Наследник пепла. Книга I

Но тут что-то внутри меня дёрнулось. Вот только спасать мне надо было семью. Сестру, отца, брата, мать… А я… Нет, дорогая моя судьба, умирать мне ещё рановато.

Надо просто немного отдохнуть перед новыми битвами.

Вокруг меня зашелестел океан безвременья, качая на своих упругих волнах.

«Отдохни, мы посторожим».

Кто это сказал, я так и не понял.

Глава 21

В следующий раз я пришёл в себя уже в лазарете академии. Понял я это не по чему-нибудь, а по громовому голосу Аграфены Петровны, раздающемуся у меня прямо над головой.

— Даже не знаю, как получилось, — грохотала она. — Вот как будто наитие какое-то!

— То есть огонь в нём всё ещё жив? — проговорил тихий и взволнованный голос матери. — Он сможет использовать родовую магию?

— Да, мне удалось сохранить источник, — ответила целительница с некоторым удивлением в голосе. — Каким-то чудом восстановила стенки источника буквально из песка. Но предупреждаю сразу — напрягаться нельзя.

— А какие точно ограничения? — спросила мать.

— Пятьдесят единиц, — сказала Аграфена Петровна. — И это максимум. Больше нельзя ни в коем случае! Месяц, лучше два. Это, как минимум, — сейчас целительница больше напоминала наседку со своими наставлениями. — Магия сама будет лечить стенки источника-резерва.

— Спасибо вам огромное! — проговорила маман и, судя по всему, что-то сунула Аграфене, потому что та раскудахталась, мол, не стоит, да что вы.

— Кстати, вот это вот возьмите, — проговорила она смущённым, но не менее громовым голосом.

И тут мне стало настолько интересно, что я открыл глаза. И им предстали остатки браслета, который совсем недавно мне на руку повязала мама.

— Я так понимаю, что это и спасло Виктора от полного выгорания, — она покосилась на меня, увидела, что я открыл глаза, и подмигнула. — Потому что источник удалось собрать исключительно дендро-фекальным методом конструирования.

Я хотел улыбнуться этой древней шутке, но по всему телу протянулись ниточки боли. Словно это была зубная боль, но в каждом нерве, расположенном в моём теле.

— Обезболить срочно! — распорядилась целительница. — Потерпи, дорогой, сейчас всё будет! Ты просто молодец!

Я улыбнулся через боль и прикрыл глаза.

— Благодарю от всей души, — произнёс я, но это получилось так тихо, что я был даже не уверен, что меня услышали.

— Ни секунды из прошедших двух суток не жалею, — проговорила в ответ Аграфена Петровна.

И тут я понял, что находился без сознания гораздо дольше, чем мне казалось.

— Дорогой, я так счастлива, что всё обошлось! — мама не рисковала прижаться к моей груди, она позволила себе лишь слегка стиснуть мою ладонь. — Ты — настоящий герой! А теперь ещё и живой, и с магией! Только пока нельзя ею сильно… — горло ей сдавил спазм, и она не смогла закончить мысль.

— Всё хорошо, мам, — сказал я и пожал ей руку в ответ. — Не переживай, я справлюсь.

Мне хотелось подняться и пойти уже куда-нибудь, чтобы не лежать просто так. Ну не мог я лежать, если не спал. Однако пока это было невозможно. Даже при лёгком движении меня пронизывала боль.

Кое-как я приподнялся на локтях, и мама тут же подоткнула мне под спину несколько подушек. При виде моего страдальческого выражения лица подоспела медсестра и ввела обезболивающее.

Ну всё, теперь точно будет всё отлично. Вот только от препарата появилась некоторая эйфория. Понятно, состав лучше не уточнять.

— Молоток! — добавила Аграфена Петровна, качнула головой и направилась двери, откуда уже добавила: — Я пойду отдохну, но буду в здании. Если что, зовите.

— Уверен, больше ничего не случится, — ответил я. — Отдыхайте.

Стоило целительнице уйти, мать вытащила откуда-то настой и пилюли.

— Так, это тебе, — коротко сказала она, глядя мне в глаза. — Очень хорошо для восстановления. И дай-ка мне руку.

Я приподнял правую руку, чувствуя, что боль отступила. И на запястье мать поместила мне новый браслет, который был шире предыдущего. И, кажется, с куда более серьёзной вышивкой.

— Твой старый распался во время восстановления источника, — пояснила она, сжимая мою руку в обеих ладонях. — Но он выполнил своё предназначение от начала и до конца!

«Ага, — подумал я, — кажется, это было одной из причин, почему Саламандра отказалась меня лечить. Хотя, полагаю, сила капищ тут куда большую роль сыграла».

— Это ничего, — проговорил я. — Скоро восстановлюсь и буду как новенький.

Честно говоря, мне было неудобно. Я понимал, что все эмоции, которые ко мне испытывали, относились к восемнадцатилетнему парню. Но я, почти сорокалетний мужик, относился к этому со странным отторжением. Мол, мам, давай ты покудахчешь в другом месте, хорошо? Правда, я тут же одёргивал себя, вспоминая, что в прошлой жизни был лишён всего этого.

— Тебе, кстати, положен больничный, — проговорила мать, взяв себя в руки и тут же став прежней Гориславой, которой не свойственны слабости. — Пара дней для начала, а там, как чувствовать себя будешь.

— Я надеюсь, что уже завтра смогу свалить отсюда обратно в нашу комнату, — проговорил я и хмыкнул. — Не могу просто лежать!

— Кстати, к тебе там действительно очередь! — мама впервые широко улыбнулась, и морщины разгладились. — И твоя сестра лишь одна из тех, кто жаждет встречи.

— А можно всех сразу? — спросил я.

— Они будут счастливы, — сказала мама, вставая.

И пока она шла к двери, я подумал о том, что против меня играет странная сила. Нечеловеческая. Что-то хочет меня уничтожить. Не потому ли, что я появился тут, не имея на это права?

А следующая мысль была о том, что препарат действительно слишком действующий на восприятие реальности.

В палату ввалилась действительно целая толпа. Моя сестра в сопровождении пятёрки в полном составе. Плюс ещё Аграфена Петровна заглянула и сделала страшные глаза.

— Вы что удумали? Ему отдых нужен! — проговорила она, а затем перевела взгляд на меня. — Давай хоть по очереди.

— Всё нормально, — улыбнулся я. — Так даже лучше. Одним махом отстреляюсь и спать!

Ада подошла ко мне ближе всех и аккуратно обняла за шею.

— Я так боялась, — прошептала она мне на ухо. — Как бы я без тебя?

В ответ я только сжал её руку. Что я мог на это сказать?

— Смотри-ка, всё-таки выкарабкался, — проговорил Тагай, глядя на меня, и в его словах я услышал ту самую иронию, если не сарказм, что будет сопровождать его всю оставшуюся жизнь. — Говорят, ты больше не едун колдучий?