Наследники иллюзий

– Может он тогда ещё не думал об иммиграции, - предположил Юра.

– Ну да, вот так сразу, вступило в голову, взял и уехал. Документы месяцами оформляют, -возразила Юля.
– Может он для этого и приезжал в Москву. Рассольник будешь?

– Нет. Я на работе поел, - ответил Юра.
– И в каком городе он там живет?

– В Нью-Йорке, - сказала Юля.
– Женат на богатой вдове. Да что я тебе буду пересказывать. Сам читай. Я бы никогда из родной страны не уехала. Где родился, там и пригодился. Хотя, что с него взять? Одно слово, немец. Фердинанд Карлович Мах.

И тут Юру осенило.

– Да это розыгрыш. Ты что, Федьку не знаешь?
– рассмеялся Юра, разглядывая письмо.
– Хотя, навряд ли. Штампы, кажется, настоящие. Есть обратный адрес. Надо бы написать ответ.

– Напиши-напиши, - сказала Юля.
– Я тебе передачки в тюрьму носить не буду. Сейчас не понятно в какую сторону качнётся политический маятник. Этот Горбачев такое говорит! Такое творит! По-моему, его скоро скинут. Если его не остановят, он развалит СССР. Ты посмотри, в Нагорном Карабахе начались боевые действия. Стреляют, взрывают, убивают! Если на Кавказе начнётся настоящая война, то это надолго. Горбачёву надо было бы поторопиться и замирить враждующих, пока не разгорелось, а он ничего не предпринимает. Это во-первых. Во-вторых,. Разрешили кооперативам обналичивать безналичные деньги государственных предприятий. Производство не растёт, объём импорта товаров не растет, зато денежная масса в стране увеличивается. Это же верный путь к инфляции. Денег много, а товаров нет. И в-третьих. Горбачёв перессорил между собой всю интеллигенцию. Раньше наша интеллигенция была сплочённой, монолитной и представляла для власти реальную угрозу.

Тут Юля замолчала и пристально посмотрела на Юру.

– Слушай, если бы не твои усы и бородка!
– Юля прищурила глаз.
– Ну, ты прямо вылитый Горбачев. Ещё бы это пятно на лоб - и не отличить. И комплекцией похож. Может тебе пойти устроиться к нему в дублёры? Или как они там называются у политических деятелей? Двойники?

– Я уже и сам это заметил. Поэтому и отрастил усы с бородой, - сказал Юра.

Тут он соврал. Сходство с генсеком заметила бабушка Таня ещё год назад.

– Чувствую приближение оттепели, политического послабления, - говорила бабушка.
– Такое в этой стране иногда случается. Смотри, не упусти момент. Как только железная дверь приоткроется, успей прошмыгнуть на Запад. Может, и Славика в Америке найдёшь. Привет ему от меня передашь. Я уж не доживу, но верю, границы откроются. Так что, не упусти своего шанса. В этой стране никогда жизнь не наладится. И знаешь почему? Потому что народ привык жить по-скотски. Даже если ему создадут человеческие условия, всё равно сам всё испоганит, испахабит и превратит снова в хлев. А сейчас тебе надо бы усики отрастить и бородёнку отпустить. Больно похож ты на этого, теперешнего, на Горбачева. Опасное сходство. Лучше, чтобы его скрыть.

Юра пошел в свою комнату, сел за письменный стол, извлёк из конверта письмо, развернул сложенный вдвое лист и сразу узнал характерный Федин почерк. Вот что он писал.

"Привет, Юра!

Пишу тебе из Нью-Йорка. Не ожидал такого от меня? Я и сам ещё не полностью осознал. Мы переписывались с этой американкой два года. Она самостоятельно изучает русский язык. Наша страна сейчас в центре мирового внимания. Учить русский у них модно. По России мчится тройка: Мишка, Райка, Перестройка. Вообщем, приезжала эта американка сюда ко мне во Владивосток в гости. Мы сразу сошлись духовно и всем остальным, что ниже. Я эмигрировал. Всё! Мосты сожжены. Приезжать, наверное, буду, но только по делам. У Мелании тут в Америке крупный бизнес (какой точно, я ещё не разобрался), но понял, что бизнес связан с едой. А у вас, насколько я понимаю, грядёт голод. Так что, может, скоро увидимся - привезу гуманитарную помощь в осажденную коммунистами страну. Как можно так издеваться над своим же народом! Здесь в США всё налажено! Все при деле, всё в наличии. А у вас... Тьфу! Хочу поскорее забыть эту скотскую советскую жизнь. Ты представь, мне даже нечем было накормить Меланию, когда она приезжала ко мне во Владивосток в гости. Магазины пустые. Так, собрал по знакомым. У кого ломтик колбаски, у кого кусочек сыра. Бедность! Искусственно созданные бедность и голод. Жалею я Вас. Хотя, ты, наверное, нормально жуёшь. Молодец. Пристроился к моссоветовской кормушке. Ладно. Пока. Нет времени. Полно дел. В Америке бездельников не любят. Пиши. Твой друг Фердинанд Мах.

P.S. Кстати, тоже плюс. Наконец, могу называться своим настоящим именем."

– Да. Всё оказалось правдой. Почему же он мне ничего не говорил? Боялся, что донесу на него в органы?
– размышлял Юра и даже обиделся на Федю за то, что тот был такого низкого о нем мнения.

Но обижался Юра недолго. 7-го июля 1988 года ведущий мировой аукционный дом Соттбис собрался провести в перестроечной Москве первый международный аукцион картин художников русского и современного советского авангарда. Юру включили в совместную международную комиссию по организации этого беспрецедентного мероприятия. Юре предстояло вместе с искусствоведами из Соттбис пройтись по мастерским художников и отобрать картины для участия в аукционе.

Юра поспешил рассказать о предстоящей работе бабушке Тане. В то время она лежала в больнице. Здоровье бабушки резко ухудшилось, когда полгода назад умер её третий муж, Илья Ефимович Крапивин. Они успели обвенчаться.

– Приоткрывается железная дверь, - сказала бабушка.
– Я говорила тебе, что так будет. Это твой шанс, твоя свобода. Не упусти. Измени свою жизнь. И не держись за Юльку. У меня три мужа было. Только так и можно по-настоящему узнать людей. Жизнь шире, чем может показаться. Теряя в одном, приобретаешь в другом. Хотя, если бы не разлучили нас тогда со Славиком, то никого мне и не надо было бы больше. Думаю и ему никто не был бы нужен. Где же он сейчас живет, где обитает? Чувствую, что жив. И кажется мне, что умрем мы с ним в один день.

Юра уходил из больницы с нехорошим предчувствием.

На работе Юре вручили список художников, мастерские которых он должен посетить вместе с искусствоведом из Соттбис для предварительного отбора картин на аукцион.

Первым в списке значился художник Леонид Пурыгин.

То, что Юра увидел на картинах Пурыгина, повергло его в смятение. Для Юры, воспитанного в относительно строгой пуританской атмосфере, тщательно прорисованные Пурыгиным половые органы были оскорбительны. Юре стало стыдно за этого художника перед иностранным искусствоведом. Тем более, что искусствовед была женщиной.

– Решит ещё, что у нас тут все художники извращенцы, - подумал Юра.

Но представительница Соттбис пришла в полный восторг от этих картин, которые она назвала неизвестным Юре термином "арт-брют". Юра чувствовал, как его уши и щёки краснеют от стыда. Ему было неловко и от этих изображений на картинах и от того, что он необразован в художественном плане. Да, он не понимает современную живопись. Вот картины Репина и Айвазовского Юра понимал, а совершенную живопись - ну, никак!

– Зачем меня вообще засунули в эту комиссию?
– думал он.
– На посмешище зарубежным искусствоведам?

Юра не мог наладить элементарной беседы с художниками, потому что просто не знал, о чем с ними говорить. А вот искусствовед из Соттбис прямо-таки безостановочно тараторила, причем по-русски и почти без акцента. Художники отвечали ей. Она снова спрашивала. Они спорили. Юра же молчал, краснел, ничего не понимал и ощущал себя лишним. Хотя одну вещь он понимал очень хорошо. Если что-то пойдёт не так, голову снимут именно ему. В перестроечной Москве это означало потерю продовольственных привилегий. А Юра не собирался обрекать себя и свою семью на полуголодное существование.

– Картины художника Пурыгина не пойдут, - твердо заявил Юра.
– Что он изображает? В СССР, как известно, секса нет.

– Нет, так будет, - засмеялась искусствовед.
– Я отбираю картину "Пипа" и картину "Молох". А Ваша функция, господин Мериков, только сопроводительная. Хотя я и без Вас могу обойтись.

Юра впервые услышал, как к нему обратились, приставив к фамилии слово "господин". От этого он покраснел ещё гуще.

– Вот Вы, господин Мериков, знаете художника Иеронима Босха?
– спросила искусствовед.

– Я не помню всех художников, кого мы сегодня должны посетить, -сказал Юра.
– Разрешите, я в списочек загляну?

Юра распахнул папку, а художники заржали, как кони.

– Этот человек давно умер, поэтому мы к нему сегодня не поедем.
– улыбнулась искусствовед.

– Да слышал я про Босха, просто я плохо запоминаю иностранные имена. Я даже ваше имя запамятовал, - признался Юра.

– Стелла меня зовут, - напомнила искусствовед.
– С двумя "л". Потому что с одним "л" - это разновидность памятника. А Босх - это западноевропейская классика. Очень дорогая. Пурыгин гениально продолжает линию Босха. Я уверена, что ваша страна ещё будет гордиться им.