Не названа цена
Шрифт:
Запросив у секретариата полный список сотрудников управления, и заодно список сотрудников, работавших тут в последние несколько лет, он отправил вызов Айринии, и вскоре уже наблюдал, как она магичит над двумя конвертами.
Наблюдать за Айринией было неприятно — он был в ней весьма разочарован. Она произвела на него впечатление старательной и ответственной девушки, и было досадно осознавать, что она пошла на серьёзное магическое преступление — да ещё из-за такой ерунды, как желание позлить соперницу! Мелочно и бессмысленно…
Айриния, меж тем, закончила с магией.
— Пять часов мигрени, — безразлично озвучила она откат.
—
Холодно попрощавшись, Айриния вышла.
Прикрыв за ней дверь, Леон открыл конверт с именами сотрудников.
Красным там стало выделено только одно имя — Рийар.
С минуту Леон смотрел на имя брата с мрачным недоумением, но затем вспомнил, как тот притащил ему пирожки, в безалаберной манере разворошил документы, над которыми работала Илия, и, в самом деле, получил таким образом совершенно незаконный к ним доступ.
К сожалению, это был совсем не тот доступ, который искал Леон, и, хотя стоило сделать выговор и брату, и Илии — и самому себе, если уж начистоту, ведь должен был проследить! — но к разгадке дела это его никак не приблизило.
Только возвращаясь в свой кабинет, Леон осознал, что, согласно проведённой им теперь магической проверке, в интересующий его период времени доступом к документам обладали только два сотрудника управления — он сам и госпожа Юлания.
«Ну! — подумал он с облегчением. — Значит, нет у нас никаких крыс, и протечка всё же произошла на стороне архимага!»
Эта мысль заставила его повеселеть.
Илии он сказал, что никакой утечки в их управлении не обнаружено.
Для госпожи Юлании было составлено обоснование, что, изучив дело всесторонне, управление пришло к выводу, что утечка данных произошла со стороны резиденции архимага, поэтому, в виду отсутствия у сотрудников управления соотвеющего доступа, дальнейшее расследование передаётся туда.
Глава восьмая
Уже к вечеру того дня, как она заколдовала Рийара, Айриния поняла, что с её откатом что-то не так.
Когда она вернулась в общежитие, на кухне как раз ужинало несколько девушек. Среди них была и Лири. Увидев Айринию, она радостно подскочила, налетела на неё и обняла, весело и быстро рассказывая, как ей помогли её советы, и как она сдала самый страшный экзамен — да ещё и завоевала хорошую репутацию при этом!
Айриния покровительствовала этой девчушке, поскольку та напоминала её саму. В другое время ей стало бы радостно, что удалось помочь, — но сейчас Айриния чувствовала лишь тоскливую пустоту. Она смотрела на сияющее радостью и благодарностью лицо девчушки, машинально растягивала губы в улыбке и что-то говорила — что было уместно в таком случае — но не чувствовала вообще ничего.
Сев ужинать, Айриния безразлично следила за разговором. Он, как это часто бывало, скатился на противостояние с мужским общежитием — это был старинный конфликт, который не желал гаснуть, и Айриния всегда принимала в нём самое активное участие, возмущаясь выходкам парней, придумывая, как поквитаться с ними и подстраивая им всяческие гадости.
И, хотя девушки обсуждали предприятие, в котором сама Айриния тоже планировала поучаствовать — злая шалость задумывалась против особенно противного однокурсника, любителя распустить руки, —
теперь в ней не наблюдалось ни тени эмоций. Ей стали разом безразличны все они — и мерзкий однокурсник, и другие безбашенные парни, и желание им отомстить, и азарт общего дела…Только пустота и безразличие.
С трудом поужинав — кусок в горло не лез — Айриния ушла к себе и легла спать, не дожидаясь соседок. Ей не захотелось обменяться новостями ни с той из них, которую она считала подругой; ей не было досадно так же и на шум от другой, мешавшей ей спать, с которой они постоянно ссорились.
Только пустота.
С которой оказалось совершенно невозможно спать.
Постоянно казалось, что она что-то забыла или потеряла; Айриния ворочалась так и сяк, но не могла отделаться от этого ощущения и не могла найти себе покоя.
С трудом заснув, проснулась она рано — с сосущим чувством безнадёжной тоски.
Насмешливо фыркнув над самой собой, Айриния порешила считать сложившуюся ситуацию глупостью и решительно взялась за дела. Первым, что ей предстояло, было отдать частный заказ для сапожника.
Сапожник не был богат, и у него в жизни не хватило бы денег на артефакт, заглушающий шум, но Айриния решила поработать с ним бартером: с неё — артефакт, с него — крепкие хорошие сапоги. Обмен был неравным — артефакт стоил гораздо дороже — но Айриния не первый год закупала в этой лавке подержанную обувь, и сапожник всегда придерживал для неё удачную пару её размера, и даже пару раз дарил совершенно новые домашние туфли просто так, без всякой платы. Айриния хотела сделать доброе дело в ответ; и вот, отнесла сапожнику готовый артефакт.
Тот радовался совершенно искренне — у него недавно родилась дочка, и он постоянно будил малышку своим стуком, и перестал успевать справляться с заказами в попытках не будить ребёнка.
Айриния тщательно вырисовала на лице радость и приветливость, приняла и благодарности, и новые сапоги…
Выходя, она прижимала эти сапоги к груди, словно пытаясь заткнуть ими дыру, которую ощущала почти физически.
Её не радовала благодарность сапожника; она не чувствовала никакого удовлетворения от того, что сделала доброе дело. И даже сапоги — совершенно новые, по её ноге! — не вызывали у неё особых эмоций. Ну да, хорошие сапоги. Да, она довольна, что они теперь у неё есть. Это удачно сложилось.
Но разница между сапогами, который просто «удачно сложились», и сапогами, подаренными благодарным другом, оказалась катастрофически огромной.
Айриния чуть не заплакала от тоски — у неё было такое чувство, странное и болезненное чувство, будто сапожник сегодня умер, и умерла приятная соседка по комнате, и весёлая добрая Лири тоже умерла…
Они были, конечно, живыми, и так же продолжали жить, как и всегда, — ходили, говорили, смеялись! — но Айриния словно бы их потеряла.
Ни единой эмоции.
Ни капельки.
Только сосущая тоскливая пустота — память о том, что эти эмоции когда-то были.
Айриния совершенно не знала, что с этим делать. В ужасе она пыталась припомнить, на какой срок ей пришёл такой кошмарный откат, — но память её категорически подводила.
Она не помнила, совсем не помнила!
Она так переволновалась в тот момент, что даже толком не обратила внимания на откат, и не запомнила совершенно, в чём именно он заключался и сколько должен был продлиться — просто отмахнулась от него с мыслью «повезло, ерунда какая-то!»