Наулака - История о Западе и Востоке

– Вы хотите сказать, что, если я не уеду, вы никуда не двинетесь?
– в отчаянии спросила она.

– Нет, тогда это была бы угроза. Я хочу сказать другое - я вас дождусь.
– Он смотрел на нее смеющимися глазами.

– Ник, все это из-за того, что вы сделали по моей просьбе?
– неожиданно спросила она.

– Вы меня вовсе ни о чем не просили, - возразил он.

– Значит, и в самом деле из-за этого, и, значит, я во всем виновата.

– Что? Вы думаете, это из-за того, что я говорил с королем? Девочка моя милая, это что-то вроде парада-алле, с которого лишь начинается представление в здешнем цирке. Пусть вас не мучает мысль о вашей персональной ответственности. Единственное, за что вы отвечаете в настоящий момент, - так это за то, чтоб убежать отсюда вместе со мной бежать очертя голову, удирать, уносить ноги! Вам не стоит оставаться здесь даже на час, я убежден в этом. Что же до меня, то мне и на минуту оставаться здесь нельзя.

– Видите, в какое положение вы ставите меня, - проговорила она с упреком.

– Я вовсе не ставлю вас ни в какое положение, я всего лишь предлагаю простое решение.

– То есть себя!

– Что же, вы правы. Это самое простое решение. Я не претендую на то, чтоб называть его блестящим выходом из положения. Я бы даже сказал, что почти всякий на моем месте смог бы сделать для вас гораздо больше, чем я; но вы не найдете ни одного человека, кто любил бы вас сильнее меня. Ах, Кейт, Кейт, - вскричал он, вставая, - доверьтесь моей любви, и я не побоюсь выступить один против всех, лишь бы сделать вас счастливой.

– Нет-нет, - вскричала она горячо, - вы должны уехать!

Он покачал головой.

– Я не могу оставить вас. Кого-нибудь другого попросите об этом, а не меня. Вы что, думаете, что человек, который вас любит, способен бросить вас на произвол судьбы в этой дикой пустыне? Кейт, любимая, поедемте со мной. Вы мучаете меня, вы меня убиваете, пропадая хоть на мгновение из виду. Говорю вам - над вами нависла смертельная опасность. Не можете же вы остаться здесь, зная это. Уверен, что вы не захотите пожертвовать своей жизнью ради этих существ.

– Да, захочу!
– вставая, восторженно произнесла она.
– Да! Если жить для них - это доброе дело, то и умереть ради них - тоже добро. Я не думаю, что жизнь моя нужна хоть кому-то, но если она нужна им - пусть!

Тарвин смотрел на нее, сбитый с толку, огорченный, недоумевающий.

– Значит, вы не уедете?

– Я не могу, Ник. До свиданья. Все кончено.

Он взял ее за руку.

– До свиданья, до встречи, Кейт. На сегодня действительно хватит.

Она провожала его тревожным взглядом, когда он выходил из комнаты; но потом вдруг бросилась за ним.

– Но вы ведь уедете, правда?

– Уеду? Нет! Нет!
– закричал он.
– Теперь-то я останусь, даже если для этого мне понадобится организовать постоянную армию, объявить себя королем и превратить постоялый двор в место заседаний правительства. И вы еще спрашиваете, уеду ли я!

Она протянула к нему руку, словно пытаясь в отчаянии удержать его, но Тарвина и след простыл.

Кейт вернулась к маленькому махарадже Кунвару, которому привезли из дворца игрушки и любимых домашних зверьков, чтобы он не скучал в долгие часы выздоровления.

– Что случилось, мисс Кейт?
– спросил принц, внимательно глядя на девушку и пытаясь по выражению ее лица понять, что происходит.
– Право, я уже совсем здоров, так что незачем плакать. Когда я вернусь во дворец, я расскажу отцу обо всем, что вы сделали для меня, и он подарит вам деревню. Мы, раджпуты, никогда ничего не забываем.

– Дело не в этом, Лальи, - сказала она, наклоняясь к нему и вытирая покрасневшие от слез глаза.

– Пусть тогда отец подарит вам две деревни. Никто не должен плакать, если я выздоравливаю, ведь я принц, королевский сын. Но где же Моти? Мне хочется, чтобы он посидел рядом со мной на стуле.

Кейт послушно поднялась и стала звать любимицу махараджи Кунвара маленькую серую обезьянку в золотом ошейнике, которая свободно гуляла по всему дому и саду, а по ночам всеми правдами и неправдами добивалась права улечься спать рядом с принцем. Когда она откликнулась, Кейт увидела ее на ветвях дерева, где она ссорилась с дикими попугаями, а через некоторое время обезьяна вбежала в комнату, что-то напевая на своем обезьяньем языке.

– Иди сюда, маленький Хануман*, - сказал принц, поднимая руку. Обезьяна вспрыгнула к нему на постель.
– Я слышал об одном короле, - сказал принц, играя с золотым ошейником, - который потратил три лакха* на обезьянью свадьбу. Моти, а ты хочешь взять себе жену? Нет, нет, хватит с тебя и золотого ошейника. Мы лучше потратим три лакха на свадьбу мисс Кейт и сахиба Тарвина, когда мы поправимся, а ты, Моти, будешь плясать на свадьбе.
– Он говорил на родном языке, но Кейт слишком хорошо поняла, почему он соединил ее имя с именем Тарвина.

– Не надо, Лальи, не надо!

– Ну почему, Кейт? Смотри - даже я уже женат.

– Да-да. Но это другое дело. Ради вашей Кейт - не говорите об этом, Лальи.

– Очень хорошо, - отвечал махараджа, надув губы.
– Что ж, я всего лишь ребенок, я знаю. Но когда я поправлюсь, я снова стану королем, и тогда никто не посмеет отказаться от моих подарков. Слышите? Это трубят трубы моего отца. От идет сюда, чтобы повидать меня!

И прежде чем Кейт успела встать, мистер Эстес возвестил о приходе махараджи, и комната вдруг уменьшилась в размерах, потому что в ней появилась внушительная фигура махараджи во всем великолепии и блеске. Он только что закончил смотр своей личной гвардии и потому был в полной парадной форме главнокомандующего королевской армии - событие само по себе незаурядное. Махараджа Кунвар с восторгом оглядывал своего августейшего отца - начиная с начищенных до блеска сапог с золотыми шпорами и белоснежных замшевых панталон, военного мундира, сверкавшего золотом, и алмазов ордена "Звезда Индии" и кончая ярко-желтым тюрбаном с плюмажем изумрудного цвета. Король снял перчатки и ласково пожал руку Кейт. Заметно было, что после недавней оргии Его Высочество стал вести себя намного цивилизованнее.

– Здоров ли ребенок?
– спросил он.
– Мне говорили, что у него небольшая лихорадка, - у меня тоже была однажды лихорадка.

– Боюсь, сахиб махараджа, что болезнь принца была гораздо серьезнее, отвечала Кейт.

– Ах, малыш мой, - сказал король, нежно склонившись над сыном и перейдя на родной язык, - вот что бывает с теми, кто слишком много ест.

– Нет, отец, я ничего не ел, и я уже совсем здоров.

Кейт стояла у изголовья кровати и гладила мальчика по волосам.

– Какие войска были сегодня на параде?

– Оба эскадрона, мой генерал, - ответил отец, и глаза его засветились гордостью.
– Ты настоящий раджпут, мой сын.

– А мой эскорт - где он был?

– Он прошел с отрядом Пертаба Сингха. И перед концом битвы они первыми пошли в атаку.

– Клянусь Священным Конем, - сказал махараджа Кунвар, - в один прекрасный день в настоящем сражении они тоже пойдут в атаку первыми. Правда, отец? Ты будешь на правом фланге, а я на левом.

– Именно так. Но чтобы воевать, принц должен быть здоров и должен многому научиться.

– Я знаю, - задумчиво произнес принц.
– Отец, я тут не спал несколько ночей и думал. Разве я еще маленький?
– Он взглянул на Кейт и прошептал ей; - Мне хотелось бы поговорить с отцом. Пусть никто не заходит сюда.

Кейт тут же вышла из комнаты, одарив на прощанье мальчика улыбкой, а махараджа сел подле него.

– Нет, я не маленький, - сказал принц.
– Через пять лет я стану мужчиной, и многие будут повиноваться мне. Но как же я смогу отличить плохое от хорошего, когда мне надо будет отдавать приказания?