Наследник имения Редклиф. Том первый

— Какая тутъ вражда? спросилъ онъ, не понимая, о чемъ она толкуетъ. Напротивъ, я очень обязанъ Филиппу.

— То-то же, — сказала двочка, умильно наклоняя голову, — а я думала, онъ васъ побранилъ.

Гэй невольно засмялся.

— Такъ онъ васъ не бранилъ? повторила Шарлотта. — Конечно вы большой, этого нельзя съ вами длать; но онъ, кажется, приставалъ все къ вамъ, чтобы вы учились.

— Да, это правда; я на него за это разсердился, но теперь одумался и послдую его совту.

Шарлотта потерялась, но тутъ мистриссъ Эдмонстонъ вызвала Гэя изъ его убжища, и совщаніе кончилось.

Филиппу нужно было вернуться на слдующій день въ Броадстонъ; тетка его собиралась за покупками въ городъ. Чарльзу нельзя было съ ней прокатиться, потому что ей пришлось бы, можетъ быть, запоздать, а больному трудно было сидть долго въ экипаж. Ршили такъ: Филиппъ повезетъ тетку въ фаэтон самъ, Гэй подетъ вслдъ за ними, отдастъ нсколько визитовъ въ город, завернетъ на квартиру Филиппа, чтобы полюбоваться на его гравюру Сикстинской Мадонны, представится мистеру Лазсель, пока мистриссъ Эдмонстонъ будетъ ходить по магазинамъ, и затмъ сядетъ править въ фаэтон, вмсто Филиппа, и отвезетъ тетку домой. Пріхавъ въ городъ и покончивъ вс свои дла, мистриссъ Эдмонстонъ повезла Гэя съ визитомъ къ полковниц Дэнъ. Въ семь Эдмонстоновъ обыкновенно увряли, что когда мама и полковница Дэнъ сойдутся, то у нихъ только и толку что о достоинствахъ мистера Филиппа; сегодняшній вечеръ доказалъ, что домашніе говорили правду. Мистриссъ Дэнъ была добродушная, привтливая старушка, до страсти любившая Филиппа Морвиль и гордившаяся тмъ, что онъ служитъ въ полку ея мужа; она не могла удержаться, чтобы не разсказать гостямъ нсколько случаевъ его доброты, ума и умнья вести себя съ товарищами. Мистриссъ Эдмонстонъ слушала ее съ удовольствіемъ, а лицо Гэя выражало самое живйшее сочувствіе. Не успли они уссться въ фаэтонъ, чтобы хать домой, какъ мистриссъ Эдмонстонъ тотчасъ спросила, познакомился ли Гэй съ будущимъ своимъ учителемъ.

— Да, — отвчалъ Гэй:- мы начнемъ уроки съ завтрашняго дня, и я буду здить къ мистеру Лазсель по понедльникамъ и четвергамъ.

— Это что-то скоро!

— Некогда мн терять время, я у васъ веду слишкомъ разсянную жизнь. Пора мн опомниться. Эхъ! будетъ работа! сказалъ онъ, щелкнувъ со всего розмаху бичемъ.

— Неужели наша домашняя жизнь кажется вамъ разсянной? спросила мистриссъ Эдмонстонъ, едва удерживаясь отъ улыбки.

— Конечно! сказалъ онъ:- вы еще моего характера не знаете; я страшно впечатлителенъ. Когда мн случается уйдти въ свою комнату посл веселаго вечера, у меня голова кругомъ идетъ. Заняться ничмъ не могу. А вдь нельзя же мн сидть взаперти цлый день.

— Еще бы! — возразила, улыбаясь, мистриссъ Эдмонстонъ:- мы хоть вамъ и родные, но у васъ все-таки есть общественныя обязанности въ отношеніи къ намъ. Что длать, видно мы ужъ такой опасный народъ.

— Нтъ, пожалуйста, не перетолковывайте моихъ словъ. Вы тутъ совсмъ не виноваты. Я такой разсянный, что на меня дйствуетъ малйшее развлеченіе.

— Вся бда въ томъ, что вы дома вели затворническую жизнь; вамъ нужна перемна; не избгайте ни развлеченій, ни общества: это два необходимыхъ условія для развитія человка. Если же вы находите, что такого рода жизнь дйствуетъ слишкомъ сильно на ваше воображеніе, работайте надъ собой: тогда вреда никакого не будетъ.

— Я сильно борюсь, а между тмъ чувствую, что вредъ есть, потому что самая борьба ослабляетъ мои силы и отнимаетъ у меня возможность всецло посвятить себя наук.

— Вы ошибаетесь, милый Гэй, для нравственной борьбы человка нтъ опредленнаго времени. Вся жизнь наша есть рядъ искушеній. Таковъ ужъ общественный законъ. Борьба необходима; вы не можете отклоняться отъ трудныхъ обязанностей, ради своего спокойствія. Если скромная наша домашняя среда заключаетъ въ себ предметы, раздражающіе ваше воображеніе, повторяю опять — боритесь сами съ собой. Не забудьте, что ваше положеніе въ свт потребуетъ сильной воли надъ собой; соблазны, предстоящіе вамъ въ будущемъ, такъ велики, что вамъ съ этихъ же поръ необходимо пріучать себя быть твердымъ и готовымъ на всякую борьбу.

— Да, — отвчалъ Гэй:- мн давно слдовало бы объ этомъ подумать и серьезно заняться своимъ образованіемъ, вмсто того, чтобы бить баклуши цлый мсяцъ. Будь у меня потверже характеръ, ничего бы этого не случилось. Я надюсь, по крайней мр, что теперь у меня будетъ довольно работы.

— Вы, кажется, не очень жалуете древніе языки?

— О! нтъ! я обожаю Гомера и считаю Георгики Виргилія безподобной поэзіей. Но меня мучитъ то, что меня заставятъ долбить грамматику и засадятъ за изученіе греческихъ корней, просто бда!

Онъ тяжело вздохнулъ, какъ будто бы уже сидлъ за книгами.

— Кто прежде училъ васъ? спросила мистриссъ Эдмонстонъ.

— Мистеръ Потсъ, — отвчалъ Гэй:- очень умный человкъ; онъ воспитывался въ простой школ, правда, но потомъ крпко учился и очень былъ радъ получить мсто профессора въ Коммерческой академіи въ Мурорт, гд воспитывались племянники Мэркгама. Это была славная голова; терпливый до нельзя; немудрено, онъ былъ вышколенъ трудовой жизнью и при этомъ страшный охотникъ до чтенія. Когда мн минуло девять лтъ, я здилъ къ нему въ Мурортъ три раза въ недлю. Онъ сдлалъ изъ меня все, что могъ; мы съ нимъ многое прочли, и онъ съ наслажденіемъ занимался мною. Еслибы Филиппъ зналъ, что перенесъ этотъ человкъ, какой у него безподобный характеръ, у него языкъ не повернулся бы говорить объ немъ съ неуваженіемъ.

— Я вамъ тогда же сказала, что Филиппъ сомнвается въ одномъ, чтобы наставникъ, не учившійся самъ въ высшемъ учебномъ заведеніи, былъ въ состояніи подготовить васъ къ тому общественному положенію, къ которому вы предназначены.

— Ахъ! воскликнулъ Гэй:- дорого бы я далъ, чтобы мистеръ Потсъ присутствовалъ при преніяхъ Филиппа съ мистеромъ Лэзсель, на счетъ какого-нибудь лексикона, или чтобы онъ послушалъ, какъ они толкуютъ о корняхъ словъ или декламируютъ выдержки изъ древнихъ греческихъ писателей. Стоитъ закрыть глаза, сейчасъ представятся два старые, ученые мужа въ очкахъ и длиннополыхъ сюртукахъ табачнаго цвта.

— Воображаю Филиппа, онъ въ своей сфер во время такихъ преній, — смясь, замтила мистриссъ Эдмонстонъ.

— Право, — сказалъ Гэй:- чмъ я ближе вглядываюсь въ Филиппа, чмъ чаще вижу его, тмъ боле удивляюсь ему. Что у него за библіотека! почти все наградныя книги, какіе богатые переплеты!

— Да, это его слабость. Онъ каждую хорошую книгу покупаетъ не иначе, какъ въ дорогомъ переплет. А гравюру его видли?

— Мадонну Рафаэля? Видлъ. Прелесть, что такое. Я не могу забыть выраженія лицъ двухъ ангеловъ. Чистая невинность; одно размышляющее, другое восторженное.

— Знаете ли что, — замтила мистриссъ Эдмонетонъ:- у васъ иногда бываетъ точно такое выраженіе, какъ у ангела, который постарше.

— Не думаю, — возразилъ Гэй, и затмъ, понизивъ голосъ, прибавилъ:- мой настоящій портретъ — это портретъ ддушки, что виситъ дома. Однако, очемъ это мы съ вами говорили? Да, о Филипп. Какъ его любитъ мистриссъ Дэнъ!

— Да, онъ ея любимецъ.

— Не даромъ же его вс такъ обожаютъ. Чмъ больше его знаешь, тмъ боле къ нему привязываешься. Не смйтесь надо мною, я не увлекаюсь, я просто отъ него въ восторг, - сказалъ Гэй, замтивъ, что мистриссъ Эдмонстонъ улыбается.

— Я не смюсь, — возразила та ласково:- но меня удивляетъ восторженность вашихъ чувствъ. Вы не поврите, какъ мн пріятно слышать, что моего племянника такъ хвалятъ.

— Немудрено, — продолжалъ Гэй: — онъ истинный герой по самоотверженію; вашъ мужъ разсказывалъ мн, какъ много онъ пожертвовалъ своимъ сестрамъ, думая составить ихъ благосостояніе.

— Онъ особенно думалъ о счасть Маргариты, старшей своей сестры. Это была всегда его любимица. Она красавица собой, умница, очень на него похожа и была примрной сестрой для Филиппа. Посл смерти матери, она сама занялась его воспитаніемъ, и онъ привязался къ ней всей душой. Я полагаю, что впослдствіи, Филиппъ не только не придавалъ никакой важности своей жертв, но, напротивъ, радовался, что можетъ хотя нсколько вознаградить заботы сестры о себ. Отказавшись отъ всего наслдства въ пользу обихъ сестеръ, онъ былъ въ восторг, что он не выдутъ изъ Стэйльгурста, и что это облегчитъ нсколько ихъ сиротство. Но тутъ Фанни заболла и умерла, и затмъ Маргарита вышла замужъ за доктора Гэнлей, лечившаго сестру. Съ матерьяльной точки зрнія это замужество могло считаться, пожалуй, и выгоднымъ. Докторъ былъ человкъ почтенный, съ большой практикой и очень богатый; но онъ гораздо старше жены, далеко ниже ея по уму и образованію и, какъ кажется, человкъ неврующій. Однимъ словомъ, Маргарит Морвиль очень можно было бы обойтись безъ подобнаго замужества, потому что, по милости брата, она и безъ того была совершенно обезпечена.