Наследница огненных льдов

– Конечно, я заберу тебя отсюда, Унч, даже не сомневайся.

Однако сказать было проще, чем сделать.

Похититель хухморчика, что удерживал его в своём доме, оказался крайне упёртым и несговорчивым типом. Вистинг попробовал предложить ему три свежих заячьих шкурки в обмен на Унча, но тот только усмехнулся и сказал, что Унч за лето уже три кухлянки сшил, а за зиму ещё больше сошьёт.

История о нелёгкой судьбе потерявшегося духа очага так разжалобила Тэйми, что она предложила в обмен на него шкуру убитого ею барса. Унч при виде пятнистой шкуры вскрикнул и попытался спрятаться, Итулелю же ощупал мех и призадумался, а его жена напомнила, что комбинезон для её дочери до сих пор не сшит.

В итоге сделка свершилась: наглый пленитель хухморчиков получил в свои загребущие ручонки шкуру барса и обязался отпустить Унча, когда тот закончит обещанный пошив комбинезона. Брум вспомнил ночь, что мы вместе с ним провели в ясноморском доме старичка Ерхолевли и обещал помочь Унчу справиться с заданием до утра.

И это было бы очень кстати, ведь Вистинг намеревался выдвинуться в путь уже завтра. Он собрался вести нас на север в надежде, что по дороге мы обязательно встретим оленье стадо и яранги. Хорошо бы так оно и вышло, потому что ночевать в такой же жуткий мороз, как и сегодня, в обыкновенной палатке я бы не смогла.

Этой ночью в доме Велькутки мне пришлось снова делить спальное место с Вистингом. После утомительного дня охотничий азарт в нём не пропал, и первым делом за пологом я услышала от Вистинга тихое:

– Опять застудила свои нежные пальчики, когда ощипывала куропатку? Давай, согрею.

А дальше он принялся обдавать мои руки горячим дыханием, перемежая его поцелуями. Я и не заметила, как его губы переместились на мою шею, а потом заскользили выше.

– Остановитесь, – упёрла я ему в грудь согнутые в локтях руки. – Это может слишком далеко зайти.

– И непременно зайдёт. А пока всего лишь один поцелуй на ночь. Ну же, принцесса, всего один.

Я сдалась и доверилась его рукам и губам, и это было чудесно. Столько нежности и ласки в его прикосновениях, казалось, я утону в этих объятиях. И как же было тягостно осознать, что всё закончилось, а над самым ухом прозвучало:

– Спокойной ночи, принцесса.

– Спокойной ночи, – пришлось ответить мне.

Я прижалась щекой к его груди и вслушивалась в удары сердца. Стучит так же быстро, как и моё. Но что же это сердце скрывает? Любовь или мимолётное увлечение? Страсть или заботу? Вот бы разобраться во всём этом, вот бы узнать точный ответ. Но ведь так не бывает. Мне и самой стоит открыть своё сердце, чтобы всё для себя понять и больше не терзаться сомнениями. Но получится ли? Ведь всего один маленький шажочек остался до черты, после которой не будет возврата. Так осмелюсь ли я её перейти? Пусть грядущий день подскажет.

Глава 80

Унч с Брумом успели пошить комбинезон к восходу солнца, и теперь жадный Итулелю с кислым видом провожал взглядом хухморчиков, когда они выбрались из его дома и побрели к нашим нартам. Голубоглазый пёс Тармо увязался следом за Унчем, и вскоре стало понятно, что он с ним расставаться не намерен. Ещё рванёт за нами, а Итулелю обвинит нас в воровстве его собаки.

– Шела, – пропищал мне Унч, – мы с Тармо так сдружились, так друг к другу привыкли. Он меня защищает и подкармливает, а ему ремешки застёгиваю и массаж делаю. Как же он тут без меня останется? Ему грустно будет. И мне будет очень-очень грустно.

– Тоже бестолочь, – припечатал Брум, – собаку он себе завёл. Мало нам белых и волосатых обжор, теперь ещё свинорылый топтун.

Пришлось мне предложить хозяину пса те три заячьи шкурки, что вчера содрала с добычи Тэйми. Шкурки он взял, но тут же предупредил, что этого будет мало.

– Но у нас больше нет лишних шкур, – сообщила я.

– Зато я видел в вашей нарте завёрнутую тушу оленя. Мы рыбаки бедные, частенько зимой голодаем, а оленные пастухи с нами редко делятся. Вот бы хоть одну ножку попробовать.

Такое решение принять самостоятельно я не могла. Провизии у нас и так осталось немного, и с каждым днём она только убывала. Решение отдать кому-то оленью ногу может дорого нам обойтись уже через несколько дней.

Совещались вчетвером мы недолго. Тэйми сказала, что ездовой пёс, да ещё знающий Тюленьий остров, её упряжке очень даже не помешает, и сделка тут же свершилась.

Унч запряг Тармо в нарту и, чтобы пёс не волновался в новой стае, остался сидеть на его загривке, то и дело поглаживая шерсть. Так мы и двинулись в путь: вначале Тэйми с семью собачками, следом Вистинг с Эспином тянули грузовую нарту, рядом бежал Зоркий, постоянно оглядываясь, не отстаю ли я от них всех со своим полупустым рюкзаком.

Мороз и ослепительное солнце стали нашими верными спутниками, стоило нам покинуть рыбацкое селение и отправиться на поиски стойбища оленеводов.

Когда луна успела взойти, а солнце сесть, мы всё продолжали идти, ведомые Вистингом и его надеждой найти стойбище. Но вскоре и он сдался.

Палатки ставили впритык друг другу, но на этот раз никому отчего-то не пришло в голову разделяться как прежде. Даже я не вспомнила, как последние недели ночевала вместе с Тэйми, и потому охотно пошла в палатку к Вистингу.

В эту морозную ночь нам было не до романтики, только бы скинуть верхнюю одежду и залезть в спальные мешки. Мортен был так заботлив, что укрыл меня своей вывернутой мехом наружу кухлянкой. А тут и Зоркий заполз в палатку и увалился между нами. За ним в палатку пробралась Роха и легла у нас в ногах – просто упряжка в желании согреться залезла в палатку Тэйми и Эспина, а Рохе места не хватило. Пускай лежит с нами, нам тоже не помешает чужое тепло.

Только я собралась заснуть, как снаружи вдалеке послышался невнятный звук, а собаки встрепенулись и насторожились. Не прошло и минуты, как я отчётливо услышала протяжный вой. Зоркий с Рохой рванули из палатки, а снаружи уже вся упряжка заливалась гневным лаем.

– Там волки? – спросила я, а у самой душа ушла в пятки.

– Лучше волки, чем щебечущие карлики, – лениво отозвался Вистинг. – Их хотя бы предупредительный лай собак может отогнать. Если они не сильно голодные, конечно.

Эта его последняя фраза напугала меня не на шутку. Я приподнялась и попыталась выбраться из спального мешка, так некстати сшитого из волчьей шкуры, но Вистинг остановил меня вопросом:

– Что ты собралась делать?

– Надо снова разжечь костёр снаружи, чтобы дикие звери не смели подходить к лагерю.

– Успокойся, собаки отпугнут их лучше любого огня.

– А если нет? Если волки слишком голодные?

Тут сквозь стихшие потявкивания снова прорвался душераздирающий вой, и наши собаки взорвались новой волной лая.

– Ну хорошо, – устало сказал Вистинг и тоже принялся выбираться из мешка, – пойду, разведу костёр, подежурю с ружьём, а ты оставайся здесь.

– Нет, не уходи…те.

Я и сама не заметила, как вцепилась освободившимися руками в рубашку Вистинга. А ещё едва не упустила из виду момент, как чуть было не обратилась к нему на "ты".