(Не) люби меня

— Ты покраснела, — принц поставил локоть на стол, наблюдая за мной. — Я знал, что все таки было. Герберт проспорил золотой.

— Мой муж поступил глупо, — сказала я срывающимся голосом, заставив себя посмотреть ему в глаза, чтобы он не думал, что я его боюсь. — Но вы поступили подло. Глупца простить можно, подлеца можно только презирать. Принц-подлец — жалкое зрелище.

Он явно не ожидал отпора и, помедлив. произнес:

— Я припомню тебе эти слова, когда отец тобой наиграется и выбросит, как своих прежних шлюх. Потому что в этой стране есть только одна королева — моя мать, — и он прихлопнул ладонью по столу, добавляя веса своим словам.

— Я не посягаю на ее место.

— Оно и не светит такой сучке, как ты, — сказал он, чем разозлил меня до предела. — Твое место не на троне, а в постели.

— О да! И там я — истинная королева! — сказала я дерзко.

Мы смотрели друг на друга с настоящей ненавистью. Принц уже открыл рот, чтобы сказать еще что-то оскорбительное, но вдруг передумал.

Едва не уронив стул, он вскочил и направился прочь от стола. Я смотрела ему вслед, и сердце мое колотилось от злости, от обиды и отчаяния.

Молокосос взбесил меня до дрожи в руках, и я залпом выпила полбокала вина, к которому не притрагивалась с начала праздника. Вино ударило в голову, но холодная хватка в груди ослабла.

Жозеф не мог поступить так подло. Он глупец, если разболтал посторонним наше самое сокровенное — и это было обидно до слез, до сердечной боли. Но он не подлец. Нет, все не может оказаться именно таким. Жозеф вернется, и я спрошу его об этом. Я узнаю правду. А до этого я не имею права сомневаться в муже.

Потому что если я начну сомневаться… то тогда погибну. Доверие к мужу — это единственное, что спасет меня в этом рассаднике прелюбодеев и безумцев.

Вино приглушало душевную боль, и я не заметила, как опустошила бокал. Стало почти хорошо, и я подперла голову, закрывая глаза и отдаваясь блаженному дурману.

Но знакомая мелодия заставила меня содрогнуться. Я узнала этот мотив с первых же аккордов. Его наигрывал король, когда пришел к нам с Жозефом в спальню, а сейчас исполнял один из менестрелей.

Склонившись к грифу лютни, музыкант касался струн бережно, как будто они были хрустальными, и я сразу узнала эти руки, эту манеру игры, хотя лицо исполнителя скрывала маска, а волосы были спрятаны под косынку, повязанную на южный манер.

Король играет на свадьбе моей золовки!

Я огляделась. Никто ничего не заметил, и даже королева была увлечена разговором с кем-то из приглашенных гостей, не обращая на музыканта внимания.

А он играл, лаская лютню, и время от времени поглядывал на меня. Глаза блестели под черной маской, и всякий раз, уловив этот блеск, я вздрагивала.

Король играл для меня. Для меня одной, потому что никто больше его не узнал, может, только принц. Поэтому-то он и умчался так стремительно.

Но это ничуть не польстило мне, а наоборот, испугало. Это означало, что на крепость моей чести начата новая атака, и я не представляла, чего дальше ожидать от противника. Если оскорбления наследного принца были предсказуемы, то король уже доказал, что умеет удивлять.

Я поманила служанку, и та подошла, кланяясь.

— Мне плохо, хочу уйти, — сказала я, поднимаясь из-за стола. — Можешь передать королеве, что сегодня я больше не выйду, пусть хоть тащат меня в зал из постели, голой.

Служанка вытаращилась на меня, но я почти бегом пересекла зал, под удивленными взглядами придворных, и поспешила в свою спальню. Но укрыться там мне не удалось, потому что у самых дверей меня перехватила леди Бригитта.

— Куда это ты? — набросилась она на меня. — Разве тебе давали разрешение уходить со свадьбы моей дочери?

Вместо ответа я толкнула ее ладонью в грудь и схватилась за дверную ручку.

Сейчас я хотела только одного — спрятаться в своей ненавистной клетке, запереться изнутри, но моя свекровь, всегда жаловавшаяся на старость и немощь, навалилась на дверь с такой силой, что я не могла сдвинуть ее с места.

Несколько секунд мы боролись, но прозвучавший позади властный голос заставил нас отпрянуть друг от друга.

— Оставьте ее, леди Бригитта, — к нам подошел король. Он снял маску и платок, и теперь не узнать его было невозможно.

Моя свекровь поклонилась и попятилась.

— Доброго вечера, сир, — сказала она, как ни в чем не бывало, и исчезла в темноте.

Я потянула дверную ручку, но передумала и осталась стоять в коридоре.

— Вы убежали со свадьбы, — сказал король, — но и в свою комнату не хотите заходить? Как загадочно.

— Я хотела бы зайти туда одна, — сказала я, не глядя на него, — и сделаю это, как только вы уйдете.

— Принц говорил с вами. Он чем-то вас огорчил?

Пожаловаться отцу на сына? Чтобы он еще раз ударил его? Или отругал, что нельзя называть меня королевской шлюхой, потому что я еще ею не стала? А когда стану — тогда будет можно…

— Причина моих огорчений — вы, — сказала я. — И причина моих несчастий тоже. Но вы и так это знаете. Поэтому вам лучше вернуться и продолжить развлекать гостей.

— Я развлекал вас, — поправил он мягко.

— К чему все это? — я по-прежнему не заходила в спальню, опасаясь, что это будет принято королем, как приглашение. — Что за игры вы со мной ведете?

— Это не игры, — сказал он, прислонившись плечом к стене. — Вы представляете меня чудовищем…

— Вы и есть чудовище.

— А я стараюсь убедить вас, что это не так. Я ухаживаю за вами, Диана. Как трепетный влюбленный. Я готов ждать, сколько потребуется.

Я чуть не застонала от отчаяния. Он готов ждать!

— Не ждите, — сказала я угрюмо. — Это только озлобит вас, потому что я никогда не изменю мужу.

Конечно, не изменю. После того, как я узнала, на что способен мужчина, который клялся в вечной любви, мне стала противна сама мысль об алькове. Это было самое сокровенное, это было таинство… Как же Жозеф мог?..

— Почему вы противитесь, Диана? — спросил король. — Верей вам не подходит. Вы полны жизни, вы светитесь, как солнце, вы так щедро делитесь своим светом. что однажды истощите свою душу.