Наши за границей

— Ви? Васъ? Мы сть хотимъ… Эссенъ… митагъ эссенъ, — говоритъ Глафира Семеновна.

Лакей упоминаетъ слово «телеграмма». Подходятъ двое мужчинъ, говорятъ лакею свою фамилію и занимаютъ мста за столомъ, на которыя разсчитывалъ Николай Ивановичъ.

— Что-жъ это такое! — негодуетъ Николай Ивановичъ. — Ждали, ждали ды, пріхали на станцію и сть не даютъ, не позволяютъ садиться! Однимъ можно за столъ садиться, а другимъ нельзя! Я такія-же деньги за проздъ плачу!

Лакей опять возражаетъ ему, упоминая про телеграмму. За столомъ, наконецъ, находится какой-то русскій. Видя, что двое его соотечественниковъ не могутъ понять, что отъ нихъ требуютъ, онъ старается разъяснить имъ.

— Здсь табльдотъ по заказу… Нужно было обдъ заране телеграммой заказать, — говоритъ онъ. — Вы изволили прислать сюда телеграмму съ дороги?

— Какъ телеграмму? Обдъ-то по телеграмм? Ну, порядки! Глаша! Слышишь? — обращается Николай Ивановичъ къ жен. — Очень вамъ благодаренъ, что объяснили, — говорить онъ русскому. — Но мы сть и пить хотимъ. Неужели-же здсь безъ телеграммы ничего ни състь, ни выпить нельзя?

— Вы по карт можете заказать. По карт что угодно…

— Эй! Прислужающій! Человкъ! Эссенъ! Что нибудь эссенъ скорй и биръ тринкенъ! — вопитъ Николай Ивановичъ. — Цвей порціи.

Появляется лакей, ведетъ его и супругу къ другому столу, отодвигаетъ для нихъ стулья и подаетъ карту.

— Гд тутъ карту разсматривать, братецъ ты мой! Давай дв котлеты или два бифштекса.

— Zwei Goteleten? O, ja… — отвчаетъ лакей и бжитъ за требуемымъ, но въ это время входитъ желзнодорожный сторожъ и произноситъ что-то по-нмецки, упоминая Берлинъ.

Пассажиры вскакиваютъ изъ за-стола и принимаются разсчитываться.

— Что-же это такое, Господи! Неужто-же поздъ отправляется? Вдь эдакъ не пивши, не вига узжать надо. Берлинъ? — спрашиваетъ онъ сторожа.

— Берлинъ, — отвчаетъ тотъ.

— Глаша! Бжимъ! А то опоздаемъ!

Мужъ и жена вскакиваютъ изъ-за стола. Появляется лакей съ двумя котлетами.

— Некогда, некогда! — кричитъ ему Николай Ивановичъ. — Давай скорй эти дв котлеты. Мы съ собою возьмемъ… Клади въ носовой платокъ… Вотъ такъ… Глаша! Тащи со стола хлба… Въ вагон подимъ. Человкъ! Меншъ! Получай… Вотъ дв полтины… Мало? Вотъ еще третья. Глаша. Скорй, а то опоздаемъ. Ну, порядки!..

Мужъ и жена бгутъ изъ буфета.

— Николай Иванычъ! Николай Иванычъ! У меня юбка сваливается! — говоритъ на бгу жена.

— Не до юбокъ тутъ, матушка. Бги!

Они выбжали изъ буфета, бросились къ позду и вскочили въ вагонъ.

V

Глаша! Гд-же наши подушки, гд-же наши саквояжи? — воскликнулъ Николай Ивановичъ, очутившись вмст съ женой въ вагон. — Боже мой, украли!.. Неужто украли? — всплеснула руками Глафира Семеновна. — Или украли, или мы не въ тотъ вагонъ сли. Такъ и есть, не въ тотъ вагонъ. Тотъ вагонъ былъ съ срой, а этотъ съ какой-то рыжей обивкой. Выходи скорй, выскакивай!

Николай Ивановичъ бросился къ запертымъ снаружи дверямъ купэ, быстро отворилъ окно и закричалъ:

— Эй, херъ, херъ…херъ кондукторъ… Отворите… Мы не въ тотъ вагонъ попали!

Но поздъ уже тронулся и быстро ускорялъ свой ходъ. На крикъ никто не обратилъ вниманія.

— Что-же это такое? Какъ намъ быть безъ подушекъ и безъ саквояжей! Въ саквояж у меня булки, сыръ и икра. Ни прилечь, ни поужинать будетъ нечмъ. Вдь этихъ двухъ котлетъ, что мы со станціи захватили, для насъ мало. Да и какія это котлеты!… Это даже и не котлеты… Он до того малы, что ихъ дв на ладонь уложишь, — вопіяла Глафира Семеновна.

— Не кричи, не кричи… На слдующей станціи пересядемъ въ свой вагонъ, — уговаривалъ ее Николай Ивановичъ. — Отыщемъ и пересядемъ.

— Какъ тутъ перессть! Какъ тутъ вагонъ отыскивать, ежели поздъ больше двухъ минутъ и на станціи не стоитъ! Только выскочишь, а поздъ ужъ и опять въ путь… Къ тому-же, теперь вечеръ, а не день. Гд тутъ отыскивать?

Какой-то нмецъ въ войлочной шапк, сидвшій съ ними въ купэ, видя ихъ безпокойство, спросилъ ихъ что-то по-нмецки, но они не поняли и только вытаращили глаза. Нмецъ повторилъ вопросъ и прибавилъ слово «Гамбургъ».

— Постой… Мы даже, кажется, не въ тотъ поздъ сли. Нмецъ что-то про Гамбургъ толкуетъ, — испуганно проговорила Глафира Семеновна, обращаясь въ мужу.

— Да что ты… Вотъ уха-то! Спроси-же его, куда мы демъ. Вдь можешь-же ты хоть про это-то спросить?! Вдь ты все-таки чему-же нибудь училась въ пансіон.

Испугъ придалъ Глафир Семеновн энергіи. Она подумала, сложила кой-какъ въ ум нмецкую фразу и задала вопросъ нмцу:

— Инъ Берлинъ виръ фаренъ? Берлинъ этотъ вагонъ?

— Nein, Madame, wir fahren nach Gamburg.

— Какъ нахъ Гамбургъ? А Берлинъ?

Нмецъ отрицательно покачалъ головой и опять что-то пробормоталъ по-нмецки.

— Да-конечно-же, не въ томъ позд демъ, — чуть не сквозь слезы сказала Глафира Семеновна.

Николай Ивановичъ досадливо почесалъ затылокъ.

— Ну, переплетъ! Бда безъ языка!.. — вырвалось у Николая Ивановича.

— Въ Гамбургъ, въ Гамбургъ демъ… въ Гамбургъ, — твердила Глафира Семеновва.

— Да спроси ты у нмца-то поосновательне. Можетъ быть, поздъ-то гамбургскій, а Берлинъ по дорог будетъ.

— Какъ я спрошу, ежели я не умю! Спрашивай самъ.

— Чему-же ты училась въ пансіон!

— А ты чему учился у своихъ нмцевъ-колонистовъ и чухонцевъ?

— Я учился въ лавк, продавая парусину, желзо и веревки. За меня въ пансіонъ разнымъ мадамамъ денегъ не платили. Я счетъ по-нмецки знаю, хмельныя слова знаю.

— Ты хмельныя, а я комнатныя. Про позда насъ ничего не учили.

Супруги уже начали ссориться, размахивая руками, но, наконецъ, Николай Ивановичъ плюнулъ, оттолкнулъ отъ себя жену, подслъ съ нмцу и показалъ ему свои проздные билеты. Нмецъ посмотрлъ ихъ и опять отрицательно покачалъ головой.

— Nein. Das ist hicht was. Die guhrfarten find nach Berlin, aber wir fahren nach Gamburg.

— Да Берлинъ-то будетъ по дорог, или нтъ? Вотъ что я васъ спрашиваю! — раздраженно крикнулъ Николай Ивановичъ. — Ну, можетъ быть такъ, что сначала Берлинъ, а нахеръ Гамбургъ или сначала Гамбургъ, а нахеръ Берлинъ. Нихтъ ферштейнъ?

— ?a, jа… ich verstehe… Berlin ist dort und Gamburg ist dort. Von Dirsghau sind zwei Zweigen.

Нмецъ показалъ жестами въ дв противоположныя стороны.

— Здравствуйте! Даже не въ ту сторону и демъ-то! — отскочилъ отъ нмца Николай Ивановичъ, понявъ, что по дорог не будетъ Берлина, и набросился на жену:- А все ты съ своими поправленіями въ женской уборной. Все это черезъ тебя мы перепутались… «Мн нужно поправиться! Мн нужно поправиться!» Вотъ и поправилась. Въ Гаибургъ вмсто Берлина демъ. На кой шутъ, спрашивается, намъ этотъ Гамбургъ, ежели мы черезъ Берлинъ въ Парижъ демъ? Нмецъ показываетъ, что Берлинъ-то вонъ тамъ, а насъ эво куда относитъ.