Наши за границей

— Говоритъ красно, а поди разбери, что онъ такое бормочетъ! — сказалъ Николай Ивановичъ жен. — Понимаешь что-нибудь, Глаша?

— Въ томъ-то и дло, что мало. А очень жаль. То-есть названія церквей то и улицъ я понимаю. Вотъ сейчасъ прозжали мимо биржи, на которой проигрался маркизъ де-Клермонъ.

— Какой-такой маркизъ Клермонъ?

— А это изъ одного романа. Помнишь, я теб читала?

— Тьфу ты пропасть! А я думалъ, какой-нибудь настоящій.

— Онъ проигрался и потомъ сдлался чистильщикомъ сапогъ. Да вдь ты и самъ, кажется, читалъ?

— Могу-ли я все упомнить. Ты знаешь мое чтеніе. Лягу на диванъ раскрою книгу, а черезъ минуту ужъ и сплю. Для меня читать, такъ это все равно, что сонныя капли.

— Ну, а я все помню, что читала. Потому-то вотъ вс улицы Парижа для меня и интересны, что он во французскихъ романахъ описываются. Изъ-за того-то я и въ Латинскій кварталъ ду, что по романамъ вс тамошнія мста наизусть знаю.

Възжали въ Латинскій кварталъ. Извозчикъ обернулся и сказалъ по-французски.

— Вотъ что называется Латинскимъ кварталомъ.

— Да, да… Вотъ и на улицахъ ужъ не такъ много народа, какъ въ центр города, — проговорила Глафира Семеновна, съ любопытствомъ смотря направо и налво… — Мерси, коше, мерси… Здсь вдь студенты, гризетки, разныя работницы, цвточницы живутъ, — обратилась она къ Николаю Ивановичу.

— Гм… Такъ.. — Николай Ивановичъ звнулъ.

— Неужели тебя это не интересуетъ, Николя? А мн такъ это въ сто разъ интересне выставки.

— Boulevard St.-Michel! — возгласилъ извозчикъ, когда они въхали на широкую улицу.

— Ахъ, вотъ онъ бульваръ-то Сенъ-Мишель, — воскликнула Глафира Семеновна. — Ну, я его такимъ и воображала. Совсмъ Большой проспектъ на Васильевскомъ острову. Вдь о бульвар Мишель сколько пишутъ. Страсть! Вотъ тутъ блошвейка Клотильда познакомилась съ медикомъ Малине. И, наврное, гд-нибудь тутъ есть тотъ ресторанчикъ, гд они въ первый разъ завтракали. Тетка Пате этотъ ресторанчикъ держитъ. Видишь, я все помню.

— Бредишь ты, кажегся.

— Да нтъ-же, нтъ… Тамъ даже подробное описаніе было. У входа висли часы, a надъ часами оленьи рога… Вотъ ежели-бы зайти, то я сейчасъ узнала-бы этотъ ресторанчикъ по описанію.

Николай Ивановичъ встрепенулся.

— Что-жъ, давай, зайдемъ… Краснаго вина я выпью съ удовольствіемъ. Извозчику можно также поднести.

— Да погоди, нужно сначала разыскать этотъ ресторанъ. Коше. Ву саве y э ресторанъ де тантъ Пате? — спросила Глафира Семеновна извозчика.

— Quel num'ero, madame? — обратился тотъ къ ней въ свою очередь.

— Нумеръ дома спрашиваетъ… Почемъ я знаю! Же не ce па.

— Alors il faut chercher. C'est un restaurant russe?

— Какъ рюссъ? Франсе. Эта тетка Пате описана, какъ самая добрая женщина. Когда съ Клотильдой случился грхъ и она родила ребенка, то Пате призрла этого ребенка и вскормила на козьемъ молок. A Клотильда была больна и лежала въ клиник. Видишь, я все помню.

— Boulevard St.-Germain! — указалъ бичомъ извозчикъ.

— И бульваръ Сенъ-Жерменъ отлично помню. Тутъ жилъ въ мансард этотъ самый…

— Да брось…

— Нтъ, зачмъ-же бросать! Это пріятно вспоминать. Онъ былъ въ аптек приказчикомъ.

— La rue des Ecoles. La rue St.-Jacques, — показывалъ извозчикъ.

— Все, все помню… Вс мста знакомыя…

— C'est la Sarbonne..

— Ахъ, Сорбона! Вотъ она Сорбона-то! — Николай Иванычъ, смотри Сорбону. Тутъ и Жозефъ тутъ и Лазаръ учились. Вотъ, вотъ… Здсь-то у букиниста и нашли они рукопись шестнадцатаго столтія, по которой Жозефъ оказался потомкомъ герцога Овре и полнымъ наслдникомъ всхъ его милліоновъ.

— Гм… Гм… Такъ. А только это, душечка, совсмъ не интересно.

— Да какъ-же не интересно-то, ежели кто читалъ.

— А я не читалъ. Да и вообще въ романахъ все враки.

— Враки? А вотъ посмотри, у желзной ршетки разложены книги и букинистъ стоитъ. Такъ и въ роман стояло. Стало быть, это правда, а не враки. Видишь букиниста?

— Ну, ладно, ладно. Ты вотъ ресторанчикъ-то хотла разыскать, такъ давай разыскивать.

— Ахъ, теб только-бы до ресторана-то до рваться. И какой-ты ненасытный!

— Дура, да вдь я для тебя-же. Ты хотла.

— Coll`ege de France… — указалъ извозчикъ на зданіе.

— И коллежъ де Франсъ отлично помню. Вотъ тутъ должна быть тоже одна таверна подъ названіемъ «Рогъ изобилія». Вотъ, вотъ… Наврное эта, — оживилась Глафира Семеновна, указывая на грязненькій ресторанъ, около котораго стояли двое въ срыхъ блузахъ и черныхъ шляпахъ.

— Такъ зайдемъ. Что-жъ ты такъ-то, — сказалъ Николай Ивановичъ.

— И зашла-бы, потому что здсь рзчикъ Каро проигралъ въ кости свою жену художнику Брюле, но я не знаю, та-ли эта таверна.

— Такъ спроси. Спроси у извозчика.

— II спросила-бы, но не знаю, какъ по-французски рогъ изобилія. Коше! Коше! Команъ онъ номъ сетъ тавернъ? — обратилась Глафира Семеновна къ извозчику.

— Connais pas, madame… Mais si vous voulez visiter un restaurant o`u il y a une dame, qui parle russe, alors-voil`a.

Извозчикъ указалъ на ресторанчикъ на другой сторон улицы.

— Что онъ говоритъ? — спросилъ жену Николай Ивановичъ.

— Да вотъ указываетъ на ресторанъ, гд есть какая-то дама, которая говоритъ по-русски.

— Непремнно надо зайти. Что-же ты не велишь остановиться? Француженка эта дама?

— Коше! Се тюнь дамъ франсе, ки парль рюссь? спросила Глафира Семеновна.

— Oui, oui, madame… Elle а 'et'e `a St-P'etersbourg…

— Да, да, француженка, но бывалая въ Петербург.

— Отлично. Коше! Стой! Стой!

— Коше! Арете! Иль фо вуаръ сетъ дамъ.

Извозчикъ стегнулъ бичомъ лошадь и подъхалъ къ невзрачному ресторанчику.

LXVI

Ресторанчикъ, въ который вошли супруги, былъ самый невзрачный ресторанчикъ. Его скоре можно было назвать винной лавкой, гд, впрочемъ, кром вина продавались хлбъ, яйца, редиска и рдька, которые и лежали на мраморномъ прилавк вмст съ жестяными воронками, служащими для наливанія вина въ бутылки. За прилавкомъ стояла сильно расползшаяся толстая пожилая женщина въ высокой гребенк съ жемчужными бусами въ волосахъ. Женщина была громаднаго роста, брюнетка, съ дугообразными черными бровями, очевидно подкрашенными, и съ маленькими усиками надъ верхней губой. Мясистыя руки ея съ жирными пальцами въ дешевыхъ кольцахъ едва сходились на живот. Затянутая въ корсетъ грудь представляла цлую гору. Женщина была одта въ черное шерстяное платье. У прилавка стояли два тощіе французика въ потертыхъ пиджакахъ — одинъ съ тараканьими усами, другой съ козлиной бородкой — и любезничали съ женщиной. Ресторанчикъ состоялъ всего только изъ одной комнаты съ грязнымъ поломъ, на которомъ валялись объдки редиски, яичная скорлупа. На стнахъ висли плохія литографіи въ старыхъ, засиженныхъ мухами деревянныхъ рамахъ и даже были просто налплены дешевенькія народныя картинки въ яркихъ краскахъ, изображающія разстрливаніе слона во время осады Парижа, карту Европы въ лицахъ, гд на мст Россіи лежитъ громадный медвдь, a на мст Германіи прусская каска со штыкомъ, и т. и. Пахло виномъ. Столиковъ въ ресторанчик было нсколько, но постители сидли только за двумя столами. За однимъ два француза, снявъ сюртуки, играли въ домино, за другимъ одинокій поститель въ высокой французской фуражк, имя передъ собою бутылку съ виномъ, внимательно читалъ «Petit Journal». Изъ прислуги была всего только одна двушка, очень молоденькая, въ клеенчатомъ передник и съ сумочкой y пояса. Войдя въ ресторанчикъ, Глафира Семеновна даже попятилась.