Не названа цена

Он смеялся, и в смехе его было больше истерики, чем настоящей насмешки, потому что он невольно высказал то, что сидело в его сердце занозой — что на фоне блистательного Леона он представляет собой фигуру слишком ничтожную. Но Илия, конечно, не заметила его истерики; она застыла в горе и оскорблённости.

— Так ты… ты всё это время обманывал меня? — беспомощно переспросила она, не веря, не понимая, не будучи готовой принять правду.

Он подавился новой порцией смеха, закашлялся и переспросил:

— Обманывал? Я тебе слова неправды не сказал, детка! Ты сама всё придумала.

Сердце Илии ёкнуло и оборвалось в бездну боли и осознания.

Она сама всё придумала.

Он, в самом деле, ничего ей не говорил.

Не делал никаких признаний.

Ничего не обещал.

Это она сама всё додумала — и теперь, когда она видела это ясно, все странности в его поведении встали на свои места.

От обиды, боли, злости на себя, чувства преданности — в глазах закололо слезами, но она сдержала их, чтобы не унизиться перед ним ещё больше.

— Ты нарочно дурил мне голову, да? — тихо выразила свою боль и обиду она.

— Дурил голову? — со злым смехом переспросил он. — Не надо, — резким шагом подошёл он к ней и холодно проговорил прямо в лицо, — не надо переваливать на меня ответственность за то, что у тебя нет мозгов, Илия.

Вспыхнув от гнева и стыда, она поняла, что точно не сможет теперь сдержать слёз, и выбежала из комнаты под его злой истеричный смех.

Как только за ней закрылась дверь, он рухнул на пол, обхватив голову руками и не в силах перестать смеяться. Впрочем, сухой и болезненный его смех скорее напоминал рыдания.

Глава десятая

«Это было очевидно, а я в упор не замечала», — раз за разом повторяла своё страшное открытие Илия.

Она закрылась в своей комнате, и сидела теперь на кровати, обхватив колени руками и снова и снова прокручивая в голове свои наблюдения, зацепившие её слова и поступки Рийара, свои сомнения и свои попытки объяснить то, почему он ведёт себя странно.

Она столько времени и сил потратила на то, чтобы объяснить себе все эти странности в его поведении! Далёкие звёзды, сколько же фантазии и упорства нужно, чтобы снова и снова не видеть в упор очевидного — и продолжать придумывать фантастические и запутанные объяснения простым вещам!

Теперь, когда она знала, что никогда не нравилась ему и что он и не планировал ухаживать за ней всерьёз, — всё стало очевидно. Все нестыковки и странности спокойно легли в одну красивую стройную систему.

Систему, которая она вполне могла разглядеть раньше!

Могла, могла, могла!

Если бы она так не зациклилась на мысли, что это та самая настоящая любовь, если бы она не цеплялась так за эту мысль, если бы она не предпочитала самые запутанные и фантастические объяснения, лишь бы не видеть правду!

Рийар был прав, и это было горше всего: он ни в чём её не обманул.

Она сама всё придумала.

Даже не имея на это никаких серьёзных оснований.

Да, он не разубеждал её и даже подталкивал порой к нужным ему выводам — но, по совести сказать, делал это не слишком усердно. Она могла увидеть и догадаться.

И видела, и замечала, и отмечала как странность, но…

Не хотела понимать, что за этой странностью стоит.

Всё, всё лежало на поверхности — а она этого в упор не видела, потому что не желала видеть.

Илия плакала даже не столько от боли предательства, сколько вот от этого понимания, какой же глубокой безнадёжной дурой она оказалась.

Это чувство казалось почти привычным — с тех пор, как началась её стажировка, она частенько чувствовала себя дурой, которая не замечает очевидных вещей. Леон, правда, говорил, что…

Мысль её споткнулась и замерла.

Леон.

За всеми этими переживаниями она совершенно забыла — Рийар заявил, что Леон в неё влюблён.

«Может ли такое быть?» — потрясённо подумала Илия, нервно потирая коленки.

Мысль эта казалась ей совершенно абсурдной. Леон с самого начала и до конца был предельно профессионален — был ходячим воплощением идеи «понимающий и мудрый наставник для стажёра». Илия, конечно, замечала, что он постоянно пытается её подбодрить, охотно отмечает её успехи, не акцентирует внимания на промахах и спокойно объясняет, как поступить в следующий раз, чтобы промаха избежать… но, в самом деле, он вёл себя… он вёл себя примерно так же, как её старший брат, вот да!

Какая ещё влюблённость! Нелепо, и совершенно не сходится с образом аккуратного, вежливого, спокойного Леона, всегда безупречно выдерживающего профессиональную дистанцию.

Рийару, должно быть, просто по мозгам его откатами заехало, вот и вообразил такую чушь!

Илия насмешливо фыркнула, резюмируя тем своё отношение к абсурдной идее с влюблённым Леоном. В глубине души, впрочем, она почувствовала лёгкое огорчение — как будто ей была отчасти приятна мысль, что Леон мог бы быть в неё влюблён. Возможно, потому что она была так растерзана сейчас своими переживаниями и чувствовала себя такой глупой и нелепой, что, конечно, ей очень хотелось верить, что кто-то мог бы в неё всё-таки влюбиться.

А уж если бы в неё мог бы влюбиться кто-то вроде Леона — так это вообще было бы очень приятно, потому что такие мужчины, конечно, не влюбляются в кого попало.

Увы, но тут ей явно тоже ничего не светило, а Рийар просто двинулся головой. Определённо, так.

Откинувшись на подушку, Илия приняла решение, что не будет страдать по этому мерзавцу, потому что это слишком унизительно — страдать по такому гадкому и бездушному человеку.

Не то чтобы это решение в самом деле могло уменьшить её боль — но, во всяком случае, она обрела в этой мысли твёрдую почву под ногами, и смогла хотя бы заснуть.

По гордости она не хотела никому показывать, как ей больно — к тому же, она стыдилась того, что другие могут узнать, какой глупой она оказалась в этой ситуации, — поэтому ей вполне удалось скрыть своё состояние от близких и, как ни в чём не бывало, отправиться на работу.

Там Леон огорошил её новостями:

— Я справлялся у наших женщин-боевиков, оказалось, что они частенько предпочитают тренироваться своей компанией и не против, чтобы вы к ним заглянули. Вот их график, — передал он Илии листок.