Не ангел
Шрифт:
В Итоне Джайлз чувствовал себя на удивление счастливым. Конечно, дома было бы намного лучше, но по сравнению с первыми днями в школе Святого Кристофера здесь был просто рай. Во-первых, и это главное, у него имелась своя комната, пусть крошечная, но отдельная — с кроватью, которая убиралась в стену, маленькой печкой, книжным шкафом и письменным столом. Даже заведующий пансионом обязан был стучаться, прежде чем войти. Тут ты просто волей-неволей чувствовал себя взрослым. И ко всем мальчикам обращались на «вы» и «джентльмены». Например, говорили так: «После полудня всем джентльменам разрешается полусмена» — что означало возможность надеть твидовый пиджак; или же: «Кто-то из джентльменов оставил в церкви зонтик». Это было так почтительно. Джайлз чувствовал себя взрослым и значительным. Его даже мало заботила одежда — он был высоким и знал, что ему все идет. Первый раз, когда Джайлз увидел себя в зеркале в полосатых брюках, в приталенном пальто и цилиндре, он вдруг ощутил себя совершенно другим человеком.
Кормили,
Еще в порядке вещей считалось то, что было намного хуже побоев. Нечто, о чем Джайлза предупреждали в завуалированной форме перед самым выпуском из школы Святого Кристофера. Этому в свое время подверглись отцы многих мальчиков — Оливер, правда, не был в их числе, — от этого ужасно страдал Уиллоби, а Джайлзу пока что везло. Уиллоби был маленького роста, белокурый и тонкого сложения. Уже через несколько дней его фагмастер, входящий в «Поп» [23] , членами которого были самые дерзкие и жестокие мальчики школы, позвал его в свою комнату, запер двери и приказал спустить брюки. Опасаясь новых побоев, Уиллоби безропотно подчинился и тем самым подписал себе приговор. Джайлз с глубоким сочувствием выслушал Уиллоби, когда тот по секрету рассказал ему обо всем.
23
«Поп» — дискуссионное общество в Итоне, основанное в 1811 году; его членами избирались префекты (старосты) школы, обычно около двадцати человек; название происходит от лат. popina — «столовая», поскольку первые заседания проводились в частном доме в комнате над столовой.
— Но зачем? — недоумевал Джайлз. — Зачем им это?
Уиллоби ответил, что не знает, но, похоже, они получают при этом большое удовольствие.
— Это больно, — признался он Джайлзу, — очень больно, — и заплакал.
Джайлз был потрясен, но знал, что тут ничего нельзя поделать и некому пожаловаться. Его фагмастер сказал, что подобные дела были традиционной частью школьной жизни и в них участвовали и учителя, и ученики.
До сих пор Джайлз избегал насилия, но такие, как он, в школе были в меньшинстве. Единственное сексуальное домогательство, которому Джайлз подвергался, исходило от начальника пансиона. Он настаивал на том, чтобы во время совершаемого им обхода общежития все мальчики были в голом виде.
— Я хочу убедиться в том, что у вас нет венерических заболеваний, — объяснял он, — поэтому давайте-ка, мальчики, раздевайтесь.
Джайлз, не имевший четкого представления о том, что такое венерические заболевания, и веривший, что это крайне опасно, в числе других мальчиков подвергся некоторым минимальным «интимным процедурам», но, слава богу, за этим ничего не последовало.
Успехи Джайлза в атлетике очень помогли ему, а теперь он стал еще более сильным и ловким, чем раньше. Он довольно прилично играл в боулинг, а умение быстро бегать являлось неоспоримым преимуществом на крикетном поле. Джайлз знал, что, скорее всего, его не возьмут в команду профессионалов, но успешно выступал за юношескую сборную школы и был этому рад. Ему нравилось учиться в Итоне, нравились строгие классические традиции этого заведения, экстравагантность и эксцентричность отдельных учителей и наставников. Нормы поведения диктовал директор школы, доктор Эллингтон, который величаво расхаживал по зданию в пальто из шкуры белого медведя и заказывал такие роскошные службы, что все с нетерпением ждали похода в церковь. Среди забавных преподавателей выделялся некий Бивен, который отказался служить в армии и каждый день перед утренними уроками, проходившими еще до завтрака, выпивал наперсток йода. Джон Кристи, преподававший естествознание, не слишком сильно в нем разбираясь, являлся на утренний урок в халате. Но особенно нравился Джайлзу Джек Апкотт, который читал историю Елизаветинской эпохи и был известен тем, что мог простить ученику все, что угодно, если тому удавалось его рассмешить. Сам Джайлз такими способностями не обладал, но в докторе Апкотте его привлекало
что-то отдаленно напоминавшее маму и бабушку, что-то, имеющее отношение к оптимизму и чувству юмора, которое извиняло многие человеческие недостатки.В полдень вся семья Литтонов приехала на новом «роллс-ройсе» на «Пашню Эйгара» [24] . Близняшки в светло-голубых кофточках, новых туфлях и отделанных цветами соломенных шляпках выскочили из машины и полетели навстречу Джайлзу. За ними, застенчиво улыбаясь, шла Барти. Дальше — дядя Джек, который сказал, что не смог устоять против соблазна приехать и надеется, что Джайлз не станет возражать против его присутствия. Джайлз, конечно же, не возражал. Он очень любил Джека: с ним всегда было весело, дяде обычно было что порассказать о собственных школьных годах в Веллингтоне и о жутких ситуациях, в которых он оказывался. Наконец появилась мама, потрясающе красивая — в прямом темно-синем платье из какой-то блестящей ткани, со свободным шарфом на шее, темными волосами, подстриженными намного короче обычного и наполовину скрытыми белой шляпой с огромными спадающими полями и широкой лентой. Барти шепнула ему, что все эти наряды от Шанель.
24
«Пашня Эйгара» — знаменитое спортивное поле в Итоне, где проводятся матчи по регби и крикету; названа по фамилии бывшего владельца земельного участка.
— Только вчера вечером доставили. Тетя Селия была очень довольна.
Джайлз видел, как мальчики во все глаза смотрели на его маму, когда она поцеловала его, и почувствовал гордость. Большинство прочих мам выглядели намного старше его мамы и были одеты в мешковатые платья с шалями и мехами на плечах.
— Привет, Джайлз, старина. Как ты? — Это был отец, выглядевший гораздо лучше, чем прежде, но все еще очень худой и страшно бледный. Волосы у него почти полностью поседели.
Джайлз вспомнил то утро, когда он уходил на войну и все они махали ему на прощание. Отец в военной форме выглядел тогда таким высоким и подтянутым. И когда он снял шляпу и наклонился, чтобы поцеловать маму, его густые белокурые волосы так и сияли на солнце. А сейчас они были какими-то тусклыми, и Джайлз подумал, как сильно отец с тех пор сдал.
— Очень хорошо, сэр, благодарю. Рад видеть тебя, папа. Хочешь посмотреть матч? Сегодня школьники играют в крикет с бывшими выпускниками.
— О… Я не уверен. Что ты думаешь, Селия?
— Конечно, мы хотим. Обожаю смотреть крикет. Когда-то я и сама была отменным боулером. Давайте-ка найдем местечко получше, чтобы устроиться и насладиться игрой. Джайлз, милый мой, как же ты вырос! Мне нравится твоя бутоньерка. Я помню своих братьев — в разное время они учились здесь — все трое, тогда мальчики носили форму разного цвета.
День выдался чудесный. Селия организовала шикарный пикник — холодный цыпленок, фазан, лосось, салат, крошечные фруктовые пирожные, фруктовый салат, поднос с превосходными сырами и, конечно, шампанское. Близнецы пили лимонад, Барти и Джайлзу позволили также выпить немного шампанского. Барти не стала пить и отдала свой бокал Джайлзу. Когда ланч был уже в самом разгаре, подошел автобус, на котором приехали многие старые итонцы из Оксфорда, за ним — еще один, из Кембриджа, и стало очень оживленно. Появилось много хорошеньких девушек, причем Джек, похоже, был знаком с подавляющим их большинством и все время подводил какую-нибудь из них к месту пикника, чтобы выпить с ней шампанского и выяснить, где и каким образом они могли познакомиться. Ярко светило солнце, играл оркестр. Джайлз втихаря выпил уже третий бокал шампанского, налитый для мамы, но Селия все время вскакивала с места и бежала поприветствовать ту или иную особу. К тому времени, когда все пошли на берег реки, чтобы посмотреть лодочную процессию и послушать песню итонских лодочников, Джайлз понял, что изрядно опьянел. Наблюдая, как мальчики довольно неустойчиво встают в лодках, чтобы поприветствовать виндзорцев и итонцев, подняв украшенные цветами шляпы, он почувствовал, что ему стало еще хуже. Пришлось срочно сесть. К нему подошел отец, сел рядом и улыбнулся:
— Слегка перебрал? Мне показалось, что последний бокал — это уже лишнее, ты согласен?
— Зато было так вкусно, — по-овечьи глупо хмыкнул Джайлз.
— Да, сегодня получился прекрасный день, правда? Приятно видеть тебя таким счастливым. Тебе нравится здесь, Джайлз?
— Да, — сказал Джайлз. — Очень. Здесь совсем иначе, чем в школе Святого Кристофера.
— Там тебе было не так хорошо?
— Хорошо! — с усмешкой повторил Джайлз, от шампанского его язык развязался. — Там мне было так плохо, что трудно передать.
— Постой, ты не преувеличиваешь?
— Папа, там было чудовищно, — рассердился Джайлз. — Честное слово. Это был сущий кошмар.
— Ну, если бы все обстояло так плохо, ты, наверное, сказал бы нам, — возразил Оливер.
— Так я и говорил. Ну, маме говорил. Тебя не было тогда.
— И что же там было такого ужасного?
Вид у Оливера был несколько озадаченный. «Он смотрит на меня снисходительно», — подумал Джайлз. И вдруг его разобрала такая злость, что он решил выложить отцу все, чтобы тот знал, как он страдал.