Нарисуй узоры болью...

…Девушка не могла даже утверждать, что Бейбарсов поцеловал её первым. Просто прикосновения его рук сейчас были до такой степени необходимы, что она буквально сходила с ума.

Она выскользнула из его рук тогда, когда было уже слишком поздно. Бейбарсов лишь проводил её равнодушным взглядом, пожимая равнодушно плечами, словно позволяя уйти.

– У меня сейчас будет видение, - выдохнула вона. – Надо… Пойти хотя бы в ванную… Если буду кричать – не трогай меня, ладно?

Глеб кивнул.

Ему, собственно говоря, сейчас было даже наплевать на то, что с нею случится, но Бейбарсов не стал сообщать ничего в подобном тоне.

Ей просто было холодно и плохо.

“Иван стоял напротив неё, полупрозрачный и практически невидимый. Таня старалась не смотреть, но просто не могла ничего с собой поделать.

– Ты пришёл, - констатировала факт она.

– Да, - кивнул парень и протянул руку, пытаясь прикоснуться к ней. – Понимаешь… Я желал тебя добра.

– Ты меня столкнул вниз!

Иван кивнул.

Он не отрицал собственный грех, словно соглашаясь с тем, что вообще успел бы когда-либо натворить.

– Да, я тебя столкнул. Но я желал тебе только добра.

Таня рассмеялась.

Ей было до жути больно, но, тем не менее, Гроттер не хотела демонстрировать собственное отвратительное состояние и смотрела на Ивана потрясающе гордо.

Ей так хотелось, чтобы всё превратилось в ирреальное видение, а не было настолько спокойным и нормальным.

Скорее б отсюда уйти.

– Ты никогда меня не забудешь, - сообщил вдруг Валялкин. – Ты никогда не сможешь меня разлюбить, слышишь ты, чёрт возьми, или нет?!

Таня отступила.

– Ты никогда не сможешь меня разлюбить! – повторил в очередной раз упрямо Иван. – Ты никогда меня не забудешь!”

Она открыла глаза и шумно вдохнула воздух носом, пытаясь сделать с собой что-то и победить это отвратительное ощущение пустоты в груди.

…Бейбарсов продолжал сидеть на краю кровати, когда она наконец-то вернулась в спальню.

– Ждёшь всё ещё? – наконец-то тихо спросила Гроттер, пытаясь поплотнее завернуться в халат, который на себя натянула.

– Естественно. Как же я могу позволить даме уснуть без меня? – рассмеялся Бейбарсов, потянув её за руку и усадив рядом. – О… Я так понимаю, халат – единственный предмет одежды, который сейчас на тебе?

Гроттер нахмурилась и хотела было его прогнать, но вспомнила о крике Валялкина в её глупом видении.

Когда это случится, ей будет чем ответить.

…Она потянулась к Бейбарсову первой, прижимаясь к нему всем телом и скользя пальцами по пуговицам его рубашки.

Глеб, признаться, даже сначала не понял, что происходит, но, осознав, что девушка сегодня ни сопротивляться, ни кричать не сопротивляется, потянулся к поясу её халата, целуя Гроттер в губы.

Рыжеволосая обвила руками его шею, прижимаясь к Бейбарсову и пытаясь победить одиночество.

Сколько он уже тут, рядом с нею?

Неделю, две, месяц?

Она старалась об этом совершенно не думать и принимала всё так, как оно и было, без лишних криков и споров.

Бейбарсов толкнул её на кровать, нависая над девушкой и скользя ладонями по её бёдрам. Гроттер позволила себе расслабиться, впрочем, как-то непроизвольно готовясь к боли, которая была в прошлый раз.

Год, даже больше, прошло с того времени, а она никак не может совершенно ничего забыть.

Ничего не может.

Глеб поцеловал её в шею, после – мазнул губами по плечу, по тому тонкому следу от шрама, который ещё остался.

Таня содрогнулась от неожиданности, когда он вошёл в неё, и от боли, которая, впрочем, казалась не такой уж и сильной.

Гроттер сама не понимала, когда успела едва слышно вскрикнуть и даже тихонько застонала.

Было больно, но, впрочем, на сей раз уже не так и противно, к тому же, Бейбарсов ни к чему её не принуждал.

Она ведь сама пожелала, сама захотела, так что не стоило выдумывать себе лишние преграды для жизни.

Зачем?

Смысла никакого не было, и Таня предпочитала просто жить, а не думать о какой-то глупости, о боли, о…

Бейбарсов двигался в ней достаточно осторожно, обнимая за талию и каждый раз всё настойчивее и настойчивее целуя в губы, в шею, покрывая поцелуями плечи и ключицы. Таня пыталась расслабиться, как-то отвечать на его прикосновения и едва слышно вскрикивала на каждом толчке.

Ей было дурно, и голова немного покруживалась, но, тем не менее, не оставалось больше ничего, что могло бы заставить её выскользнуть из его горячих и уже практически родных рук.

Таня предпочитала молчать.

Гроттер, впрочем, едва слышно застонала в ответ на следующий толчок, выгибаясь в его руках.

Возможно, когда-то она привыкнет.

Когда Бейбарсов, отпустив её, позволив на мгновение выскользнуть из его рук, вдруг вновь прижал девушку к кровати, толкая её вновь на подушки и целуя ещё раз, Гроттер даже вскрикнула от неожиданности.

– Прекрати! – рассмеялась она, впрочем, не сопротивляясь и послушно переворачиваясь на живот.

Глеб прикасался губами к её плечам, после – поцеловал куда-то в затылок, и Гроттер хрипло застонала, чувствуя, как он ввёл в неё два пальца, осторожно двигая ими в девушке и словно прислушиваясь к её стонам.

…Гроттер трудно было вспомнить, что происходило между ними дальше – она просто дремала рядом с Бейбарсовым, периодически пытаясь проснуться, но, тем не менее, проваливаясь в сон.

Удивительно.

Гроттер сама понятия не имела, как ей было – хорошо или плохо, противно или, может быть, наоборот, приятно.

– Ты как?

Голос Бейбарсова звучал в темноте едва-едва слышно и хрипловато – Таня прикоснулась к светильнику и включила свет…

Чёрт.

– Видение, - выдохнула Гроттер, шумно дыша и покосившись на Бейбарсова, который лежал рядом и обнимал её за талию.

Дурацкий пушистый халат лежал где-то на полу, его рубашка оказалась каким-то образом на комоде.