Насмешливый лик Смерти
Шрифт:
– Она так сказала?
– Именно так. Может, Чэмпион и страдала горячечными психоаффектами, как утверждает док. Может, существует какая-то неизвестная нам связь с делом Синглтона. Меня это не колышет. Я имею достаточно оснований предъявить обвинение и вынести приговор.
– Он захлопнул чемоданчик, запер его и спрятал в ящик стола.
Целое утро я раздумывал над тем, открывать ли Брейку все, что я знал. И в конце концов решил не открывать. В деле сплелись обрывки нескольких жизней - Синглтона с его блондинкой, Люси и Уны. Узел, который я распутывал нить за нитью, был слишком замысловатым, чтобы описать его языком физических
– А вы не ставили себя на место парня? Он ведь не дурак и не мог не знать, что по ножу его тут же найдут. Как же получилось, что он кинул орудие убийства на месте преступления?
– Он и не кинул. Он за ним возвращался. Вы же сами его увидели. Он даже на вас набросился.
– Это не важно. Он подумал, что я шьюсь к Люси, и взбесился. Парень был на взводе.
– Вот именно. На этом-то и строится моя версия. У него возбудимая психика. Я же не обвиняю его в преднамеренном убийстве. Я говорю, что это убийство из ревности, второй степени тяжести. Взбесился и полоснул лезвием. А может, он вытащил из ее кошелька ключ, пока они ездили по городу. У нее-то ключа не оказалось. Озверел, резанул ее и сбежал. Потом вспомнил про нож и вернулся.
– В вашу картину вписываются видимые факты, но не вписывается сам подозреваемый.
– При этом я подумал: если Брейк раскопает мотив ревности, дело будет у него в шляпе.
– Вы не знаете этих людей, как я. Я каждый день с ними вожжаюсь.
– Он расстегнул левый манжет и обнажил мощное веснушчатое предплечье. От запястья до локтя тянулся белый бугристый шрам.
– Тип, который это сделал, норовил зацепить мне горло.
– Из этого, по-вашему, следует, что Норрис бандит.
– Все не так просто.
– Брейк занял оборонительную позицию, несмотря на свое славное ранение. Мир насилия, которому он противостоял, не устраивал ни его, ни других, и это было для него главным.
– Я тоже думаю, что все не так просто. Люси интересовала слишком многих. Я бы не стал зацикливаться на первом подозреваемом, который сам шел к нам в руки. Все гораздо сложнее.
– Я хотел сказать другое. Парень ведет себя как виновный. Я уже целых тридцать лет глазею на их лица и слушаю их байки.
– Он мог этого не говорить. Тридцать лет оставили на нем свой след, подобный опалине на старом дереве.
– Пусть я в низшем разряде. Пусть. Это как раз мой разряд. Убийство Чэмпион проходит по низшему разряду.
– Осознание вины - заковыристая штука. Во-первых, тут психология.
– Черт с ней, с психологией. У меня чистые факты. Мы пытаемся задержать его для допроса, он сбегает. Мы ловим его, привозим сюда, он молчит. Я пытался его разговорить. Молчит как рыба. Скажи ему, что мир перевернулся, он рта не откроет.
– Как вы с ним обращаетесь?
– Никто его пальцем не тронул.
– Брейк опустил рукав и застегнул манжет.
– У нас своя психология.
– Где он?
– В морге.
– Несколько необычный подход.
– Не для меня. У меня здесь по убийству, по два в месяц. И я их раскрываю, ясно? Почти все. Атмосфера морга развязывает убийце язык быстрее, чем что-либо другое.
– Психология.
– Я же говорю. Ну что, играете в моей команде или дать вам носовой платок, утереть глазки? Если в моей, мы сейчас
туда отправимся и посмотрим, готов ли он сознаться.Глава 20
За дверью с номером 01 была комната с низким потолком и глухими цементными стенами. Когда дверь за нами защелкнулась, мы словно очутились в глубокой подземной гробнице. Каблуки Брейка гулко стучали по бетонному полу. На меня наползла его тень, когда он приблизился к единственному горевшему в комнате светильнику.
Это была лампочка в коническом абажуре, висевшая на длинном регулируемом шнуре над каталкой с резиновыми колесами. На каталке, в ослепительно белом свете, лежало под простыней тело Люси. Ее голова была открыта и повернута к Алексу Норрису. Он сидел у стены за каталкой и, не отрываясь, смотрел в лицо мертвой женщины. Его запястье было приковано к ее запястью двойным браслетом из голубой стали. Насосы охлаждающей системы глухо гудели и пульсировали, как будто прогоняя через себя время. За стеклянными дверьми холодильной камеры другие прикрытые простынями покойники стыли в ожидании Страшного суда. Было адски холодно.
Полицейский, сидевший напротив Алекса, поднялся, приветственно взмахнув рукой:
– Салют, лейтенант.
– Ну как тут у вас? Бдишь у гроба, Шварц?
– Вы не велели портить ему физиономию. Как вы сказали, не мешаю природе взять свое.
– И что? Берет она свое?
– Брейк навис над Алексом, широкий и черный в световом ореоле.
– Хочешь сделать заявление?
Отступив в сторону, я увидел, как Алекс медленно поднял глаза. Его лицо осунулось. Бессонная ночь согнала плоть с его висков и скул. Он растянул широкие выпуклые губы, приоткрыв зубы, и опять сомкнул их, не издав ни звука.
– Или будешь весь день сидеть, держа ее за ручку?
– Слышишь, что тебе говорят?
– прорычал Шварц.
– Этот человек шутить не любит. Будешь сидеть здесь, пока не расколешься. Через часок-другой сюда явится судмедэксперт ее потрошить, чтобы довести до конца то, что ты начал. Забронировать тебе местечко в первом ряду?
На Алекса не произвели никакого впечатления ни слова Брейка, ни слова его подчиненного. Взгляд юноши, недоумевающий и преданный, опять приковался к лицу мертвой женщины. Под безжалостной лампой ее волосы блестели, как витая металлическая стружка.
– Что с тобой, Норрис? У тебя нет человеческих чувств?
– Голос Брейка в подземной тишине звучал почти жалостно, почти растерянно, как будто мальчишка своей покорностью выбил у него из под ног почву.
Я сказал:
– Брейк.
Слово подействовало сильнее, чем я ожидал.
– Что еще?
– Он обернулся, недовольно перекосившись. Безжизненная сигарета в углу его рта напоминала черный палец, оттянувший вниз одну щеку. Я отошел к двери, и Брейк последовал за мной, наступая на пятки своей уменьшающейся тени.
– Дать носовой платочек?
Я сказал тихо, но стараясь, чтобы Алекс меня услышал:
– Вы выбрали не тот подход. Он чувствительный юнец. С ним нельзя обращаться как с отъявленным головорезом.
– Он, чувствительный?
– Брейк вытащил изо рта сигарету и сплюнул на пол.
– У него шкура, как у носорога.
– Не думаю. Дайте мне попробовать. Отстегните его и позвольте мне с ним поговорить с глазу на глаз.
– Мы с женой собирались сегодня в горы, - ни с того ни с сего сказал Брейк.
– Обещали детишкам пикник.