Не про заек
Шрифт:
— Danke, вы очень любезны!
Кажется, здесь, или уже чуть позже по дороге, остановился большой фургон с двумя напарниками-иранцами. Она сомневалась пару секунд, но решила всё-таки ехать. Водитель, что был за рулём, говорил немного по-русски, рассказывал, что работал когда-то в Советском Союзе... Второй лежал на оборудованной под потолком кабины (как во всех подобных машинах) кровати, слабо участвуя в разговоре. Кабина была просторной, и словоохотливый водитель, даже протянув руку, не мог до неё дотронуться.
Посыпались реплики:
— О, русская девушка! Я сейчас позвоню друзьям в Иран, они ни
Чтобы хоть как-то поддержать «коммуникацию», она согласилась сказать пару слов по-русски в телефон, который ей протянул полусонный напарник. Водила,
6 Привет, меня зовут Лиза. Я из России. Я художница. Я путешествую. Еду на Юг Франции. У меня там друг...
23
Галина Хериссон
напротив, был как-то возбуждён, прищёлкивал пальцами, прося русскую девочку придвинуться, сесть поближе, между креслами.
Она объяснила (начиная потихоньку беспокоиться), что она не собака, и не откликается на щёлканья и причмокивания. Настойчивые просьбы продолжались.
Фургон ехал быстро по красивым немецким холмам. Мелькали белёные домики с красными черепичными крышами среди густых, как капуста брокколи, кустов, населявших долины...
Пришлось чётко сказать, что так больше продолжаться не может, и если они не прекратят свои неуважительные «просьбы», ей придётся сойти. Обе стороны пришли к логическому выводу, и она в красном и белом снова стояла у дороги.
Лиза была уверена, что если вот так с достоинством себя «подавать», никто не может её, оскорбив, принять за шлюху. Ведь «профессионалок», очевидно, не приходится долго уговаривать...
* * *
Закономерность «плохой-хороший» продолжалась.
Остановился бежевый мини-автобус. Она начала со своих заученных фраз, затем почти сразу перешла на английский. Но водитель в клетчатой рубашке сказал на своём довольно чистом русском, что работал лет двадцать в Казахстане. Беседа была тёплой: о детях, ещё о чём-то. Они проехали добрую часть пути, и на прощание, пожелав удачи, он, посерьёзнев, уже остановив машину, пророчествовал:
— Что бы ни случилось, ведь в жизни всё может быть, обещай никогда, никогда не совершать самоубийства! Обещай подумать об этом и береги себя! 24
НЕ ПРО ЗАЕК
Слова его звучали, как напутствие из уст священника. Тогда они ей показались не совсем кстати... Ненадолго.
Водитель следующей легковушки совсем не говорил по-английски. Они ехали быстро и молча. В Германии нет ограничения скорости. Всё же этот усатый мужлан за сорок решил проверить на всякий случай, не пройдёт ли номер.
Сначала начал предлагать «что-то» по-немецки. Она ответила, что не понимает. Тогда он совершенно детским жестом показал на пальцах «совокупление», а она, глотнув нервно воздуха, сказала отрывисто: «Ich reise!7»
Скоростная дорога скоро превратилась в вилку и он, особо не церемонясь, оставил её здесь. Вообще-то вот так на шоссе «стопить» нельзя, но ей снова улыбнулась удача. Большой фургон остановился через несколько минут. Прижимаясь к обочине, девушка в белом и красном среагировала мгновенно: рюкзак на плечи и бежать к машине, правда отстегнулся коврик,
но, в два прыжка подобрав его и вскарабкавшись уже привычно по высокой ступеньке, она сидела в салоне.— Огромное спасибо!
К тому же, парень (по виду слушает рок) говорил по-английски. Радиостанция тоже не была скучной, и он пытался переводить ей шутки с немецкого. Уже не вспомнить, что-то про шоколад... Ночь уже сгустилась. А она с Варшавы так и не спала. До Ритиного городка, который она заметила на панно, было километров двадцать. Но парень посоветовал ей отдохнуть. Ему нужно было спешить в другую сторону. Он подвёз Лизу на большую сервисную станцию со столовой.
7 Я путешествую!
25
Галина Хериссон
— Удачи!
Сегодня и не найти эту станцию где-то между Штутгартом и Карлсруе... Лиза, по совету старых стопщиков, часто писала фломастером название городов-направлений на прямоугольниках бумаги формата А4 или А5... Листки мятые ещё долго потом валялись на дне сумки...
* * *
Столовая была большой и светлой. Кажется, был вечер пятницы, и посетители не торопились. В первый раз за три дня она видела горячую еду. Она попросила жареной картошки кружочками и сарделек. Фрау, уставшая за рабочий день, была добра, хотя и уточнила:
— Не забудь заплатить! — без зла, без неприязни. Брюнетка за пятьдесят. Хороший английский, как у многих немцев.
Ела жадно, почти давясь. Пила чёрный чай.
Добрая Фрау выслушала, проникшись, историю и позволила Лизе спать здесь, в кафетерии. Один из залов был уже пуст и свет погашен — горел только плоский экран телевизора. Она отделила маленькую путешественницу портьерой. На трёх сдвинутых стульях у окна, спрятавшись за столом, было вполне сносно.
Договорились о подъёме рано, часов в шесть. Ведь на шоссе чем раньше, тем лучше! Да и подводить Добрую Фрау не хотелось. Утром её уже не было — смена закончилась.
Лиза решила основательно подготовиться к последнему (по её расчётам) дню пути. Душ был ещё закрыт, а ждать не хотелось. Как-то удалось умыться в раковине. А потом, уткнувшись в зеркало, она стала краситься. Таки взяла с собой несколько
26
НЕ ПРО ЗАЕК
профессиональных тюбиков косметики! Макияж был основательным, и было время немного подумать...
Какого чёрта эта маленькая путешественница попёрлась стопом в Европу, за тридевять земель, почти без денег (не-е, поначалу-то деньги были, были, хоть и небольшие) к какому-то саксофонисту Жану?
Гренобль
Лиза добралась поздно ночью до Гренобля на такси из аэропорта Экзюпери. За бешеные по её меркам деньги.
Она пыталась объяснить мне. Про три тыщи рублей в цветочках. Про двадцать пять лет. Про жажду путешествий. Про Нотр-Дам де Пари. Про «сейчас или никогда»...
Это же ни в какие рамки не лезет! Ни в какие ворота.
* * *
Да, Гренобль её не принял, и Жану было наплевать. Ему, конечно, было жаль ста евро на такси (половину суммы Лиза заплатила сама из оставшейся налички). Это было первое, что Жан сказал Лизе при встрече!