Наследие Санторо

Бельфегор присвистнул — стилеты остались на подлокотниках, пройдя сквозь руки, оставив в них дыру агонизирующей боли. Но крик утонул в стене напротив. Хруст костей и вновь удар, ещё один. Занзас приложил его несколько раз с такой силой, что от носа осталось одно кровавое месиво. Бывший финансовый директор повернул голову, ловя воздух ртом, выплевывая осколки зубов вместе с кровавой слизью.

— Так что ты там говорил про чужаков? — давя разбитой щекой в стену, так невзначай напомнил Босс.

— О-она… Её убили. Алиса не обладала ни силой, никакими иными выдающимися качествами. Альберто притащил её в семью нищенкой, да ещё и с ребенком на руках. Всё было ничего, пока она была беременной Аделиной, и первые годы. Но потом ей немного начало сносить голову от больших денег в руках. Она засела в казино на играх. Стала играть в карты с большими шишками. И проигрывала. Колоссальные суммы. Долги росли, как и партии. Эти кошельки слетались на неё, зная её слабость. В итоге Альберто уже был не в силах покрыть её долги. Тогда кто-то её заказал. Её убили по заказу за неоплаченный долг. Знаете, такие изощренные убийства, когда ядовитое животное приручают к твоему запаху? В дом подбросили скорпиона, пропитанного какой-то дрянью. Её ужалил скорпион в собственной постели. Алиса умирала несколько дней в страшной агонии. Альберто пытался изготовить противоядие, но… уже было поздно. Аделине сказали, что Алиса тяжело заболела. Эту же версию бросили и другим. После этого Альберто немного съехал с катушек, заперся в своей лаборатории, а гербом семьи взял скорпиона, сказал, как в знак напоминания о собственной слабости: сила может обернуться против тебя самого. А тот мальчик…

Мужчина зашелся кашлем, Занзас откинул его на пол, надавив на изувеченную руку — вероятно, профилактическое средство для восстановления памяти. И сквозь очередной крик в сжатых обломками зубах, тот действительно вспомнил:

— Внебрачный сын Алисы какое-то время ещё жил в особняке, так как обладал пламенем Тумана, причём очень сильным, многие члены семьи в нём видели потенциал великого иллюзиониста, но Альберто боялся его, не зная, как контролировать этот потенциал, и отдал пацана в приют.

Казалось, что одна мысль промчалась вихрем у троих варийцев, Занзас и Скуало переглянулись, после чего Занзас задал следующий вопрос уже без мотивирующего пинка, но мужчина всё равно сжался.

— Имя пацана.

— Клянусь! Не помню! Знаю, только что он на два-три года старше дочки Альберто. — Мужчина пал ниц, скуля о пощаде, чтобы его отпустили. — Прошу вас, дайте мне уйти. Я исчезну. Варии ни к чему копаться в этом дерьме, оставленном Санторо, точно так же, как и Вонголе. Просто убейте ту девчонку, Аделину. Умрет она — и фамилия Санторо канет в Лету. Всё закончится. Это ведь она виновата в смерти Альберто. Если не будет ни Аделины, ни Фредерико, у похитителей не останется козырей, им нечем будет играть, и конфликт замнётся сам по себе. Не убивайте меня!

— О чём это ты? — в грубом басе прокатился зловещий смех, тут же смолкший. — Я бы никогда и не стал марать руки о такой ничтожный мусор, как ты.

Полный презрения и отвращения взгляд вишнёвых глаз пронзил словно стилеты, что отозвались невидимой болью на фантомных пальцах, лежащих на расстоянии вытянутой руки.

— Просто запомни перед смертью один простой урок: какая бы дерьмовая ни была твоя семья, какие тёрки и конфликты ни были бы внутри, все тайны уносятся в могилу, твою могилу, а не разглашаются при виде отрубленного пальца. Или такое слово как омерта тебе не знакомо?

— Что! Но я… рассказал это… чтобы…

— Патлатый, закончи.

Занзас уже направлялся на выход, когда Скуало вскинул меч над головой мужчины, что словно рыба открывал и закрывал рот, вытягивая руку с отсутствующими пальцами.

— Мог бы и не говорить, — усмехнулся капитан, и лезвие меча рубануло по шее, словно лезвие гильотины.

Всё стихло. Занзас вышел в коридор, несколько тел без сознания лежали по углам, пока Луссурия одним ударом колена отправил очередного не вовремя сунувшегося клиента.

Вышедший Скуало стряхнул кровь с меча, а Бел, не брезгуя уже засохшей кровью, довольно скалил маниакальную улыбку.

— Врой, Босс, как думаешь, этот пацан из рассказа…

— Да, уверен на все сто процентов, что это он гребаный клоун из коробки.

— На два-три года старше Аделины, ему где-то двадцать пять лет. Если вспомнить Франа в возрасте шести лет, каким он обладал потенциалом, и сейчас в одиннадцать… в двадцать пять лет иллюзионист такого уровня вполне способен в одиночку устроить резню.

— Найди информацию на этого малолетнего мстителя.

Дежуривший у лестницы Леви последовал за вереницей, что спокойно переступала через трупы, что оказались не в то время и не в том месте.

Мармон стоял в воздухе над входом, вскинув руки, невидимые мерцающие блики тумана играли в углах стен.

— Босс, вы закончили?

— Можем валить, ты всё устроил?

— Так точно, я превратил нас в представителей из клана наёмных убийц одной мелкой семейки, которая по информации от Вонголы и устроила взрыв автомобиля в Риме. Око за око. По крайней мере, именно такими нас запечатлели камеры видео наблюдения.

— Ши-ши-ши. Мармон крут и без кольца ада.

Спустившийся иллюзионист на такой комплимент нахохлился, молча направившись на выход.

Тишина. Аделина наслаждалась тишиной, поглотившей пентхаус. Она уже и забыла, каково это находиться одной в четырёх стенах. Хозяйкой собственной жизни, пускай и на такой до смешного короткий срок, пока Вария не вернётся. Аделина носилась по комнатам, как ребёнок, оставленный без присмотра родителей. С распахнутыми руками, прыгая по кроватям и диванам. Откупорила бутылку мартини, наполнила ванную благоухающей пеной, что набухла облачками, в которую Санторо прыгнула, оставив водянисто-мыльные следы своей шалости на напольной плитке. Забрыкала ногами и отпила мартини из бокала, вновь наполняя его золотистой жидкостью.

Но почему тогда в желаемой тишине ей вдруг стало одиноко? Никогда доселе не боясь одиночества, она вдруг почувствовала лёгкий укол. К шуму быстро привыкаешь.

Санторо откинула голову на бортик ванны.

Вспышка света отразилась снопом искр в васильковых глазах, устремивших взор в искусственно-неоновый свет лампы над ванной, точно такой же, что била искрами из разбитой лампы лаборатории её отца. Вода сменилась лижущими языками пламени, а клубничный аромат пены — чадом дыма, заполнившего заблокированную лабораторию.

Тот день, начало которого она уже и не помнила. Аделина Санторо, лелеемая прислугой и няньками, выросла без нормального понятия «любви» и «семейного тепла». Не зная материнской ласки, памятуя о матери лишь по оставшимся образам из раннего детства да оставшихся фотографий, единственный отпрыск Санторо не знала, что такое любящая семья, ведь отец жил своей лабораторией, сколько она себя помнила.

Но Аделина ни в чем не нуждалась. Как настоящая принцесса. В золотой клетке. Вдали от внешнего мира, где, как отец говорил, обитают лишь злые волки, жаждущие крови.