Нарисуй узоры болью...

Таня содрогнулась, чувствуя, как он вошёл в неё – боли никакой не было, не осталось ни единого следа от прошлых унижений.

Бейбарсов двигался в ней, постепенно увеличивая темп и срывая с губ девушки уже более громкие стоны.

Она пыталась то ли обнять его, то ли схватиться ладонями за его плечи – просто наконец-то позволила себе быть его окончательно – без капли сопротивления и глупых, бесконечных возражений.

Желание нарастало с новой силой.

Гроттер почувствовала, что всё вокруг просто смешалось – она не видела ни единой нотки реальности.

Казалось, всё должно было разорваться на мелкие кусочки от каждого нового прикосновения, от каждого проявления неимоверного желания.

Таня чувствовала какой-то непонятный клубок внизу живота – ей казалось, что сейчас она просто разорвётся на мелкие кусочки.

Гроттер запомнила только свой последний вскрик, чувствуя, что в ней всё сжимается, и обмякла в руках некромага, ощущая, как он изливается в неё.

Все смешалось в неимоверную пелену ощущений – Бейбарсов вновь двигался в ней, не собираясь просто так оставлять девушку, а она ещё раз отвечала взаимностью, чувствуя его нежные прикосновения.

Девушка ещё раз содрогнулась, выгнулась в его руках, оставив несколько тонких, моментально заживающих царапин на его плечах.

Глеб едва ощутимо поцеловал её, после с некой странной игривостью, явно несвойственной некромагам, потянув за мочку уха, а после устроился рядом, ещё раз целуя, правда, уже в висок, и обнимая её одной рукой за талию.

Словно повинуясь волшебству, которым никто не владел, погасли свечи, но Таня с удивлением осознала, что способна видеть даже в темноте.

Попытавшись отыскать взглядом чёрные, словно ночь, глаза некромага, она осознала, что слишком устала – и что вот-вот провалится в сон.

Странная истома накрыла её с головой – и Гроттер закрыла глаза, проваливаясь в сон и чувствуя, что Бейбарсов всё ещё обнимает её.

========== Боль сорок пятая. Сны и страхи ==========

“…Семена кунжута сыплются с руки.

Вокруг миллион и одна могила, горящая, невероятно пламенная, словно кто-то только что поднёс фитилёк, и пытающаяся погаснуть под неимоверно сильным дождём.

Вода лилась с неба, словно кто-то сумасшедший там, наверху, всё пытался и пытался увеличить её количество.

От этого было немного дурно, да и люди здесь, на земле, задыхались, шагая последней посмертной процессией.

Горстку праха развеяли по ветру, а больше от неё ничего не осталось – новая королева лежала на кроваво-алых простынях, дожидаясь своей незыблемой коронации.

Правила игры скоро будут изменены.

…Ведьминский обычай вгонит в три доски.

Совсем скоро гроб-без-колёсиков полетит к небесам, таинственной магией увлечённый, и волшебство загорится тремя свечками на столе, заставляя весь мир захлебнуться в её магии.

Скоро.

Осталось всего лишь несколько мгновений до решающего боя; осталось несколько секунд до того момента, как контроль будет утерян.

Та-что-победила.

Белый цвет чёртова подвенечного платья закрывается странной чёрной вуалью на глазах; не вдова, но с мёртвым мужем.

Проклятый мир кричит “браво” и “ура”.

Кровь льётся по тонким запястьям.

Ведьма пляшет, показывает свой последний чёртов танец, и всё вокруг вьётся сплошной полосой.

От мира осталось миллион и одна могила.

Семь миллиардов – или, может, больше, - маленьких, тоненьких ниточек, которые пронзает острая коса.

Столько видений, столько боли, которая окружает её и текстом пишется по книге, завершая свою песню.

Ведьма.

Провидица.

Провидица, у которой есть проклятый, чёртов дар, что поджёг весь этот мир и не стремится оставить его в покое.

Реквием.

Реквием по последней аллюзии счастья, о которой так все они мечтали и до которой не успели добраться.

Реквием.

Реквием по мечте, которая стремится добраться до неё, по ангелам, которые пляшут собственный отдельный танец.

Музыка, которую не победить – в ней сила ангелов и сила Дьявола, последнего, который только успеет её увидеть.

Музыка.

Музыка, которая играет и никак не может остановиться, обвивая всё вокруг могильным духом.

Пламя.

Пламя, что заворачивается в непонятный круг и замыкает узор, рукою нарисованный на песке.

Последняя.

Последняя, кто только выжил и продолжит странный бой, который должен быть закончен.

Боль.

Боль, которую невозможно остановить, которая спасает весь этот мир от большей крови.

Страхи.

Страхи.

У страхов характеристики нет.

…Семена кунжута сыплются в песок”.

Гроттер открыла глаза и упрямо мотнула головой, пытаясь отогнать глупые мысли, которые собрались вокруг неё сплошной пеленой и словно набросили петлю на шею.

Она задыхалась от неприятного, тёрпкого ужаса, и то и дело пыталась от него избавиться, но не могла.

Последние две страницы книги о провидице, которую она всё перечитывала и перечитывала, всё не давали ей покоя.

Гроттер шумно вдохнула воздух и повернулась на бок, глядя на спящего некромага, словно тот специально подсунул ей ту книгу, с таким обвинением, что Бейбарсов даже проснулся.

– Доброе утро, - прошептала наконец-то Гроттер, одним взмахом руки разрывая тишину на маленькие кусочки и стремясь поджечь их, чтобы только слишком хорошо пылало. Не слишком честная точка зрения, но по отношению к бесконечной тишине этого мира обязательно сойдёт.

– Доброе, - улыбнулся Бейбарсов, так и не открыв глаза и притянув её к себе.

Гроттер рассмеялась, правда, едва-едва слышно, и поцеловала его в щёку, словно собираясь таким образом поставить клеймо.

– Рад видеть тебя в хорошем настроении, - прошептал Бейбарсов ей на ухо, продолжая обнимать и не планируя вот так просто взять и выпустить из рук. Возможно, это даже можно назвать правильной тактикой.

– Я тоже рада.

Таня села на кровати, прижимая к груди одеяло, и вновь внимательно посмотрела на него, словно ожидая что-то.

– У тебя есть что-нибудь в холодильнике? – обыкновенным бытовым вопросом разрывая спокойствие этого утра, поинтересовался Бейбарсов.