Наследники иллюзий
Шрифт:
– Серёжа заснул, - сказала Люся.
– А я накрыла стол на кухне. Идём?
Федя не узнал кухню. Она преобразилась и напоминала ту, которой была при живых родителях. Исчезли верёвки с бельём, всё было как-то прибрано и очень уютно. А главное, под потолком снова висел тот самый красный абажур.
– Узнаёшь?
– спросила Люся.
– Мы его тогда сняли. Он мешал сушить бельё. Я подумала, что тебе будет приятно, чтобы всё выглядело, как раньше.
– Спасибо. А ты знаешь, я даже не устраивал поминок по родителям, - признался Федя.
– Не с кем было. Бабушка и дедушка давно умерли, а других родственников нет.
– Так давай помянем, - и Люся наполнила бокалы красным вином.
– Я кулинарный техникум закончила. Работала официанткой в
Они выпили.
– Куда люди уходят? И что от них остаётся?
– произнесла задумчиво Люся.
– Вот мы. Живём в их комнате и ничего не чувствуем, как будто никто до нас там не жил. Я ж хотела писательницей стать. Но мама сказала, что такая профессия не прокормит. Она посоветовала пойти в кулинарный техникум. Всё ближе к еде. Для поколения пережившего войну и голод главное, чтобы не было войны и голода. А нам, послевоенному поколению, этого уже мало было. Нам духовной пищи хотелось. На стадионы ходили поэтов слушать. Вознесенского там, Евтушенко.
И Люся начала рассказывать про своё творчество, подливая Феде вино в бокал и пододвигая тарелки с едой. Федя слушал, пил, ел, снова пил и даже не заметил, как Люся оказалась у него на коленях.
– У тебя есть девушка? - спросила она.
– Нет? А была?
Федя что-то пробормотал. Губы не слушались, а язык распух и одеревенел. Он смотрел на Люсю и не мог сфокусировать взгляда на её лице. Оно растекалось и дрожало, как отражение в воде.
– Вот он. Мы его в коридоре уложили, чтобы в чужую комнату не входить, - говорила Люся участковому милиционеру.
– У нас ребёнок маленькой, а он вечно пьяный, приходит поздно, шумит. Муж ему замечание, а он мужу в глаз со всего размаха. А размах-то у него во какой! Коля, покажи лицо. Видите, синячище! Вы уж оградите нас от этого молодого хулигана. Он в институте учится. Напишите туда, кому следует, чтоб его проработали по комсомольской линии. Он и имя себе самовольно изменил. По паспорту Фердинанд, а называет себя по-русски, Федя. Немец, а притворяется русским. Может шпион?
– Я слышал от соседей, что он и раньше привлекался за воровство. Нечестным путём как-то избежал колонии, - вступил в разговор Коля.
– Все его подельники срок отбывают, а он на свободе и продолжает хулиганить. Мы, как пострадавшая сторона, требуем оградить нас от нарушителя норм советского общежития. Хорошо бы ему в армии послужить, ума набраться. Мне так армия очень даже помогла. Сделала из меня настоящего человека, строителя коммунистического завтра.
– А можно где-нибудь тут за стол присесть?
– спросил участковый.
– Бумаги заполнить.
– Конечно. Проходите на кухню, -предложила Люся.
Вся кухня была завешана пелёнками и бельём, сохнувшим на верёвках. Сквозь это белье и пелёнки просвечивала тусклая лампа, свисающая с потолка на изогнутом проводе.
– Уж извините за пелёнки. Маленький ребёночек, - устало улыбнулась Люся.
– Да. Вам побольше жилплощади не помешало бы, -заметил участковый, усаживаясь за кухонный стол.
На этот раз уже никто и ничто не могло помешать отчислению Феди из института "за очередной пьяный дебош".
Федя не мог вспомнить, что с ним произошло в тот вечер. Соседи теперь вели себя совершенно иначе. Они не здоровались, не разговаривали с ним, избегали его. И Федя поверил, что он действительно совершил что-то ужасное. Ему было неловко и стыдно перед людьми. Он будто бы в пьяном виде домогался Люси, а потом жестоко избил Колю. Федя видел следы побоев на Колином лице, но ничего не помнил
– Не надо было пить, - сокрушался Федя.
– Как выпью, обязательно что-нибудь да натворю!
И действительно, Феде припомнили и ограбление магазина, и драку на танцах, и инцидент в институтском гардеробе. Ему сказали,
что хорошо ещё обошлось отчислением из института. Могли ведь и уголовное дело завести.Не дожидаясь весеннего призыва, Федю забрали в армию.
Мериковы взяли на себя квартплату за Федину комнату на время, пока он служит. Федя обещал Мериковым отдать деньги, как только демобилизуется и начнёт работать.
Федю отправили служить на дальневосточную границу, на атомной подводной лодке сроком на три года.
Когда Федя пришел в военкомат, то у входа он увидел Скрипченко.
– Здравствуйте, Леонид Олегович,- поздоровался Федя.
– Здравствуй! А я тебя ищу, - сказал Скрипченко.
– Что же ты сразу ко мне не обратился? Ты ж теперь сирота получается. И заступиться за тебя некому. А я бы тебе помог. Тебя бы не отчислили. А теперь, брат, поздно. Ну-ка, расскажи, что произошло там у вас в квартире. Спинным мозгом чую, история дурно пахнет.
И Федя рассказал, что помнил.
– Ладно. Раз уж так вышло, служи - не тужи. Не ты первый, не ты последний. А я тут разберусь с твоими соседями. Проведу своё расследование, - пообещал Скрипченко.
– Много ещё всякой мрази ходит по земле вокруг. Чувствую, разыграли тебя. Разберёмся и накажем виновных. А сейчас слушай сюда, как себя вести в армии, чтобы выжить.
Молодая семья из Подмосковья, Люся, Коля и маленькой Серёжа, заняли освободившуюся комнату. Они поставили туда новую двуспальную кровать, а с ребёнком в другой комнате теперь жила Люсина мама. Она уволилась из аптеки в Балашихе, где работала фармацевтом.
Молодые супруги часто и с большим удовольствием обсуждали, насколько удачно они провернули это дельце. И только Коля сокрушался, что уж слишком сильно Люся ударила его в глаз. А Люся оправдывалась, напоминая, что торопилась. Ей надо было успеть сменить декорацию: убрать со стола еду, снять абажур, снова развесить сохнущее бельё и переодеться.
– Вся организационная часть дела лежала на мне,- напомнила она мужу.
– Ты только и делал, что ждал на улице под окном. Кроме того не забывай, что этого дурака Федьку разговорила я, а не ты. Мне он рассказал про свои художества в институте. И это я придумала инсценировать пьяный дебош, а потом сообщить через милицию в институт, чтобы этого дурака отчислили и забрали в армию. Я идейный вдохновитель операции, а тебе выпало только походить с подбитым глазом. Так что не ной. Ты мне ещё должен. Надо было тебе для правдоподобия и второй глаз подбить, и ногу сломать. Да ладно, не дергайся! Пошутила я. Иди ко мне. Проверим новую кровать на прочность.
Они не опасались возвращения Феди из армии. К тому времени завод, на котором работал Коля, должен был выделить им, как острым очередникам, отдельную двухкомнатную квартиру. Тем более, что в их семействе ожидалось пополнение.
Через полгода Федя получил от Скрипченко письмо. Письмо было коротким, как телеграмма. Всего несколько фраз.
"Фердинанд!
Подозрения относительно твоих соседей подтвердились. Что мог, сделал. Уезжаю из Москвы. Служи отчизне со спокойной совестью.
Майор Скрипченко Л.О."
Затем пришло подробное письмо от Юры.
Родители, вносившие квартплату за Юрину комнату, как-то раз заглянули к нему. Они удивились, обнаружив, что в его комнате живут незнакомые люди. Мериковы заявили в милицию. Но тут всплыло постановление Моссовета "О праве определённых групп граждан со стеснёнными жилищными условиями занимать временно пустующие помещения в коммунальных квартирах". Федины соседи, судя по предоставленным ими справкам, подпадали под эту категорию граждан. А участковый, со своей стороны заверил, что как только Федя демобилизуется из рядов вооружённых сил, то его комнату сразу освободят. Причем квартплату, электричество и газ будут оплачивать фактически проживающие в комнате граждане. Такой оборот дела с квартплатой вполне устраивал Юриных родителей, и конфликт, казалось, был исчерпан. Но тут в ситуацию вмешался майор Скрипченко.