Нарисуй узоры болью...

– Профессия, - строго отметил смотритель.

Мужчина закусил губу. Он совершенно не хотел делиться подобной информацией, да и вообще, считал, что куда более важным было поскорее пустить их в “Тибидохс”. Он в любом случае не собирался сообщать о том, кто он – раньше профессию никто никогда не сообщал.

– Сарданапал Черноморов, несколько тысяч лет, номер седьмой, - он сделал длинную паузу, словно специально оттягивая время. – Основатель “Тибидохса”.

Гроттер даже не осознала, откуда в ней вдруг могло появиться такое количество ненависти. Но если остальные вызывали лишь мимолётное отвращение или даже какое-то там уважение, то Сарданапала она просто ненавидела.

Слабый.

Да, право, он был действительно слабым – он создавал развлечения, которые в своём модифицированном виде каждый год травят всё большее и большее количество человек, которые должны, скорее всего, привести к её смерти.

Таня умирать не хотела.

Гроттер всегда боялась смерти, потому что провидицы не попадают в Рай. Она не хотела ещё и на том свете пытаться спастись и играть в вечный Тибидохс; жизнь с её повседневными грехами ей нравилась куда больше.

Таня помнила о том, как она танцевала на зеркалах, помнила, как хохотала, словно сумасшедшая – она вдруг отчаянно захотела всё это повторить и высказать в лицо этому чёртову Сарданапалу абсолютно всё, что только она о нём думает.

– Медузия Горгонова, несколько тысяч лет, основательница “Тибидохса”, номер восьмой, - следующая женщина говорила неимоверно спокойно, словно для неё это было уже далеко не в первый раз.

Оно, в принципе, и так – Таня помнила о том, кто такая Медузия. Она была победительницей первого забега “Тибидохс” – того самого, во время которого случайно погибла Чума-дель-Торт.

Та самая, что превратила игры в ад.

Гроттер отчаянно ненавидела их обоих – и Медузию, и ещё больше Сарданапала. Ненавидела потому, что знала – именно из-за них и случилось то, что происходит сейчас вокруг; именно из-за этих двоих людей и появились самые страшные в истории человечества игры, и конца им не будет больше никогда.

Таня смотрела на них с невероятным презрением: на сгорбленного старичка и высокую, статную женщину. Они поступили бы честно, отказавшись – но они стояли здесь среди всех и даже словом не обмолвились о собственных преимуществах.

– Рита Шито-Крыто, двадцать два года, зельевар, номер девятый, - следующая девушка, облачённая во всё чёрное, мрачная и очень скрытная, была Гроттер едва-едва, но всё же знакома.

У Марго был один козырь – она могла отравить практически каждого, причём такими способами, что даже нельзя было угадать, что именно подстроит девушка не следующий раз.

Впрочем, скорее всего, девушка стала бы использовать это только с целью уничтожения смотрителей – Таня продолжала гадать, кем же будут они.

Почему-то Гроттер никогда не представляла на месте этих людей старых опытных магов, хотя стоило признать, что пытки у них действительно были просто потрясающие. Когда Татьяна видела изображение всего этого кошмара, когда узнавала, кто да как умер, она уже могла предугадать, что убивал смотритель.

Чувствовалось.

– Шурасик, - продолжал представляться следующий участник, - двадцать лет, учёный, номер десятый.

А этот – этот ещё совсем почти ничего не прожил, так, появился на этом свете, а потом просто попал на самое жуткое игрище, на которое только и мог попасть – стал участником “Тибидохса”.

Гроттер никогда не жалела соперников – она даже Валялкина в данный момент уже почти не жалела, вот только понимала, что это сейчас так легко представлять, как именно она будет их убивать.

У Провидиц нет жестокости в крови.

Нет, она – какая угодно; расчётливая, возможно хитрая, скорее всего действительно могущественная, но при этом совершенно не умеющая убивать.

Смелость – какая бы она ни была, - помогла бы Гроттер выжить. Но победить – никогда, потому что Таня не умела убивать человека, который повернулся к ней спиной. Не могла вонзить нож между теми позвонками, между которыми его вонзить следовало бы.

Она вообще ничего не могла из того, о чём только что думала.

– Номер одиннадцатый, - сбивчиво сообщил следующий, - Георгий Жикин, двадцать два, фотомодель.

Захотелось смеяться – было видно, что парень куда больше переживает о своей внешности, чем о том, что именно случится с ним дальше. Таня даже представить не могла, чтобы она так старательно прикасалась каждые две минуты к своему носу – чуть длинноватому в случае Гроттер, но такому слишком уж ровному у Жикина.

Раздражение.

Таня практически видела их смерти – видела, как будут издеваться над ними те, кто и создан для подобной цели…

Почти что знала, чем всё это может закончиться.

Но она не видела победителя – Таню это порой пугало, а порой успокаивало, заставляя думать о том, что она сможет выиграть. Если бы так – тогда они бы с Ванькой уехали куда-нибудь и больше никогда в жизни не побывали бы на играх.

Валялкин хотел детей – много и почему-то сразу. Рыжеволосая повторяла, что ценит собственную честь и не собирается соглашаться.

До свадьбы.

Гроттер знала – ей не дано. Какие дети, если у неё каждые несколько секунд видения, связанные со смертями? Как она может позволить своим детям попасть в мир, в котором они родятся Провидцами?

И вообще, с чего Иван взял, что люди с таким даром, как у неё, вообще могут родить, а не потерять своего ребёнка на первых же порах?

Таня помнила слова умирающего деда Феофила – они с Иваном были совершенно несовместимы. Гроттер так и не рассказала об этом самому парню – девушка, в чьих жилах течёт кровь Чумы-дель-Торт, не может просто так стать невестой ветеринара.

О том, чья она родственница, тоже никто не знал – но Гроттер помнила. Гроттер помнила и странные слова о том, что кровь водой не разбавишь и не смоешь; Гроттер знала, что на ней древнее проклятие.

Она – родственница Чумы-дель-Торт.

Великая повелительница тоже, естественно, знала. Она вообще всё знала, эта великая повелительница. Но ничем никогда не делилась.

Это было выше сил самой Гроттер.

Рыжеволосой хотелось сбежать – лишь бы умереть поскорее и больше никогда в жизни не видеть ничего того, что связано с её жуткой жизнью. Совершенно не хотелось продолжать собственное существование – но Гроттер пыталась.

Гроттер умирала медленно и со вкусом.

– Кузьма Тузиков, двадцать пять, продавец, - парень запнулся, - номер двенадцатый.

– Елизавета Зализина, двадцать лет, гувернантка, - прислушиваясь к писклявому голосу, Таня моментально пожалела её воспитанников, - номер тринадцатый.

Тринадцатый – он тоже несчастливый, но Гроттер была бы рада, если б данная девушка не попадалась ей на глаза – не просто раздражала, выводила из себя так, что прямо тошнило, кажется.

Таню, впрочем, вообще в последнее время от всего тошнило.