Наследие Санторо
Шрифт:
— Деньги, деньги, давайте продадим Санторо в цирк. — Аделина, водрузив на макушку покрывало, что в её понимании должно было заменить любимую накидку Мармона, семенила из угла в угол, жадно потирая руки. Но скинув надоевший образ, Аделина вытащила из-под кровати старую коробку и, судорожно порывшись в тайном ларце, зачесала копну непослушных волос вперёд на лицо и нацепила на макушку корону. — Я его высочество Бельфегор, ши-ши-ши, из никому не известного царства за тридевять земель, поклоняйтесь или будете расчленены.
И сорвав пыльную корону, взметнула красной копной назад, резко вскинув рукой в сторону.
— ВРОООЙ!
И зайдясь кашлем, поняв, что её голосовые связки на подобное не рассчитаны, упала на колени, страдальчески
— Ты говорил, что алкоголь — лучшее обезболивающее.
Занзас, будучи единственным зрителем дебюта пародий Аделины, расположился у изголовья кровати, покончив с ужином, и лениво потягивал из горлышка уже вторую бутылку виски. На страдания Санторо после порки он предложил уже излюбленное лекарство, от которого у Аделины на голодный желудок, мягко говоря, снесло крышу и с неведомо откуда взявшейся энергией, она поспорила, что сможет спародировать каждого, кого он ей назовет. Лучше всех у неё вышел сразу же Савада, при имени которого Санторо тут же вжилась в роль, подскочив с фирменным криком: «И-и-и».
— Ну можно мне теперь поужинать? Я просто уверена, что та вторая тарелка предназначалась для меня, — еле ворочая языком, Аделина поползла по кровати в сторону прикроватной тумбы, перегнувшись через Скариани, на что получила ударом в позвоночник и упала на колени босса.
— А меня слабо спародировать?
Аделина проворчала нечто нечленораздельное.
— А разве то, что я уже пьяная, не является пародией? — устало зевнув, упершись щекой в ногу мужчины, Аделина упрямо тянула руку к тарелке.
— Ты похожа на пьяную выпускницу, впервые дорвавшуюся до алкоголя. — Занзас потянул Аделину за кофту вверх, заставляя сесть на колени. Санторо, потирая слипающиеся глаза, приняла протянутую бутылку и снова отпила из горла. — Учись пить, иначе споит тебя злобный мафиози и воспользуется тобой.
— А кое-кому меня даже спаивать не нужно, чтобы издеваться. И вообще, это что-то вроде последнего наставления в путь-дорогу?
— Я всё ещё жду от тебя заключительного номера. — Скариани растянул губы скорее в оскале, чем в улыбке, и подцепил с тарелки смачный зажаренный кусок ягнёнка.
Тяжко вздохнув, собравшись с силами, Аделина заключила всё возможное презрение в одно слово с грубыми нотками сарказма:
— Мусор.
Занзас потешаясь, едва сдерживая хриплый смех, протянул заслуженную порцию.
— Когда мы найдем Наследие, то… что будет дальше? — Санторо снедал этот вопрос последние дни, но на трезвую голову она никогда не отважилась бы его задать.
— Что ты хочешь от меня услышать? «Приезжай в Варию в гости на выходные»? — Занзас скривился, взболтнув плескавшийся на дне алкоголь.
Аделина уткнулась взглядом в тарелку и грустно улыбнулась.
— Ну, может, открытки хоть на новый год будем друг другу посылать? Пойду, найду Луссурию, пусть залечит мне мою пятую точку, — покончив с ужином, Аделина вытянулась, скидывая алкогольное наваждение, и потянулась уже встать, но Занзас перехватил её за запястье. — М, что опять не так?
Аделине стало не по себе — то, как смотрел на неё сейчас Занзас, было совсем по-иному, не так, как раньше. Вроде и нет того презрения и ярости, пренебрежения, но все равно не по себе — мурашки пробегают по позвоночнику, стянутому похолодевшей кожей. Они смотрели друг на друга так, будто пытались что-то понять, запомнить, точно, ведь это быть может последняя ночь, которую она проведет с Варией. И больше никогда не увидит Занзаса. А даже если судьба и сведёт их вместе, то уж наверняка он и не будет о ней помнить, сотрёт как ненужный сор, задержавшийся в его жизни на несколько месяцев. И если это последний день, то может стоит высказать и спросить всё, что вертелось на языке. И робко дотронувшись до щеки Скариани, она задала вопрос, который вырвался сам из дрогнувших уст:
— Ты когда-нибудь любил?
В глубине терпко-винных глаза что-то неописуемое вспыхнуло в один миг и потухло,
Занзас непроизвольно дернулся назад, чуть запрокинув голову, уворачиваясь от ненужной ласки. Его рука сильнее сжалась на запястье Аделины, но Санторо упрямо провела кончиками пальцев по скуле. Пьяная дура, полностью потерявшая инстинкт самосохранения.— Ничего глупее напоследок не могла спросить? — голос Скариани немного охрип, будто в горло насыпали песка.
— Не могла, я же пьяная, что думаю, то и несу. — И поёрзав, отняла руку от лица босса, её качнуло в сторону, веки наливались свинцом и, не удержав равновесия, она лениво растянулась, пристроившись на коленях босса.
— А я вот никогда никого не любила, — в полусонном бреду, прошептала Санторо.
Не любила, — повторяла про себя Аделина, но не могла сказать то же с уверенностью в настоящем времени.
— Знаешь, возможно, я и правда чересчур пьяна, но если бы можно было голосовать за будущих боссов Вонголы, я бы отдала голос за тебя. Ты истинный босс мафии. Уж не знаю, комплимент это или нет…
Она засыпала, разморённая тяжелыми днями, усталостью и теплом. Скариани отпустил её запястье, сжал кулак, а разжав, точно сомневаясь в ядовитости к тому, к чему хотел прикоснуться, дотронулся до красных прядей. Лениво провёл по загривку, наблюдая за дрожащими ресницами.
— Никогда, — то ли ответ, то ли эхо уже сказанных слов. Занзас сжал кулак, в последний раз кончиками пальцев дотронувшись до бледной щеки. И аккуратно переложив Санторо на подушки, направился на выход.
Занзас спускался по лестнице, кажется, из гостиной доносились крики, маты, угрозы и восклицания, которые мёртвого бы подняли, не то, что босса. Когда Занзас вошёл в зал, то застал цирк на дому, лихорадку безумия. Хранители по жизни были отбитые, но такой дурдом он наблюдал впервые. Скуало в крови пинал обморочного Леви, что развалился пластом, раскинув руки и ноги звёздочкой. Неподалеку лежащий Бел с промокшей шевелюрой, то же вероятно в крови как и Скуало, закинул ногу на ногу и шипяще смеялся. Ещё один лежавший рядом мусор — Луссурия с почему-то обнажённым торсом, закинув руки за голову, смотрел, вероятно, в потолок как и Бел. Мармон носился из угла в угол, находясь сейчас явно не с ними, причитал и грозился наслать проклятие на всех: Саваду, Реборна, Санторо, помянул до пятого колена, да так из прострации и не вышел. Рядом стояли ведра с водой. К слову пол был мокрый.
— Мусор, какого хрена? — по-другому Скариани назвать увиденное не мог.
Скуало, оставив несчастного Леви в покое, рванул в сторону Луса и Бела и выставил руки вверх, новые капли крови запачкали макушку капитана.
Занзас подошёл ближе и зажёг пламя ярости, поднеся его к потолку, что-то капало, и, ударив сгустком пламени по воздуху, мужчина осветил кровоточащие на потолке буквы, но послание прочитать не успел.
— В этом гребаном доме ужасов Санторо сдохла вся проводка, мы ходим как ежики в тумане, собрали кучу пыли и паутины, синяков и шишек, гребаную карту с крестом, которая привела нас в одну из комнат, где нашли инструкцию для чайников, полить потолок, ещё раз вслушайся в это высказывание «полить потолок», чтоб узреть какую-то ебаную истину! Теперь вопрос, в кого Санторо такая ебанутая, по крайней мере окончательно решён. Когда мы его «полили», закапала кровь, отчего Леви и грохнулся в обморок. А теперь самое главное! — Прокричавший на одном дыхании Скуало рукой взмахнул в сторону Бела, который, лёжа на полу, как на пляже, продекламировал послание с потолка:
— «Пролитые кровь и слёзы на время откроют врата в душу мертвеца».
Суперби многозначительно развел руками, мол вот, и что теперь дальше.
— Никто ночью вас вылазками по Санторским аттракционом устраивать не заставляет. Как рассветёт, продолжите, — босс толкнул со звоном прокатившееся ведро.
— А если наведается родственник? Не логичнее закончить всё быстро?
— Смеешься, только его я и жду, — Занзас остановился, сжав кулак, искоса глянув на вздрогнувшего капитана. — Получим не только наследие, но и карточного ублюдка, не получится поймать — убейте. Стрелять, резать, бить на поражение.