Наследие Санторо

— Что же, остаётся уповать на удачу и, как ты сказал, «Сопли Мармона», чтобы это ни значило. Одного трупа мне уже внизу хватает.

И тяжело вздохнув, провела ладонь от руки к груди, о которую бешено стучало сердце. Это было странно, чувствовать его сердцебиение, ведь порой Лине казалось, что этот человек его лишён, как и всех возможных чувств. В конце концов, способен ли предводитель профессиональных убийц, испытывать хоть что-то приближённое к естественным человеческим чувствам: любовь, сострадание, боль? Но сейчас смотря, как быстро движутся глазные яблоки под веками и хмурятся брови, ощущая тепло и стук сердца, Лина впервые посмотрела на него, как на человека, а не только как на убийцу, чертовски привлекательного убийцу. Который сейчас наверняка испытывает боль.

— Чувствую, что утром ты убьёшь меня как свидетеля своей минутной слабости, — горько усмехнулась Аделина, одёрнув руку. Полотенце на лбу высохло, Санторо устало побрела вновь смочить его в холодной воде, а когда накладывала обратно, услышала тихое, но заставившее сжаться всё внутри:

— Не убью.

Лина застыла, не в силах пошевелиться, смотря на смеженные веки, уголок губ дёрнулся в подобии улыбки, и чуть приоткрыв губы, Занзас закончил с едким смешком:

— Такому мусору, как ты, всё равно никто не поверит.

Санторо нервно улыбнулась, опустив полотенце, и больше не смея прикасаться к хоть и спящему, но держащему контроль, мужчине. Стоически борясь со сном, она просидела полночи, меняя то повязку, то охлаждающие компрессы, пока не вырубилась, упав рядом на кровати, сиротливо пристроившись под боком Занзаса.

Комментарий к Глава 8. «Nonedream» Меня еще помнят? А то я немножко обнаглела и забыла про фанфик на месяц. Но я снова в строю. Можно кинуть в меня тапок, я его заслужила.

====== Глава 9. «Мертвые чувства» ======

Что это? Ад? Крики эхом рокотали подобно грому, разрывающему небо. Но когда Занзас открыл глаза, то понял — кричала не преисподняя под ногами, а он, будучи замороженным в пламени посмертной воли. И крик этот, отравленный ненавистью и гневом, застыл на долгих восемь лет, повторяясь и повторяясь изо дня в день в замершем времени. Крик этот стал семенем разрушения его собственной души, отравленной ядом предательства.

Протянул руку к горячему льду — его личному аду. Вот оно как — так после смерти ему уготованы не языки пламени, не котел с варящимися грешниками? А пресловутая заморозка отца. Ему стало смешно, но смеяться он не мог, смех тонул в криках из глубины его души.

И тогда вся ярость, скопившаяся внутри, вырвалась одним ударом кулака по треснувшей мозаике надгробья, что рассыпалось мерцающими осколками. Скариани переступил через них, как переступал через весь мусор, попадающийся под ноги. Осколки прошелестели под стопами, из-под которых выступила кровь, почти что человеческая, но не его. Кровь — его стезя. Вместо света всегда освещала путь. Вот только простиралась она не сама по себе, а по его прихоти.

Двери из треклятого поместья старика привели на разбитую дорогу, устланную камнями. Вместо букета аромата цветов в лёгкие ударил смог пыли. Пыль была везде, она застилала глаза, но Занзас и не думал прикрыть их рукой, твёрдой непоколебимой походкой направляясь вперёд. Вот только куда? Он опустил взгляд на трупы, усеянные по обочине, очередное отребье, чьи лица он даже не пытался вспомнить. Эта воняющая прогнившая улица богом забытого квартала на периферии Рима, Скариани продолжал делать вид, что не помнит его. Зачем помнить такую незначительную вещь? Прогнившую и смрадную, бедную и никчемную.

Под ногами что-то хрустнуло — гниющая рука его сводного брата, ставшего кормом падальщика, в другой стороне ещё один названый родственник — мусор. Мусор, который даже не достоин того, чтобы вспомнить, как именно он их устранил. Он просто смёл их как сор.

— Отребье, отбросы, мусор, меня тошнит от вас и этого места, — из-за песка в горле, что отдавался горечью на кончике языка, голос скрипел.

— Мусор?! Серьезно? А может ты называешь всех мусором, потому что сам мусор? — низкий вульгарный гогот донёсся будто из его груди, но он был женским и теперь скрипел в стороне.

Она была таким же отребьем, в поношенных шмотках, с выцветавшими сальными волосами, изо рта, когда она целовала его в лоб перед сном, всегда несло сигаретами и чужими мужиками.

— Пошла вон, старая шлюха.

— Так ты разговариваешь с родной матерью? Я рожала в муках и воспитывала тебя пять лет! А что получила взамен? Стоило тебя отмыть, как ты забыл про меня. Выкинул меня как мусор, верно?

— Завались и свали.

— Ты ведь даже не его сын, — захохотала она, цепляясь разодранными пальцами, которые он пытался скинуть со своего плеча. — Ты никчемный ублюдок. Без рода и фамилии, я нагуляла тебя за углом очередного кабака. Я даже не знаю, кто твой отец! Может, это убийца? Или свинопас? Или мясник из соседней лавки? Ахахахах, сын мясника — босс Варии, вот потеха. Мусор, мусор, ты такое жалкое отребье, поднявшееся из грязи в князи, вот только в этой же грязи и остался. Какое жалкое зрелище.

— Завались, старая шалава! — Он ударил её со всей силой скопившегося гнева, но рука прошла сквозь воздух. И он лишь плюнул в её сторону, перешагнув через очередной скрюченный труп.

— Жалкое отребье! Ты всего лишь сменил грязь на кровь, ты ни капли не изменился! — слова утопали с каждым шагом.

— Синьор Занзас, — очередной женский голос, но на этот раз не невротический, а спокойный, почти что уставший.

Она шла сбоку от него, пытаясь подстроиться под его шаг, идя боком. В синем платье со свадьбы в засохших кровавых пятнах, лицо изрисовано царапинами и ссадинами.

— Синьор Занзас, пожалуйста, вернитесь, нам нужно найти Наследие Санторо.

— Засунь это Наследие в задницу мусорного босса Вонголы.

Но Аделина покачала головой, упрямо идя рядом.

— Но мне нужна именно ваша помощь. Вонгола не справится.

— Ещё бы она справилась, — сардонически осклабился Занзас. — Если бы Вонгола была в моих руках, этого бы никогда не произошло.

— Именно поэтому вы нужны Вонголе, вы её карающий меч. Без меча воин может продержаться на арене, но не выжить.

Занзас молчал, впереди тлела в ярком свете ветхая хибарка. Какая ирония, откуда он пришел никем — туда он и вернулся обратно. И в этом состоит треклятый смысл жизни? Вернуться к отправной точке?

— Пожалуйста, Занзас, вам нужно вернуться.

— Заткнись, женщина! — он прогнал мираж тем же ударом, наслаждаясь заигравшей тишиной.

Две ступеньки вверх, и он будет дома.

— Вро-о-ой! Чёртов босс! — крик патлатого оглушил в самое ухо отрезвляющей пощечиной, он так и застыл перед входом, пока Скуало размахивая руками и восклицая угрозы, продолжал кричать: — Поднимай уже свою задницу, чёртов босс! Заебал отсыпаться, сколько можно скидывать на меня всю работу? Проснись уже, заправься виски и вали домой.

— Домой? — на удивление спокойно переспросил Скариани.

— Врой, бля. Домой! Или думал спихнуть на меня это не доросшее Десятое поколение с играющими гормонами вместо извилин?!

Ветхий домик отдалялся. Или же отдалялся сам Занзас? Единственное, что он знал, что не собирается больше возвращаться на эту свалку. Он даже не удостоил взглядом мелькающие трупы. Мусор никогда не был достоин его внимания.

Песок больше не душил его, но лёгкие наполнились душным воздухом. Едва разомкнув веки, Босс Варии встретился с потрескавшимся потолком из длинных узоров.