Нахалка на его голову
Шрифт:
В конференц-зале оказался только Юрий Яблоков, который нервно поглядывал на часы. Мы все ждали ещё двадцать минут. Наконец, дверь открылась, и Валера пропустил вперёд запыхавшегося Макса в неизменном смокинге:
– Сорри, сорри, сорри! Пресс-конференция затянулась, и пробки – жуть. – Сложил ладони вместе и быстро поклонился в три стороны: Яблокову, съёмочной группе и нам.
– Камера, мотор, - кивнула Струкова Рите с хлопушкой в руках, и всё пришло в движение.
Мы входим в зал, выстраиваемся по разметке вдоль стены. Юрий Яблоков говорит приветственную речь. Макс пытается шутить, вставляя свои пять копеек.
Бровь чуть дёрнулась, когда передо мной опустился чёрный бархатный футляр. Ещё перед Ликой и Мией. На Старского даже смотреть не стала: всё понятно, наказывает меня за истерику на прошлой церемонии. Ясно, заслужила.
Футляр Теоны оказался пуст. Неужели, полоса везения Лики Супер прервётся на мне? Я-то не уйду, точно знаю, мы с Максом всё ведь прояснили.
Пальцы скользили по бархату, и я трудом разлепила тугой футляр. Словно загипнотизированная, смотрела внутрь, туда, где тысячи бликов мерцали, переливаясь, в свете софита. Заветные бриллиантовые часики достались мне.
Шумный вздох облегчения от Мии. Сочувствующие взгляды Теоны и Лики. «Дай пять!» - Это Роза и Вика хлопнулись ладонями.
Объективы нескольких камер фокусируются на мне, а мне и сказать нечего.
– Арина, к сожале…
Яблоков не успел закончить свою стандартную фразу, потому что Старский с выпученными глазами в два шага подлетел ко мне, выхватил футляр и потряс им в воздухе:
– Это что за дела, эй?! Я против, хочу её оставить! Переснимайте, чёрт бы вас побрал!
– Стоп, камера! – Устало протянула Струкова, подошла к Старскому и процедила сквозь зубы. – На пару слов, Макс. Давай отойдём.
– Сиди на месте! – Парень ткнул пальцем в меня и поспешил за Струковой вместе с моим футляром.
Лика что-то пыталась сказать мне, но я отмахнулась и пристально всмотрелась в режиссёра и Макса, стоящих в самом конце зала. Сёма сделал вид, что протирает объектив. Антоша принялся возиться с треногой. Матвей перетаскивал софит. В наступившей неловкой тишине Струкова что-то горячо шептала. Макс пару раз взмахнул руками, у меня получилось разобрать лишь отдельные отрывки фраз режиссёра:
– Не сам Зимин, его дочь… она не сказала… не знаю, чего взъелась на Кострову, но мы все под ударом, если не сделать, как она требует!
Старский стоял спиной, и я не могла разобрать, что он ответил, но на это Струкова возразила:
– У неё всё равно нет загранпаспорта, ну зачем эти сложности?
На этот раз Старский повысил голос, и мы все услышали «с твоими связями» и «не моя проблема».
Макс развернулся и прошёл к столу. Его губы были сомкнуты, а тело напряжено. Но, встретившись со мной глазами, он подмигнул, после чего достал из коробочки часы, с громким глухим звуком впечатал в стол передо мной пустой футляр и снова обернулся к Струковой:
– Та девчонка с дредами, как там её – не помню, на съёмках ковбойского клипа ушла не по плану. Значит, сегодня можем оставить всех, и это не нарушит график. Или так, или я ухожу, и снимайте дальше, как хотите и с кем хотите! Мой юрист посмотрит, нарушил ли я контракт, и будем разбираться в суде, если потребуется!
Макс скрестил
руки на груди и поднял подбородок. Обиженный ребёнок, у которого пытаются отобрать игрушку, но очень важный ребёнок, ребёнок, которого нельзя легкомысленно обижать.Я поёрзала на стуле под раздражённым взглядом Ирины Викторовны. Наверное, больше всего сейчас она хотела бы психнуть, пнуть под зад меня, а затем пригрозить капризной звезде штрафами и репутационными рисками.
Но Струкова не зря имела славу режиссёра, который находит выход всегда. И не зря продюсеры отдавали именно ей самые лакомые и ответственные проекты.
Ирина Викторовна приблизилась к столу и принялась постукивать по его краю кончиками ногтей с ярко-красным маникюром, задумчиво глядя исподлобья на Старского. Я так и видела, как в её мозгу усиленно разлетаются карточные расклады в поисках наименее прогрышного. Они сверлили друг друга взглядами почти минуту. Я нервно сглотнула и снова поёрзала. Наконец, Струкова сказала:
– Будь по-твоему. Но если что, я всё свалю на тебя, так и знай.
– Да, пожалуйста! – Беззаботно махнул рукой Макс.
– Подумаешь! Я вообще не завишу ни от Зимина, ни от его самодурной дочки! И пусть больше не лезут в мои дела!
Струкова покачала головой, затем обернулась к Яблокову и съёмочной группе:
– Переснимаем концовку. Все футляры пустые, сегодня никто не уходит. Поехали.
Сидя вечером за компьютером в полутёмной кухне, я не могла никак собраться с мыслями. Смотрела в экран монитора и думала о другом.
Выходит, Юля узнала каким-то образом про меня, и попыталась надавить на Струкову, чтобы убрать меня с проекта. Как она могла узнать? Неужели, Влад сам рассказал ей? Да нет. Выходит, нас где-то видели – это больше походило на правду.
Если бы не Макс, я бы ушла сегодня. Ирина Викторовна и так не особо ко мне благоволила, а сейчас, когда из-за меня придётся конфликтовать с дочкой продюсера – окончательно возненавидит? Может, всем было бы лучше, если бы меня не стало на проекте?
Могла ли я знать тогда, что ещё один человек в этот вечер пришёл к тому же выводу?
19. Не дыши
Арина.
Оставшись в комнате без аккуратной и ответственной соседки, я проспала. Встала только, когда Рита пару раз заглянула внутрь и пригрозила нажаловаться Ирине Викторовне. Со вздохом поднялась, умылась, убрала волосы в хвост, надела платье, вышла на завтрак и ойкнула, прифигев от толпы в столовой. Макс Старский в окружении весело щебечущих девчонок и телекамер. Хлопнула себя по лбу: точно, сегодня утром свидание навылет, вчера что-то говорили об этом!
– Аринка-мандаринка, доброе утро! – Растянулся в улыбке Макс, затем поднялся и отодвинул для меня свободный стул напротив.
– Привет, спасибо. – Было как-то неловко, особенно под пристальным и злым взглядом Валеры, который тут же юркнул за угол и скрылся в коридоре, ведущем в аппаратную.
– Будешь апельсиновый сок?
Проводила взглядом подозрительного стилиста Старского. Странно, и почему у меня такое смутное чувство, будто он меня ненавидит? Да нет! С чего бы ему меня ненавидеть? Но тогда откуда эта необъяснимая жуткая злость в его взгляде? Уже не в первый раз, блин, замечаю!