Не измени себе

Говорят, все о человеке — хочет он того или нет — ска­жут его глаза… Так то, что за человек Софья Галактионовна и как себя чувствует среди этих, родных ей людей — можно было понять сразу, заглянув в ее тихие, будто светящиеся глаза. Да она и не хотела скрывать, как счастлива.

Во время прогулки по лесу нагуляли, по словам Ивана Федосеевича, «зверский аппетит». А накрытый Анной Дмитриевной стол уже давно ожидал их на веранде.

Налив в рюмки, Иван Федосеевич раскрыл какую-то папку, вытащил из нее несколько листков, сколотых скреп­кой, и подал их Борису.

— Что здесь? — удивленно спросил тот.

— Разрешение заместителя министра высшего образо­вания Ивана Ивановича Зеленкова получить экстерном дополнительное образование по той специальности, в кото­рой у тебя многолетняя практика.

Софья Галактионовна удивленно всплеснула руками:

— Когда же ты успел?

Вальцов махнул рукой, не стал вдаваться в подробности.

Бориса, чувствовалось, застали врасплох. Он крутил бумаги, переданные ему Иваном Федосеевичем, не зная, куда их деть и что с ними делать…

— Я разве просил об этом?

— Нет, не просил. Но помнишь наш с тобой разговор, когда решался вопрос с экстернатом?

— Действительно, был такой разговор. Экстернаты раз­решены только в филологических и экономических ву­зах.

— А к техническим нет подступа. А тебе хотелось…

— Так что же изменилось с той поры? — удивился Борис.

— Собственно говоря, ничего. Тут перечислены лишь экзамены, связанные с техникой. Был специальный запрос Зеленкова к ректору и профессору Резникову. У них мне­ние о тебе высокое. Но знаешь, что заставило решить в министерстве вопрос в твою пользу? Твоя статья в «Проб­лемах экономики» о моральном износе. Он также считал, что ее писал ученый, Борис Алексеевич. И был удивлен, что автором оказался ты.

Борис помолчал, о чем-то раздумывая.

— Странно все-таки,— наконец отозвался он.— Сколь­ко людей занимаются самообразованием. Объявлен мас­совый поход в науку, к знаниям. Это ведь государственная политика…

— Но не всем доступны глубины, Борис.— Вальцов ру­кой накрыл ладонь Дроздова.— Ты знаешь, я тоже кое-чего добился в жизни. Но вуз сельскохозяйственный, откровенно тебе скажу, одолел с большим трудом. Наука мне не по плечу. Я — организатор и — не без дара божьего, если уж на то пошло.

— Однако бог не одарил тебя скромностью,— заметила, с улыбкой Софья Галактионовна.

Борис тоже улыбнулся, но оказалось — своим же мыслям.

— Влипну я в историю из-за дипломной жадности.

Вальцов, однако, уже был сама серьезность…

— Слушай. Если хочешь знать… не я один решал о твоeм техническом вузе. Встретил вашего бывшего секретаря райкома партии Смирнова… Да, да, Алексея Георгиевича. Онсейчас в горкоме партии.

— Неужели Алексей Георгиевич в Москве?!

– – Если работает в горкоме, значит, в Москве. Вот и надумали совместно. Понятно тебе? А у него решитель­ная точка зрения по этому вопросу. Мнение Зеленкова ты знаешь.

Борис широко улыбнулся, потешно сморщил нос.

— Что правда, то правда. Убеждал, ругал меня еще там, за границей. А я ему целую теорию…

— Да, да… — Иван Федосеевич рассмеялся. Обернув­шись к Софье Галактионовне, кивнул на Дроздова: — Помнишь?.. Директор завода, видите ли, из него будет ни­кудышный, а вот наладчик — что надо.

– – Я все хочу спросить… — Софья Галактионовна обер­нулась к зятю.— Как называется твоя дипломная работа?

– – Звучит предлинно: «Процесс ликвидации существен­ных различий между умственным и физическим трудом». А в скобках дополнение. «Прошлое, настоящее и перспективы».

Софья Галактионовна изумленно воскликнула:

— Так это же тема диссертации!

— Ну уж… диссертации. Я уж почти закончил. Три месяца потею.

— Вот так история! — Софья Галактионовна даже со стула поднялась.— Ты хоть бы мне дал почитать. Я все же кандидат исторических наук. В политической экономии кое-что смыслю. Сколько, примерно, будет в ней страниц?

Борис пожал плечами.

— Перепечатать надо. На машинке, наверное, будет больше двухсот.

– Баба-няня,— вдруг подал голос Андрейка.— Куффыть! Все засмеялись.

— Молодец, Андрейка! С тобой от голода не пропа­дешь,— обрадованный подмогой, Борис подхватил с пола

сына — его всегда смущало излишнее внимание к собст­венной персоне.

— Не пр-ропадес,— важно согласился Андрейка и ре­шительно отправил в рот полную ложку каши.

5

К словам Софьи Галактионовны, что профессор Прота­сов увлек его, Дроздова, на разработку темы, соответст­вующей уровню требований, предъявляемых к диссерта­циям, Борис отнесся весьма скептически. В глубине души он решил, что сказала она это ему не как ученый, а как любящий его человек…

Нет слов, тема, которую предложил ему профессор Протасов, была одной из сложных. Однако остановился на ней Дроздов не только потому, что чувствовал к этой теме интерес, но и потому еще, что заметил ироническое и, бо­лее того, недоверчивое к себе отношение со стороны Про­тасова. Открыто и прямо он, конечно, и слова не сказал, но лицо его, насмешливый блеск его глаз… Не верит в него, Дроздова, профессор. Ну, ничего, посмотрим еще: цыплят по осени считают.

Библиографы в библиотеле Ленина выписали ему во­семь диссертаций (пять кандидатских и три докторские) и уйму самых свежих журнальных статей. Борис вначале ис­пугался этого обилия материала, но, к своему удивлению, освоил все довольно быстро.

Как ни странно, тяжелее всего ему дался план работы. Так и подмывало пойти к профессору и посоветоваться с ним. Конечно, Василий Васильевич не откажет, но Борис тут же представил себе, с какой насмешкой он это сделает. И опять что-либо «отмочит».

Ну уж пет, к черту профессорские шпильки! Самому нужно думать.

Листая докторские диссертации, обратил внимание на постепенное, вдумчивое развитие темы. Тут и главы, и подглавки. А сказать по выбранной теме у Бориса есть что. Материала оказалось уйма; появилось даже сомнение — сможет ли он все накопленное втиснуть в одну работу?