Не измени себе

– Женька, ты что деньгами разбрасываешься? — как бы между прочим спросил Борис. — Миллионерша у меня супруга… Сто тыщ на мелкие расходы, Женя пожала плечами.

— Понятия не имею, что за деньги.

— Да это же пензия, сынок… — вмешалась Анна Дмитриевна.— Женечка, я же тебе говорила на днях,—и заговорщически подмигнула, явно стараясь замять инцидент. А Женя на знак не пожелала обращать внимания.

— Когда это вы мне говорили, Анна Дмитриевна?

— Ох, беспамятливой стала, милушка моя. Совсем беспамятливой.

Анна Дмитриевна говорила, а сама не знала, куда глаза девать.

— Что-то вы хитрите, матушка моя. Скажите откро­венно, что это за деньги?

— Сказала уже. Моя пензия.

— А зачем она здесь?

— Как это зачем, милушка моя? Что же я, для вас чужая? Вроде на вашем коште я — за то и работаю. Нет, так не пойдет. Ну, сами рассудите, зачем мне каждый ме­сяц полтыщи. Не молодка, поди… — И твердым тоном под­вела итог разговору: — Коли на то пошло, никто не запре­тит мне о внуке заботиться.

Спорить дальше было неловко.

С той поры Андрейка стал чаще прежнего щеголять об­новами. Их упреки Анна Дмитриевна игнорировала, лишь тревожилась: вдруг покупки не к лицу мальчонке?

— Ну, о чем вы говорите? Такому молодцу все к лицу,— поневоле нахваливал обновки сына Борис.

А мальчишка рос действительно презабавным, копия Жени. И любил его Борис несказанно…

Эти размышления Дроздова были внезапно прерваны грозным и отчаянным рыком поврежденных металлических деталей, скорее всего шестеренок. По крутому спуску уз­кого бульвара мчался, набирая скорость, пузатый автобус. «Отказали тормоза?!» От невольной этой мысли у Бориса поползли по спине мурашки.

Потом он увидел, как зад автобуса стало заносить влево, а передние колеса, не подчиняясь рулю, выворачи­вали в сторону Дроздова. Еще несколько секунд, и ав­тобус его раздавит.

— С левой стороны была сплошная стена дома — ни подъ­езда рядом, справа дорогу ограничивала металлическая решетка. Спастись от неминуемой гибели можно было лишь за этой решеткой.

— Дроздов метнулся через дорогу, но подошва ботинка угодила на кусок льда, лежавшего на отполированном трамвайными колесами рельсе. Этот сколотый с асфальта лед расшвыривали, чтобы он скорее таял. Борис не заметил осколка. Поскользнувшись, он упал, но тотчас вскочил, и в этот момент на него обрушилась неуправляемая сила. Удар оказался настолько сильным, что Борис перелетел через чугунную решетку и угодил в снег. Спасение было бы невозможным, угоди он всем телом в решетку.

2

Жизнь у Павла Зыкова шла в своем размеренном рит­ме. Положение его на заводе год от года укреплялось. Скорости резания металла все время возрастали, а со ско­ростью обработки росла и его зарплата. Плановики и нор­мировщики, конечно же, постоянно приводили к соответ­ствующим пропорциям фонд заработной платы. Но слу­чалось порой и такое — Зыкову и его последователям после внедрения усовершенствований к станку начисляли до трех и больше норм выработки.

Однажды произошло ЧП. Работница бухгалтерии, полная женщина, страдавшая сердечной болезнью, посмотрев ведомости на оплату, тихо вскрикнула и стала меняться в лице. Антонину Семеновну сразу же окружили. Что слу­чилось? Не помочь ли?

— Вы поглядите, сколько Зыкову причитается.

Взглянули и ахнули: токарю Зыкову причиталось вы­платить двенадцать с половиной тысяч рублей.

Стали пересчитывать, уверенные, что произошла ошиб­ка. Подняли все наряды, а пока считали, пришла из цеха встревоженная нормировщица и принесла еще два наряда. В бухгалтерии действительно обнаружили ошибку: вместе с дополнением, поступившим из цеха, Павлу Порфирьевичу Зыкову причиталось получить не двенадцать, а около че­тырнадцати тысяч рублей.

Доложили главному бухгалтеру. Яков Аронович лично все перепроверил, все подсчитал заново. Да, ошибки быть не могло: токарь-скоростник Зыков заработал за последний месяц огромную сумму уже по новым тарифным расценкам.

Главбух отправился к директору завода. Тот вниматель­но выслушал главбуха и сказал осуждающе:

— В плановом отделе явно не все в порядке.

Директор позвонил в министерство, рассказал о слу­чившемся. О новаторе Зыкове в министерстве хорошо зна– ли, попросили прислать документы. А на другой день, вы­звав к себе главбуха, директор весело сказал:

— Следует, Яков Ароныч, выплатить Зыкову все до единой копейки. И впредь будем выплачивать, сколько бы скоростник ни зарабатывал. Через полчаса проведем ко­роткое совещание руководителей всех звеньев производства и общественных организаций. Прошу вас, Яков Ароныч, подготовить короткий доклад-справку о скоростниках. Рас­скажите, сколько зарабатывает каждый из них.

— Но скоростников на заводе не так уж мало.

— Отберите лучших. И расскажите о них. Надо всячески поддерживать скоростников именно с вашей стороны. Ма­териальная заинтересованность, как известно, не отмирает при социализме. Министерство резко осуждает практику экономии в подобных случаях… Кстати, что за человек эта ваша… ну, та самая, что подняла хай из-за заработка Зыкова?..

Главбух, видимо, не ожидал такого оборота дела. И, как теперь понял, высунулся не вовремя. Он заверил дирек­тора, что слабонервной работнице бухгалтерии будет ука­зано на ее по крайней мере странное поведение.

Случай, описанный выше, был для Зыкова нечастый. Но, в общем, к большим деньгам он привык. Убедившись, что его материальному благополучию ничто не угрожает, он уговорил жену уйти с работы и заняться домом. Та охот­но согласилась, тем более что дом депутата, по ее убеж­дениям, должен был содержаться в тщательном порядке.

Несколько подпортил биографию Зыкову его разговор с Николаем Петровичем Сазоновым. О факте клеветничес­кого письма Зыкова была поставлена в известность партий­ная организация завода. Зыкову грозил строгий выговор, но и здесь он выкрутился, просто чудом. На партийном соб­рании цеха Павел Порфирьевич раскаялся в своем поступ­ке, заявив, что не мог победить в себе предвзятого отноше­ния к тем, кому призван был передавать свой опыт, не понимал, что фашист и немец — это далеко не одно и то же.

Ловкое это покаяние растревожило души бывших вои­нов, которые и сами еще страдали той же болезнью. А в цехе в числе коммунистов было около восьмидесяти процентов фронтовиков. Поэтому предложение о строгом выговоре с занесением в учетную карточку не прошло, ограничились выговором. Через год его сняли. Однако при выдвижении кандидатов в депутаты Моссовета Зыков не прошел, хотя и оставался депутатом райсовета.

А тут произошел случай, которым было бы, с точки зрения Зыкова, глупо не воспользоваться. На сессии район­ного Совета присутствовал председатель Моссовета. В один из перерывов Павел подошел к нему, представился и по­просил принять его по личному вопросу.