жизнь. Легко замыкался в себе и чувствовал всё в разы сильнее остальных. Кроме того рассудительности ему было не занимать, поскольку именно он был голосом здравого ума в их небольшой компании на троих. Пусть зачастую Джеймс и Дункан утягивали его следом за собой, но попытки остановить любую выдуманную ими глупую затею были по-своему важны, поскольку разжигали в них ещё больше нетерпения и желания совершить надуманное.

Именно благодаря своей мягкосердечности он куда быстрее нашел общий язык с Алиссой и Фреей, в чем было его единственное преимущество. Они были приятными собеседницами, хорошими друзьями, но Спенс не находил в них ничего того, что в них привлекало Джеймса и Дункана. Полны путанных противоречивых мыслей и одарены сложностью характера они были по-своему причудливы и милы, но ему не хватало чего-то более простого и незамысловатого на противопоставление собственной незаурядности.

— Между нами ничего не было, — заявил сходу Джеймс, подавшись следом за другом в комнату. Мозг по-прежнему нуждался в никотине, а тело — в горячем душе и крепком сне. — Мы целовались, но до большего не доходило, если это для тебя что-то меняет.

Джеймс не хотел признаваться, что с радостью спихнул бы Рейчел на плечи друга, поскольку та была слишком надоедливой и глупой. Склоняя её к уединению, он в большей мере надеялся, что девушку это расстроит, разочарует, оттолкнет раз и навсегда. Тем не менее, Рейчел согласилась, хоть, как он сам позже понял, сама не знала, на что. Она была совершенно неуклюжа и неосведомлённая в происходящем, пока он не стал более настойчивым. Затем в голове девушки затрубил тревожный звонок, вынудивший оттолкнуть его от себя, чему Джеймс мысленно был рад, не впервые ли в жизни.

Его тон был нарочито разочарованный и строгий одновременно, только бы вынудить Рейчел почувствовать себя виноватой, оттолкнуть Джеймса от себя и возненавидеть. Он не щадил её чувств, хоть и не переусердствовал с этим, не выставлял себя злодеем, разбивая сердце девушки с мягкой жестокостью.

Ноги сами подвели к двери Фреи. Он помнил о её близком соседстве с Рейчел, а потому оказался рядом, испытывая нерешительное стремление постучать невесть зачем. В сущности, Джеймсу не было что сказать девушке, не таким уж непреодолимым было желание увидеть её и уверенности в том, что она вообще могла оказаться в комнате, была не большой. Тем не менее, звезды сложились так, что она первой открыла двери и оторопела, прежде пустить в выражении лица тень негодования и злости.

Она всё слышала. Джеймс понял это сразу, невзирая на то, что злилась Фрея на него уже скорее из привычки. И глядя на неё, он испытывал неодолимую тягу, что и была той самой причиной, что подвела его к дверям. Джеймс подозревал, что ничем хорошим это закончиться не сможет, но подался вперед и поцеловал её. Отсутствие сопротивления приятно удивило, вынудив его забыть о злостных перепалках, всех пощёчинах и неодобрительных испепеляющих взглядах. Забвение не было долгим. Всё пришло к тому, к чему должно было прийти.