Найди меня в темноте

Дар? А темнота во мне – это тоже дар, папа?

Она прислушивается к себе, но больше голос отца не произносит ничего в ее голове, говоря от лица той Бэт, что она когда-то была. И она только грустно улыбается Дэрилу, по-прежнему ожидающему ее ответ.

– Я не знаю, - отвечает она наконец. – Я просто не знаю…

– Можно то, что ты хочешь, - твердо говорит он, удивляя ее до глубины души сходством этих слов с собственными мыслями. – Мы всегда хотели найти безопасное место. Крышу над головой. Стены, за которые не попадут ходячие. Чтобы было чем накормить Боевую Малышку. Чтобы можно было спать всю ночь, не боясь ничего. И я всегда хотел, чтобы ты тоже жила в таком месте. И мне всегда было больно, что… что все это случилось с тобой… и ты никогда не будешь… не узнаешь, каково это. Но сейчас я могу… и ты можешь жить в таком месте.

– Мне нет возврата в Александрию, - напоминает Бэт. – Они приняли решение.

– Александрия – не единственная безопасная зона. Есть еще Скотленд, - Дэрил так произносит название зоны, словно выплевывает его. И Бэт невольно вспоминает то, каким он был после разговора с Хэнком. – Мы можем пойти в Скотленд, Бэт.

Она молчит, только смотрит на него, вспоминая тот домик в Александрии, который никогда не станет их общим домом. Никогда у них не будет совместного дома…

– Мы можем пойти в Скотленд, - повторяет он, приняв ее молчание за раздумье. – Он вроде неплохой мужик, этот техасец. И там есть стены. Там безопасно. Там можно жить. Там у нас может быть дом. Я бы хотел, чтобы у нас… был… дом. У нас с тобой, Бэт.

Дэрил так смотрит на нее после этих слов, что у нее сжимается в горле. Потому что она понимает, что это невозможно. Не тогда, когда она может причинить вред живому, сама не понимая того. Особенно, когда может привести вред ему.

– Что, если я когда-либо снова…? – она даже не может закончить фразу. Слишком больно. И слишком страшно.

– Этого никогда не случится снова, - твердо произносит он и впервые опускает взгляд, пряча от нее свои глаза. – Это только моя вина, что все вот так… Я не должен был толкать его. Просто… просто так сложилось… Это моя вина. Прости.

– Дэрил…

Бэт безумно хочется обнять его сейчас. Как тогда, когда сидела напротив него на террасе домика самогонщика. Но она не может. Потому что чем он дальше от нее, тем только лучше для обоих. И она только смотрит на него. А он на нее. Молча. Проникая взглядом в самую душу. И она малодушно прячется от этого взгляда, опускаясь на диван, чтобы закрыть глаза и притвориться спящей.

Бэт просыпается в одиночестве. Тлеют угли в камине, наполняя комнату жаром, от которого даже пот течет по коже. Наверное, из-за этой духоты она и проснулась. Дэрила нет. И это наполняет на какое-то мгновение душу паникой, из-за которой она даже мыслить не может разумно. Сначала замечает его рюкзак на полу, затем собственный дневник, лежащий на полу у камина, белея распахнутыми страницами. Видимо, Дэрил читал, а потом что-то заставило его выйти из комнаты.

Она резко встает с дивана и достает из ножен на поясе нож, с которым идет в темноте по дому. Только после слышит звуки, идущие со стороны кухни. Странные звуки, разгадать природу которых сначала никак не может, как ни пытается. А потом понимает – это удары. Резкие удары. Она проходит через кухню в гараж, где при свете фонарика Дэрил молотит изо всех грушу, стоящую на подставке. Смотрит на него удивленно из темноты некоторое время, а затем прячет нож обратно в ножны и возвращается в гостиную.

– …Ты зовешь во сне его. Поэтому я не верю, что ты будешь даже говорить об этом. Все, Бэтти, время разговоров закончено.

Именно это сказал он мне прежде, чем начать снимать с себя одежду. Я сразу поняла, чье имя могу произносить во сне. Потому что иногда я видела тебя во сне, Дэрил. И эти сны гнали вперед. К тебе. К тому, что я тогда не помнила толком из своего прошлого. Но твердо понимала, что иду именно к тебе. И к Мэгги.

В тот момент мне снова захотелось умереть. Потому что я всегда представляла ЭТО иначе. По-особенному. Потому что я снова подумала о тебе. Да, даже в такой момент я почему-то снова подумала о тебе… слышала шелест его одежды, и пыталась мысленно забыть о том, что я не в том домике похоронщика… что это все реально. Это ведь не со мной. Я сейчас открою глаза и увижу, что я сижу в кухне рядом с тобой. Но я открываю глаза и вижу только стену в цветочные обои. И тумбочку со всяким барахлом… И я понимаю, что тебя нет рядом… и понимаю, что сейчас произойдет…

И на противоположной странице такими же ровными строками…

Какая же я дура! Как ты меня называл в моих видениях, Дэрил? Долбанная идиотка! Да, я долбанная идиотка! Да, у меня все осталось при мне и руки, и ноги. Но при этом я все равно потеряла нечто большее, чем невинность. Больше нет чистоты. Моей чистоты. И веры. Ты был так прав, когда говорил, что в мире не осталось больше хороших людей. Как можно было быть ТАКИМ и после всего сделать ЭТО? Я просто долбанная идиотка!

Лучше бы все ЭТО случилось раньше, с Джимми… по крайней мере, не было бы так гадко и противно сейчас. Или тогда… почему ЭТО не случилось тогда, с тобой? Почему ты тогда даже не тронул меня? Лучше бы это произошло с тобой. И я бы выдержала потом все ЭТО и с Горманом, и Джерри, и с другими, кто пытался взять силой то, что я бы добровольно отдала тебе. Пусть ты не был бы тогда единственным, Дэрил, но ты был бы первым… Я бы хотела, чтобы ты был первым. Потому что ты – Тот Самый…

Бэт ждет его прихода, сидя на диване. И вся напрягается невольно, когда слышит его шаги сначала в кухне, затем в холле. Он замирает на секунду, когда видит ее силуэт на диване на фоне камина с тлеющими углями. А потом проходит в гостиную и садится в кресло, упираясь локтями в колени и запуская пальцы в волосы. Она видит разбитые костяшки на его руках, тянется к рюкзаку, чтобы достать влажные салфетки. Потом подходит к нему и, опустившись на корточки, начинает вытирать кровь с его разбитых рук.

Но Дэрил недолго позволяет ей стирать кровь с костяшек. Отнимает руки из ее пальцев, а потом вдруг ласково отводит упавшую ей на лицо прядь волос.

– Теперь ты понимаешь? Я никогда не позволю тебе остаться одной. Никогда!

– В дневнике нет самого главного… я так и не смогла написать о том, как убила в первый раз в темноте. Джерри был не первым. И именно поэтому…

– Мне по хер, - обрывает он ее резко. – Ты поняла меня? Мне по хер!

Они долго смотрят друг другу в глаза, а потом она вдруг приникает к нему, пряча лицо у него на груди. Он только крепче обнимает ее, прижимая к себе.

– Ты мог бы не ругаться так? Морган бы шипел на тебя каждую минуту… и потом – при леди не ругаются, - шепчет она дразнящим тоном. И чувствует, как он улыбается.

– Я попробую.

– Хорошо.

– В гараже одна тачка с бензином. Правда, горючки мало. Миль на тридцать – тридцать пять, не больше. Но уж, что есть…

– Хорошо.

– Тогда завтра выедем на рассвете.

– Хорошо.

Бэт отстраняется от него, и он явным сожалением выпускает ее из своих рук. Потом смотрят друг на друга снова. Пристально. Глаза в глаза.

Бэт первая отводит взгляд.

– Тебе надо отдохнуть. Я покараулю, - и когда он кивает, соглашаясь, вдруг приникает к его губам быстрым и неглубоким поцелуем. Он не успевает даже среагировать на этот поцелуй, как она быстро отрывается от его губ и подскакивает на ноги. – Ложись… а я пока пошарю наверху. Может, что найду интересного.

Они оба улыбаются друг другу в последний раз перед тем, как Дэрил ляжет спать. Он уголками губ, она же широко и открыто.

Только все это притворство. Ее улыбка сейчас так и не коснулась глаз. Она сама не видит себя со стороны и потому не понимает, насколько эта улыбка не похожа сейчас на ту, которой она улыбалась ему всего мгновение назад. Когда счастливая она обнимала его, крепко обхватывая руками.