Наследница огненных льдов

– Ещё один меховой говорун? – догадалась я, а сердце уже трепыхалось в предвкушении ответа.

– Ну да, разговаривать он очень любит, и мех у него мягкий, цвета болотного и с крапинками как ягоды брусники.

– Унч! – завопил Брум – Недоросль малолетняя, мой четвероюродный племянничек!

Точно! Унч – один из четырёх хухморчиков, кто пожелал отправиться вместе с дядей Руди в экспедицию к оси мира. Если о судьбе всех шестнадцати человек, что упали на льды или улетели на разбившемся дирижабле, я теперь имела хоть какое-то представление, то о хухморчиках не знала ничего. Значит, один из них здесь. Он ведь, как и Брум когда-то, вызвался идти на юг, чтобы сообщить о судьбе экспедиции, но отчего-то до сих пор не смог выбраться с этого острова. Почему?

Терялась в догадках я недолго. Брум решил заползти по кухлянке на плечо Тэйми, чтобы величаво кинуть на женщин грозный взгляд и спросить:

– А ну, признавайтесь, зачем захватили Унча в рукодельное рабство?

Среди рыбачек отыскалась дочь того самого Итулелю, она-то и поведала:

– Мы не пленяли духа тундры, он сам к нам пришёл. Посреди лета мой отец отправился на охоту и застрелил дикого оленя. Олень упал замертво, а из-под его ляжки жалобно запищал дух тундры. Придавил его олень на кочке, а отец вытащил духа, домой принёс, покормил мхом из оленьего желудка. С тех пор дух тундры благоволит нам и во всём помогает.

– Врёшь! – вознегодовал Брум, – настоящий хухморынмыл не станет по своей воле прохлаждаться в чужом доме. Он пойдёт к своему! А ну, отдай мне моего племянничка!

Юная девушка испугалась столь воинственных криков и повела нас с Тэйми к дому своего отца, чтобы предъявить Унча.

На расчищенной от снега бревенчатой площадке близ дымохода я заметила свернувшуюся калачиком собаку рыжего окраса. При виде нас она подняла голову, и я увидела вздёрнутый розовый нос и пронзительные голубые глаза. Ну и видок, того и гляди просверлит во мне дырку одним взглядом.

– Дух тундры, – позвала девушка, – покажись нам.

Я не отрывала взгляда от дымохода, надеясь увидеть, как оттуда вылезает хухморчик, но тут зашевелилась собака, и из складок её меха показался тёмно-зелёный комочек шерсти. Внезапно он поднял ручки, сладко потянулся, потом зевнул и показал уже знакомые мне игольчатые зубки.

– Дух тундры, – обратилась к нему девушка, – к тебе с Песцового острова пришёл дух очага. Скажи ему, что мы тебя не обижаем, а то он злой совсем, обещал гневаться.

Тут хухморчик открыл глаза, уставился на меня и радостно пропищал тоненьким голоском:

– Шела! Ты пришла! Возьми меня на ручки!

Бедняга Унч выбрался из складок собачьей шерсти и побежал к моим ногам, но тут с плеча Тэйми раздалось:

– Недоросль пустоголовый! А я тебе говорил, предупреждал, чем поездка с наставником может закончиться!

– Дядюшка Брум, – обрадовался Унч, – ты тоже за мной пришёл.

– Сейчас я тебе покажу, как я за тобой пришёл, – пообещал Брум и стал сползать по кухлянку вниз, – сейчас узнаешь, как старших не слушать. Полетать он на дирижабле захотел.

Минут десять мы наблюдали, как вокруг крыши дома темно-зелёный щупленький хухморчик с красными пятнышками на спине убегает от упитанного белого хухморчика, а тот бубнит ему что-то на их родном языке, судя по интонации, крайне ругательное и поучительное.

– Дух очага родственник духа тундры? – наблюдая за этой беготнёй, спросила меня Тэйми. – Как же такое может быть? Ведь родной очаг моего мужа горит на большом далёком острове, а писклявый дух живёт в здешней тундре.

– Унч тоже жил в нашем с дядей доме, – пояснила я. – Он все дни проводил в дядиной библиотеке, смахивал пыль с полок и книг. Я его редко видела. А когда дядя задумал полететь к оси мира, он взял Унча с собой. Так что никакой он не дух тундры, он просто шёл через тундру домой, чтобы рассказать мне, где дядя Руди и как его найти.

– Значит, теперь писклявый дух должен вернуться к родному очагу, – заключила Тэйми.

– Согласна.

Когда Брум нагнал Унча и уже собирался оттаскать его за висячее ухо, внезапно рыжая курносая собака вскочила и кинулась на выручку своему маленькому приятелю и отпихнула Брума лапой в сторону.

– А-а-а, – развопился он, пытаясь выкарабкаться из рыхлого снега, – это животное хотело меня растоптать.

– Прости, дядюшка Брум, – подбежал к нему Унч и принялся выкапывать его из снега, – Мы с Тармо так сдружились, он меня теперь всегда от всего защищает. И от хищных птиц, и от метелей.

– Сдружился? С животным? Да ты совсем тут одичал.

Сначала Унч помог Бруму подняться, потом подошёл к рыжему псу и погладил его по лапе. Курносый тут же улёгся, слегка лизнул Унча, а потом откинулся на бок и поднял переднюю лапу.

Унч, что-то воркуя, обеими ручками начал почёсывать псу грудь и шею, а на морде того отпечаталось блаженство. Пёс не удержался и перекатился, сначала на спину, потом на другой бок. А Унч, вцепившись в его шерсть, всё гладил и чесал пса. Брум не выдержал и резюмировал:

– Фу, какая гадость. Кругом шерстища…

– Это я Тармо отвлекаю, дядюшка Брум, – отозвался Унч, – чтобы он тебя больше не толкал. Тармо меня ото всех оберегает, охраняет. Ремешки упряжные на себе только мне даёт застегнуть. Когда мясную косточку из корыта утащит, всегда со мной хрящиками делится. А я ему массаж делаю. Привыкли мы друг к другу за столько месяцев.

Я так и не успела спросить, сколько времени Унч уже живёт здесь. В селение вернулись наши доблестные охотники. Они поспешили отыскать нас с Тэйми возле чужого дома с вопросом, что мы тут делаем. Пришлось спешно объяснить, что Унч нашёлся, потом объяснять, кто такой Унч. Затем уже нас с Тэйми ждал настойчивый вопрос об улове. Пришлось возвращаться к реке и забирать свои вещи вместе с заполненным лишь наполовину мешком гольцов. Вистингу с Эспином тоже нечем было нас обрадовать – всего лишь пятью куропатками и тремя зайцами.

Пока Тэйми сдирала шкуры с зайцев, а я, из последних сил шевеля окоченевшими пальцами, ощипывала птиц, Унч подъехал к речке на Тармо и поведал обо всём, что с ним случилось после того, как дирижабль покинул Флесмер:

– Мы летели, летели, много дней летели. Сначала из столицы на край континента, котом с континента на самый южный остров. Наставник сказал, что прежде чем лететь к оси мира, нужно сделать тренировочный облёт. Злой командир не хотел тренироваться, он хотел сразу лететь к оси мира.

– Это Ялмара Толбота ты называешь злым? – спросила я. – А почему?

– Он не любит народец хухморынмыл. Он всё время прикрикивал на Дзуна и Циля, когда они накрывали обед. А на Ханга один раз чуть не наступил, ещё сказал ему, чтобы под ногами не крутился. Злой командир, ни разу спасибо не сказал. А ведь мы все так старались и еду подать, и вещички почистить, и детальки смазать…

Унч с надрывом в голосе рассказывал о своих обидах, и попутно теребил шерстинки на боку курносого пса, что улёгся рядом со мной. Как же сильно Толбот обидел Унча, хотя он не признаётся, что именно командир сделал плохого лично ему.