Наши за границей

— Это-то есть. Но позволь. Какъ-же узжать сегодня, ежели я еще денегъ не получилъ?

— Съ кого? Какихъ денегъ?

— Да съ земляка, съ которымъ мы познакомились въ театр Эденъ. Я забылъ теб сказать, что онъ занялъ у меня триста французскихъ четвертаковъ на одинъ день, общался вчера ихъ принести — и вотъ…

Николай Ивановичъ выговорилъ это, понизивъ голосъ, но Глафира Семеновна воскликнула:

— Вотъ дуракъ-то! Видали вы дурака-то! Даетъ первому встрчному по триста франковъ! Ну, оттого-то онъ къ намъ вчера и не явился, не явился и сегодня. Что онъ за дуракъ.

— Нельзя-же было, Глаша, не дать. Цлый день провели душа въ душу.

— Все равно, демъ сегодня. Что съ воза упало, то пропало.

— Но платья и вещи твои, заказанныя въ Луврскомъ магазин?

— Вотъ они, — указала Глафира Семеновна на картонки. — Пока ты спалъ, я създила за ними и магазинъ и привезла. Сбирайтесь хать. Да заплатите корридорнымъ, которые васъ сегодня утромъ втаскивали подъ руки въ номеръ. A тому французу, который васъ привезъ сюда въ карет, я заплатила и за карету, и за какую-то его шляпу, которую вы сорвали y него съ головы и бросили въ Сену.

Николай Ивановичъ вздохнулъ.

— Вотъ такъ фунтъ! Да неужели я былъ такъ пьянъ?

— Слово «мама» не выговаривалъ. Потомъ вы внизу y насъ въ гостинниц какое-то зеркало бутылкой разбили, такъ и за него надо заплатить.

— Господи Боже мой! — ужаснулся Николай Ивановичъ, покрутилъ головой и съ жадностью началъ пить холодную воду, наливъ ее въ стаканъ изъ графина.

LXXI

— Что-жъ вы истуканомъ-то стоите и, какъ гусь, съ одного воду глотаете! — крикнула на Николая Ивановича Глафира Семеновна. — Звоните, требуйте счетъ изъ гостинницы и разсчитывайтесь. Я не шучу, что мы сегодня вечеромъ узжаемъ.

— Сейчасъ, ангелъ мой, сейчасъ, — робко отвчалъ тотъ. — Вдь я только что всталъ, надо попить чайку и сообразить немного. Наонецъ вдь и ты, я думаю, хочешь пообдать.

Ему было очень неловко смотрть въ глаза жен, онъ съ удовольствіемъ-бы куда-нибудь спрятался съ ея глазъ, но вотъ бда: комната была всего только одна, и спрятаться было некуда, кром какъ на кровать за альковъ, а лежать ему не хотлось. Онъ закурилъ папироску и слъ на диванъ передъ круглымъ столомъ. И опять раздался возгласъ супруги

— Чего-жъ вы разслись-то! Кипятите-же себ воду и заваривайте чай, ежели хотите пить чай. Да скоре. И таганъ, и чайники мн нужно убирать въ дорожный сундукъ. Вдь это наши вещи, не оставлять-же ихъ здсь.

— Голубушка, сдлай ужъ мн сама чай. Я къ этому какъ-то неспособенъ. Да и не мужское это дло.

— Такъ, такъ. А мужское дло, стало быть, шляться ночью по разнымъ вертепамъ и обниматься со всякими встрчными мерзавками! Я и укладывайся, я и чай приготовляй.

— Ну, полно, брось. За твою доброту я теб какой хочешь подарокъ сдлаю. Вотъ въ обратный путь подемъ, по дорог остановимся гд-нибудь, и что хочешь себ покупай.

Глафира Семеновна слегка улыбнулась.

— Скажите, пожалуйста, какая Лиса Патрикевна! — сказала она. — Да вотъ еще что знайте… Старой доргой обратно я ни за что не поду, до того она мн опротивла, когда мы путались по разнымъ Диршау и Кенигсбергамъ. Это значитъ опять нигд ни попить, ни пость безъ телеграммы. Нмецкая путаница мн до смерти надола. Есть другая дорога. Я встртилась сегодня въ Луврскомъ магазин съ одной русской дамой, и она мн сказала и даже на записк написала. Мы подемъ черезъ Швейцарію на Вну и изъ Вны прямо въ Петербургъ. Вотъ записка. Садиться въ вагонъ надо на Ліонской желзной дорог и братъ билеты до Женевы, а изъ Женевы до Вны и оттуда прямо на Петербургъ.

— Какъ хочешь, милочка, какъ хочешь, такъ и подемъ, — согласился Николай Ивановичъ и, поймавъ руку жены, поцловалъ ее. — Только долженъ теб сказать, что ежели хочешь избжать нмцевъ, то вдь и въ Вен нмецъ.

— Все равно. Все-таки это другая дорога. А русская дама, съ которой я познакомилась, говоритъ, что эта дорога будетъ не въ примръ лучше и пріятне, что кондувторы набраны изъ братьевъ славянъ и даже по-русски понимаютъ. Дама также говоритъ, что прозжая мы увидимъ швейцарскія и тирольскія горы, а o швейцарскихъ горахъ я давно воображала. Я много, много читала про нихъ.

— Хорошо, хорошо.

Глафира Семеновна стала приготовлять чай.

— Зовите-же гарсона и требуйте, чтобы намъ дали что-нибудь пость. Надо торопиться. Я справилась. Поздъ идетъ въ семь часовъ вечера, а теперь ужъ три часа, — торопила она мужа.

Николай Ивановичъ, видя, что жена переложила гнвъ на милость, нсколько оживился, просіялъ и позвонилъ въ колокольчикъ. Явился корридорный въ войлочныхъ туфляхъ и бумажномъ колпак, остановился въ дверяхъ и улыбнулся, смотря на Николая Ивановича.

— Ca va bien, monsieur? — спросилъ онъ, подмигивая ему, и, указывая на расцарапанную свою руку, сказалъ:- C'est votre travail d'hier.

— Глаша! Что онъ говоритъ? — спросилъ Николай Ивановичъ.

— А вотъ указываетъ, какъ ты ему вчера руку расцарапалъ, когда онъ тебя вводилъ наверхъ Николая Явановича покоробило.,

— Ну, ну… Поди, и самъ обо что-нибудь расцарапался. Такъ закажи-же ему, что ты хочешь, — обратился онъ къ жен.

— Ну вулонъ манже, — сказала она корридорному.

— У насъ табльдотъ въ шесть часовъ, мадамъ, а завтракъ теперь уже кончился, — далъ отвтъ корридорный.

Оказалось, что ничего получить нельзя, такъ какъ по карт въ гостинниц не готовятъ, а приготовляютъ только два раза въ день въ извстные часы завтракъ и обдъ.

— Ну, гостинница! — воскликнула Глафира Семеновна. — Длать нечего, будемъ закусками и черствымъ жаркимъ питаться. У насъ есть остатки гуся и индйки отъ третьяго дня.

Она велла гарсону подать только сыру и хлба и прибавила:

— Алле и апортэ ну счетъ. Вотъ какъ счетъ по-французски — ршительно не знаю. Ну компренэ: счетъ? Счетъ. Комбьянъ ну девонъ пейэ пуръ ту? Ну партонъ ожурдюи.

— Ah, c'est l'addition de tout ее que vous devez. Oui, madame.

Корридорный исчезъ и явился съ сыромъ, хлбомъ и приборомъ для ды.

— Mal `a la t^ete? — спросилъ онъ Николая Ивааовича, видя, что тотъ потираетъ рукой лобъ и виски.- C'est toujours comme `ea, quand on prend beaucoup de vin le soir.

— Смотри-ка, до чего ты себя довелъ: слуга въ гостинниц и тотъ насмхается, что ты вчера былъ пьянъ, спрашиваетъ, не болитъ-ли у тебя голова, — сказала Глафира Семеновна.