Наследство для безумцев

Аштаркам с кривоватой ухмылкой оглядел несколько опрокинутых столов и вновь повернулся к Скорпиону. Тот усмехнулся в ответ: драчку, случившуюся прошедшей ночью, вышибалы погасили быстро, а потом даже оказали помощь тем, кого отлупили. Сам Кайл в это время только-только зашёл в заведение, был дико голоден, посему ни в каких безобразиях участия не принимал.

— Элиос, Скорпион. Ты сегодня ранняя птица, — Аштаркам с удивительной для такого крупного тела ловкостью пробрался между столиками и подсел к приятелю. Кайл приветливо кивнул:

— Элиос, Аш. Только птица я поздняя — ещё не ложился. Дела, заботы… Вытащили добрые товарищи ни свет ни заря, теперь сижу, новости обдумываю.

Кайл переждал, пока Зайнэ разольёт вино по кубкам, отсалютовал Аштаркаму, пригубил и неспешно продолжил:

— Кстати, о новостях. Мой человек лично видал, как с восходом солнца Далра прошла через Западные врата.

Аштаркам шутливо закатил глаза:

— В Падашер прошла или убралась восвояси?

— Да ладно тебе, можно подумать, она тебе весточки не подала бы, если б здесь гостила. Ну или кто другой не подал бы весточки. Выслужиться перед тобой каждый норовит, вот и я тоже… — Скорпион преувеличенно раболепно склонился над собственным кубком в вежливом поклоне, не забыв при этом отхлебнуть как следует. Аштаркам фыркнул:

— Ну, тебе как-то всё время удаётся выслуживаться лучше прочих, аж диву даюсь. Западные, значит… Интересно, в какую очередную дрянь она вляпалась?

Скорпион развёл руками:

— Тут я тебе не помощник, сам у неё выпытывай. Я так, по мелочи. Принёс добрую весточку, подумал, вдруг тебе порядок навести перед её приходом нужно…

— Вот здесь ты в точку попал. С порядком у меня, сам видишь… Прямо сейчас уборкой и займусь, — Аштаркам поднялся: — Эй, Зайнэ! Скорпиону кувшин вина за счёт заведения! И спасибо за добрые вести.

Кайл старательно удержался от скабрезной ухмылочки. Он, как и прочие обитатели Гадюшника, понимал, что обет целомудрия и Аштаркам — две вещи несовместные. Другой вопрос, что когда Далра гостила в Падашере, прочие женщины из личных покоев хозяина «Пьяного Черепа»… эээ… убирались.

Далра была странствующей сказительницей. Хорошей, это признавали повсюду в Падашере. Истории, которые она приносила с собой из дальних краёв, даже порой записывали учёные люди из библиотеки Правителя. Словом, ей бы здесь жить да жить, но у некоторых в задницу запрятано шило, и когда они слишком долго сидят на одном месте, то оно больно колется. По крайней мере, таковым было общее мнение. Сам Кайл считал иначе. С его точки зрения, Далра на кого-то шпионила. На кого именно и что заставляло её этим заниматься — Скорпиона интересовало мало. Далра была женщиной Аштаркама, а остальным пускай городская стража и Незримые занимаются, им за это деньги платят.

Помимо прочего, в пользу этой догадки служили обстоятельства, при которых Далра впервые появилась в Падашере. Она тогда вовсе не собиралась рассказывать сказочки, ни весёлые, ни страшные. Далра разыскивала подругу, которую впоследствии нашли мёртвой. Затем она впуталась в историю с демонопоклонниками, причём история эта завершилась полным разгромом бедных сектантов. Простая сказительница, говорите? Ха!

Скорпион слабо разбирался в сказителях и их профессии, но был почти уверен: девушка просто много читала или действительно бывала в разных странах (ну шпионка же!) и нахваталась там разных историй. А сказительницей назвалась уже в Падашере, когда не вышло представиться кем-нибудь другим. Потом, скорее всего, втянулась. Ну или не пожелала разрушать уже сложившуюся репутацию. Кем она была раньше, откуда заявилась в Падашер и куда регулярно пропадает, никто не знал: Далра умела заставить слушателей затаить дыхание, живописуя приключения героев истории, но повесть о собственной жизни хранила в тайне. Знал ли о чём-то Аштаркам? А Незримые? Им, конечно, по чину положено, но с другой стороны, тамошний начальник с Аштаркамом в родстве, и если он хоть в чём-то замарался, то за яйца его держат крепко и основательно, может и закрывать глаза на проделки ушлой пришелицы…

Аштаркам любил эту женщину, что тоже наводило Скорпиона на определённые мысли. Не станет бывший жрец Хольтара, воспитанный среди книг и свитков, влюбляться в первую попавшуюся оборванку! От их учёных бесед с Далрой иногда у нормальных людей уши вяли. Ладно, допустим, со времён благодатной юности хозяин «Пьяного Черепа» несколько раздался в плечах и сильно потерял в моральных принципах, но какая разница? Разве что ещё сильней должно потянуть к девице, не склонной закатывать истерики, умеющей управляться с острыми игрушками и разбирающейся при этом во всякой там заумной мути, в которой девице, к слову, совершенно незачем разбираться! А раз уж Далра освоила и оружие, и помянутую заумную муть, значит, кто-то её этому научил.

Кто-то.

И зачем-то.

Соображения свои Кайл, разумеется, держал при себе, лишних вопросов не задавал и вообще занимался собственными делами, а с Далрой пускай Аштаркам носится. Но грядущие месяцы обещали стать… занимательными. Всегда находился какой-нибудь придурок, жаждущий через Далру добраться до хозяина «Пьяного Черепа», да и сама сказительница с удовольствием впутывалась в разнообразные приключения. И это не учитывая происшествия с Советником Амбиоглом, которому Кайл собирался уделить пристальное внимание.

Интересно, могла ли Далра быть причастной и к этому?

Да нет, глупость какая. Она ведь заявилась в Падашер уже позже.

Или всё-таки?..

* * *

Одна из окраин Гадюшника выходила прямиком к портовым складам. Господа из таможни, конечно, бурчали, ибо традиционно часть товара неведомым образом уплывала из-под их бдительного ока, но прочих всё устраивало. Эта часть Гадюшника оставалась относительно целой, ибо поселились здесь люди рачительные, хозяйственные, заинтересованные в получении прибыли. Дома позволяли эту самую прибыль получать в неплохих объёмах. Размещались в них бордели, гостиницы, разнообразные заведения — от солидных, для купцов средней руки, жаждущих пропустить после удачной сделки чашу-другую вина и потискать пышнотелую красотку, до трущоб, где узенькие комнатёнки были забиты нищими, а трёхэтажные нары сдавались почасово.

Некоторые ночлежки существовали не больше торгового сезона: затем начинались шторма, и владельцев заведения, похоже, уносило ветром и проливными дождями куда-то в хмурую осень. Другие гостиницы, напротив, стояли десятилетиями, просто время от времени меняя владельцев.

К числу последних относилась «Трещина».

Здание было небольшим, двухэтажным, а сдававшиеся внаём комнаты на втором этаже — так и вовсе крохотными. Зато цены здешний хозяин не заламывал до небес, а помещения содержал в чистоте. Поэтому и получал исправно доход от матросов, путешественников и даже небогатых торговцев, которые экономили каждый медный диск и не могли себе позволить остановиться в более роскошной гостинице. Воришек в «Трещине» не слишком-то жаловали, и постояльцы могли расслабиться настолько, насколько это возможно в таком месте, как Гадюшник.

В одной из комнатёнок «Трещины», крепко обнявшись, лежали двое: крепко сложенный русоволосый юноша с необычно светлой для здешних мест кожей и весьма миловидная девица с пышными формами, пикантным личиком и огромными карими глазами в пол-лица. Рука юноши гладила пышные каштановые кудри подруги.

В комнате царило молчание, нарушаемое лишь дыханием влюблённых. Оно было не холодным или натянутым — нет, обычное молчание двух уставших после постельных игр любовников. Эти двое явно чувствовали себя хорошо рядом друг с другом и хотели продлить время, проведённое вместе.

Девушка заговорила первой. Она со вздохом разомкнула объятья и произнесла:

— Эйнар, мне пора.

Парень не ответил, лишь покрепче обнял возлюбленную, а вторая рука ненавязчиво спустилась с волос на грудь. С лёгким вздохом девушка покачала головой:

— Нет, милый. Отпусти меня, родители и без того ни за что не поверят, будто я задержалась у Халиба так долго. Этот жирный боров даже поцеловать женщину толком не может! Уже поздно, мне следовало вернуться домой ещё час назад.

Эйнар подчинился, но видно было, что он делает это с явной неохотой. Девушка примирительно улыбнулась, легко поцеловала своего возлюбленного в губы, вспорхнула с кровати и начала одеваться. Эйнар с тоской следил за ней, и наконец не выдержал: