Не про заек

12

НЕ ПРО ЗАЕК

Жан! Жан, где ты? Прости меня! Кричу. Иду по полю, по грязи. Кругом кукуруза огромная. Где свет? Где дорога? Одни колдобины да пашни. Вот дом выскочил из темноты, а из него — белобрысая тётка с беременным пузом и немецким акцентом:

— Get out!

— Please, help me!

— Get out! I’ll call the police!

— Yes, that’s I need!3

Я не хочу, не могу здесь ждать! Прочь, прочь отсюда! Я выберусь на дорогу, к людям. Сквозь чужие вишни и яблони. Я уже почти здесь...

Вот уже и дорога за обочиной, и неважно, куда.

Я — посреди дороги, раскинув руки, неважно, в какую сторону, лишь бы остановились!

Женщина-блондинка тормозит.

— Do you speak English?

— Да, но у меня — дети.

— Пожалуйста, отвезите в Гренобль (хотя я даже не знаю точно, где я)!

— Садитесь. Что случилось?

— Не могу. Это ужасно! Мне плохо... Один человек...

— Успокойтесь. Я отвезу вас, но только до... Расскажете всё сами... Ведь у меня — дети! Я не могу остаться.

Не знаю, сколько времени мы ехали, наверное, недолго...

3 Убирайся! — Пожалуйста, помогите мне! — Убирайся, я в полицию позвоню! — Мне это и нужно!

13

Галина Хериссон

Оказались в аэропорту Сент-Экзюпери. Вот откуда всё время взлетали самолёты, пока он прижимал меня к земле...

Машина «вежливо» остановилась напротив дверей комиссариата.

— Идите! Bon courage. Расскажете всё сами. Им. У меня нет времени. У меня — дети!

Спасибо. Моральная оплеуха.

Одна идти не захотела. Туда? Зачем всё это? Мне надо домой! Мне надо... Хоть куда-нибудь. Мне нужно в Гренобль! Чем мне поможет полиция? Испортить мне каникулы?

Зашла в аэропорт, совсем маленький. Жёлтые пластиковые кресла. Люди с сумками дремлют до завтра. Который час? Вижу стоянку такси. Спрашиваю мужчину в белом. Он находит мне машину. Но говорит прежде:

— Это дорого, дождитесь утра, будет поезд до Гренобля.

— Нет, мне надо сейчас. Я не могу больше! Я хочу домой, к Жану...

* * *

С Жаном познакомились тогда, в «Даче». Мы стояли в очереди в туалет, он сказал, что саксофонист... Неплохо говорил по-русски. Шатались по ночному Питеру, по мостам.

La Lune, les pigeons, les crepes4...

Накупил книжек русских.

— Давай я к тебе приеду, Жан! На каникулы, а?

4 Луна, голуби, блины

14

НЕ ПРО ЗАЕК

— Валяй.

До Франции далеко. Пять насыщенных месяцев: цветочки, поезда, дом-работа, словари французские, письма, краски, фрески, паспорта, очереди, звонки, посольства, банки, фальшивые бумажки, ложь. Потерянные рассказы, гроза, Москва, визы, звёзды...

Питерская

Тем последним питерским её летом всё было замечательно: Лиза писала фреску с пейзажем по ночам. Её закрывали снаружи, в офисе. Она пользовалась холодильником (еда, бренди) и писала до утра, просыпаясь на диване за полчаса до прихода служащих. Дремала где-нибудь до вечера — и снова в офис. Когда заказ подходил к концу — был день Бастилии, середина июля. Вот — Свобода! Пошла на пляж Петропавловки. Ночью уже почти всех пускали. Пары, пары, моряки в лодках. Один, не вспомнить, как звали, был симпатичный. Предлагали отвезти на нужный берег, но она осталась на полуострове — Спасибо, мне и здесь хорошо! — одна гуляла до рассвета. Пришлось ждать свода мостов в утренней прохладе среди припозднившихся единомышленников.

Что за чудо — небо розовое! Вот тогда была рада, очень рада! Пространство. Воздух свежий над рекой. Улицы пусты и чисты. Не впервой пешком до Техноложки...

Уж сколько было хожено: с Пяти углов на Староневский. Через Невский и Дворцовую на Петроградскую. С Петроградской через мосты к Пяти углам. С Владимирской по Литейному к Дворцу Юрьевской.

15

Галина Хериссон

* * *

Недалеко от Техноложки был её сквот — бывший театр «Перекрёсток». Там они жили несколько месяцев весьма пёстрой компанией, платя мзду бывшему директору театра. Тот, в свою очередь, платил мзду чиновникам, которые закрывали глаза на «непотребство». Художники, скульпторы, музыканты, да и просто иногда алкаши ошивались тут, общались, спали, пили, работали, творили и чудили. Зарабатывали в этих старинных помещениях с высокими потолками только рекламщики. Они печатали тут свои баннеры. Помимо высоких потолков и готических окон, от атмосферного театрального антуража тут был какой-то старый реквизит, облюбованный художниками: пыльные мятые костюмы бог знает каких персонажей, старый чёрный рояль и подвешенные к потолку плотными тросами качели, излюбленные всеми гостями сквота. То бишь мастерских. В этих мастерских Лиза и сотоварищи творили чудеса из гипса: делали слепки с собственных обнажённых тел, а однажды, на заказ того самого цветочного магазина, отлили пять дорических колонн для какого-то крутого приёма в Юсуповском дворце.

Работа была адская: днём — с цветами в бутике по десять часов, а ночью — с гипсом под руководством полусумасшедшего лепщика Димы. Почти и не заработали ничего: доставка тяжёлых мешков гипса стоила дороже самого гипса! И пойди объясни это скупердяям-флористам. И объясни — почему днём в магазине ты валишься с ног, зеваешь и то и дело отлучаешься в подсобку выпить кофе... Впрочем, не только из-за этих гипсовых «экспириенсов». Правду сказать, Лиза в тот период нередко зависала в незабвенном (не существующем ныне) клубе 16

НЕ ПРО ЗАЕК

«Молоко». И ночевала на чёрных кожаных диванах, припозднившись после очередного концерта, на который приглашалась по спискам со всей весёлой компанией «Бартанги»...

А с Петроградской один раз шла пешком. Ночью в начале марта, по мостам через Неву и вьюгу. Подхватила бронхит и кашляла месяц. Её задержали тогда вместе с непутёвым дружком Костиком за «отсутствие регистрации». Промурыжили пару часов в Петроградском отделении милиции и часа в три утра сказали:

— Вали в свой Мухосранск!

— Ребят! — взмолилась Лиза, — Ну давайте я хоть до первого троллейбуса посижу тут у вас?

Ответ буквально приводить не буду. Неприлично. Но отчим Костика, сильно недолюбливающий Лизу, сказал ментам по телефону:

— Этого малолетнего придурка подержите в обезьяннике до завтра, пусть ума наберётся. А красноволосая курица пусть валит...

* * *

На Пяти углах была её коммуналка с татуировщиками. Других весьма живописных соседей она описывать подробно не стала — совсем другая жизнь... А про татуировки: она рисовала их шариковой ручкой, иногда расцвечивая косметическими карандашами и закрепляя пудрой. Уж этого добра у неё было навалом. Она взяла с собой профессиональный набор из России, рассчитывая тут заработать макияжем и эфемерными татуировками — боди-артом... Как тогда, ещё в школе Сергея Балахнова (как раз на Литейном), где преподавала парикмахерам основы грима, попутно

17

Галина Хериссон

отдавая свою бесстрашную рыжую голову под любые покраски и самые дикие стрижки — идеальная модель! Её и постриг Паша — любимый парикмахер из этой школы, как раз перед отъездом. А Балахнов просил Лизу по блату нарисовать ему японского дракона. Денег, разумеется, за рисунок не предлагал, а взамен предлагал «услугу» — накатать на имя Лизы бумажку, мол, работает она в Школе Самого Сергея Балахнова преподавателем. Блеск. Лиза вежливо отказалась...