Нарисуй узоры болью...

– Ты слишком меркантилен, - отметила Жанна.

– Милая моя, заря очей моих, я коплю деньги на то, чтобы отыскать любовь всей своей жизни и подарить ей все звёзды на небе, - рассмеялся Бейбарсов, усаживаясь на приятную наощупь, мягкую траву, а после и ложась на неё, потому что так ему показалось гораздо удобнее.

– Не издевайся над чувствами!

– Аббатикова, не будь двуличной, - Бейбарсов рассмеялся и, прищурившись, внимательным взглядом окинул Жанну с ног до головы. – Тебе ведь плевать, кого ты должна убить, но при этом сейчас ты демонстрируешь мне, как любишь мир и людей.

– Всё, ребята, разошлись, - поспешила встать между Глебом и Аббатиковой Елена.

Она всегда пыталась поддерживать нейтралитет. Ей нравилось подобное отношение – что-то вроде дружбы, верности друг другу, - но из-за Жанны и её вечной демонстрации своих правил перед Глебом всё медленно разрушалось и раскалывалось на мелкие кусочки. Ленке это не просто не нравилось – она боялась подобных проявлений поведения Бейбарсова, да и Аббатиковой тоже, к тому же, не могла понять, кто именно ей был ближе.

– Мы и разойдёмся, - кивнул Глеб. – Я в этом году один.

– Что?

Аббатикова смотрит слишком широко раскрытыми глазами; в голове у Бейбарсова почему-то сразу же всплывают десятки заклинаний, как только он видит подобный взгляд. Почему Жанна ведёт себя так, словно она беззащитная дурочка? Она – могущественная некромагиня, и ей не место среди обыкновенных девушек.

– Вы можете идти. Я уже занял своё место, - язвительно сообщил Бейбарсов, а после, отмахнувшись от Ленки, которая пыталась воззвать его к голосу разума, принялся смотреть на слишком ясное небо – интересно, зачем это сделали?

– Мы пойдём тогда, - поделилась Свеколт, но Глеб лишь мрачно кивнул, даже не поднимая головы – и как пояснить ей, что ему абсолютно всё равно, идут они или нет?

Глеб давно уже привык к тому, что они играли вроде бы как в команде, но сам толком не мог понять, почему ему так сильно хотелось сменить обстановку. Так было веселее, что ли, потому что сейчас, в спокойствии и абсолютном умиротворении тихого одиночества, он наконец-то успокоился и позволил себе едва ли не уснуть.

Жанна постоянно читает морали. Ленка останавливает её, но порой постоянные перебранки неимоверно раздражают, и ему хочется едва ли не разорвать сестёр в клочья. Сейчас он наконец-то, спустя долгое время, может побыть один – наверное, пора наконец-то проанализировать, сколько людей осталось и что делать.

Чума-дель-Торт уже считай выиграла очень немаленькую сумму денег в этих играх, потому что те, кто ставил на Жикина, сейчас расстаются со своими капиталами. Бейбарсов усмехнулся – убивать ему даже отчасти нравилось, к тому же, это оказалось возможностью попытаться повлиять на несчастную провидицу, без конца испуганную и дрожащую где-то там, на арене.

Рыжая его веселила. Каждый год попадались Провидицы, и с ними было куда интереснее, чем без них, надо сказать. Глеб с удивлением наблюдал за многими из них – они метались, бегали туда-сюда, видели беспорядочный набор видений, которые никогда не касались их самих.

Впрочем, сегодня получилось что-то не то. Глеб был уверен в том, что девушка видела и саму себя, и то, что случилось с Жикиным, на несколько секунд раньше, чем всё произошло. Её лицо, как и у всех Провидиц в такие мгновения, исказилось от страха, и девушка едва ли не рухнула на колени – а, нет, упала, и Бейбарсов отчётливо видел это в коротких записях, которые мог видеть, - и всё пронеслось у неё перед глазами, вот только дело совершенно в другом.

Она видела себя.

Как любая Провидица, Гроттер не могла видеть себя. Глеб же прекрасно понимал – она видела смерть Жикина.

А не должна была это видеть.

Вызывая в голографическую реальность изображение того самого круга, который он практически выучил наизусть, Глеб внимательно рассматривал каждого из участников, внимательно высматривая слабые места. Он был уверен – многие из них просто не способны сделать хотя бы что-то. Он уже видел тех, кто умрёт ещё в самом первом раунде – осознавал, кто будет более кровожаден и кто не сможет выдержать и прожить хотя бы немного больше.

С усмешкой вспомнив о том, что выживут только четверо, если не меньше, он попытался определить победителя. Интересно, кто? Может быть, этот слишком болтливый комментатор, его девушка, фиолетововолосая телеведущая?

Может быть, эта странная рыжая?

Многие его раздражали – Глеб уже намечал определённых жертв, которых хотел бы убить – взгляд то и дело цеплялся за новых людей, которые непреодолимо раздражали его и заставляли кривиться от чего-то подобного ненависти. Может быть, всё это отвратительно для кого-то, но Бейбарсов не мог сдержаться и не представлять то, как именно будут умирать эти люди, с какими криками и мольбами на устах они покинут этот мир.

В “Тибидохсе” никто никого не щадит…

Особенно их.

Бейбарсов с презрением смотрел на тех людей, которые и разрушили весь их хороший, приятный маленький мирок и породили чудовище – сотворили “Тибидохс” своими руками. Он сначала даже и не думал о том, что будет кого-то из участников и вовсе ненавидеть, но сейчас, сжимая руки в кулаки и непроизвольно кривясь, выровнялся, внимательно глядя в добрые на первый взгляд, светлые, серовато-голубые глаза старика с огромной бородой и цветными усами, а так же его спутницу с рыжими волосами-змеями.

Первые учредители.

Казалось бы, кому ненавидеть систему? Возможно, участникам и их родителям, но ведь явно не тому, кто сам наблюдает за всем этим изнутри.

Вот только Бейбарсов никак не мог простить то, что успел уже потерять на этих играх. Раньше это казалось просто жутким представлением, но с каждым разом он чувствовал смерть всё более и более отчётливо, а ещё – мог сказать, что она существовала. Он соприкасался со смертью уже миллионы раз и прекрасно знал, кого имеет полное право ненавидеть.

Этот человек был чудовищем.

Глеб помнил всё – у некромагов очень хорошая память. А самое главное, перед глазами то и дело всплывали картины первых убийств, первых игр, которые раз за разом просматривал когда-то давно.

Он помнил, кто там умирал.

Смешно наблюдать за тем, как твои родственники, знакомые, в прошлом – друзья превращаются в кровавых убийц и уничтожают тех, кто раньше тоже казался им такими же друзьями или дорогими людьми.

Бейбарсов невольно представил себе смерть проклятого Сарданапала – человека, которого он ненавидел больше всего на свете, куда больше, чем Чуму и каждого из участников, которые ещё имели определённый шанс победить на проклятых играх. Он помнил уже каждую черту ненавистного лица с длинными усами и бородой, знал, что именно этот добрый на вид старик и породил адскую машину, которая уничтожала людей раз за разом, разрушая все правила и воссоздавая новых чудовищ, которые сломленными куклами, марионетками Чумы выходили из ненавистной игры и давали первые трещины в тот же миг, когда впервые ставали на нормальную, не слишком кровавую землю.