Не про заек
Шрифт:
Сэндвич, кофе, и я могла расположиться за столиком. За соседним сидела приятная немецкая пара. Фрау заполняла бесчисленные открытки с видами Парижа...»
* * *
«... Я ехала, и поезд стал прозрачным. Выгнутый потолок из блестящего пластика так ясно отражал кресла, пассажиров, блики на их лицах! Блики сочились из окон, в которых плыли сочные зелёные кусты, жёлтые поля рапса, иногда извилинами изгибалась речка Марна.
О нет, не удаётся мне написать историю — мелькают люди, деревни, дома, улицы. Иногда лишь удаётся
44 «Метро, работа, сон» — присказка парижан 140
НЕ
схватить на минуту молчаливым созерцанием кусок пейзажа, черты лица, тихую жизнь предметов. Still life45.
Я — не литератор, а писатель натюрмортов...»
* * *
«Божья коровка,
Улети на небко!
Сижу на лужайке недалеко от станции. По пальцу ползёт красный жук с пятью точками. Ингвар пролетел на машине, и меня, сидевшую под большим деревом у дороги в низинке, не заметил. Я махнула было ему рукой, но решила тут же позвонить, чтобы найтись поскорее...
Мы подъехали к дому — стало тепло и ароматно. Парк всё же лучше любых версалей!
От моих рук пахло лошадьми. Возле вокзала паслась четвёрка красавцев разной масти. Я гладила им морды и говорила с ними в ожидании Ингвара. До деревни пешком — далековато.
Ещё в машине мы поспорили и посмеялись над неумением найти место встречи...»
* * *
«Казалось бы, у нас так много общего, но мы такие разные! Он — тормоз, я движуха. Или наоборот.
Блин, какой же он зануда!»
* * *
«Опять завязло. Как в Анжу...»
* * *
«А что “хорошего”, спрашиваете вы? Я помню один
45 Натюрморт, или «тихая жизнь» — буквальный перевод
141
Галина Хериссон
милый момент. Ещё тогда, зимой, когда мы жили в парке при больнице. Там, в больнице, была неплохая столовка для сотрудников. И очень дёшево. Меня потом тоже туда пускали. А поначалу Ингвар просто приносил мне обеды оттуда. Мы даже иногда ели вместе в его перерыв. Разогревали в микроволновке, если остыло... Ингвар спускался по длинной лестнице сквозь парк, сто двадцать ступенек, к нашему скромному казённому домику. И сквозь белую занавеску я видела его высокий сутулый силуэт. Была зима, белым-бело — большая редкость здесь (мы с польскими коллегами очень радовались, снеговиков лепили и в снежки). Ингвар перестал бриться ещё с осени, и пар от дыхания и от пластиковой коробочки с обедом окутывал и его бороду, и его синие в золотистом пуху ресниц глаза. Я слышала его топот за окном. Он сбивал снег с ботинок. Иначе в нашей кухне-прихожей мгновенно образовывались грязные лужи. А я всегда следила за чистотой. Я открывала ему дверь и впускала в тепло нашего общего, крохотного, но полного надежд очага. Он клал еду на холодильник. А я вставала на детский стульчик (вы же знаете, какая я мелочь, стульчик — неотъемлемая часть моей любой, пусть самой затрапезной кухни) и, стоя таким образом вровень с Ингваром, целовала его в холодные красные губы. Благодарила за обед и за всё...»
* * *
«Не пишу давно. Рисую и гуляю по парку.»
* * *
«Переехали. Холодно. Ингвар снова уехал без меня. С документами жопа.
Холодно. Февраль. Временный интернет. Дождь. Работы нет.»
142
НЕ ПРО ЗАЕК
* * *
«Стук в дверь. А у меня музыка и басы. Я снижаю громкость и падаю на карачки. Первый этаж. Одним глазом смотрю в окно. Вижу фигуру полицейского. Пульс зашкаливает. Вдруг
за мной?! А Ингвар уехал навестить семью на пару недель...Меня трясёт. Я ползаю по полу. После долгого (не знаю, сколько стучали) гулкого ужаса, вываливаюсь на площадку. Вижу под дверью засунутую записку. Дрожащими руками беру, практически не читая. Повестка? Изгнание? Пиздец всему?.. Одеваюсь и со смятой бумажкой в руке и телефоном выхожу на берег Марны. Дозвониться до Ингвара не хватает кредита. Звоню Надин...
Позже, пройдясь нервным шагом и вздохнув речной сырости, слегка успокоясь, разворачиваю бумажку. Штраф за неоплаченный проезд в электричке. Не на моё имя!
Позвонила хозяину квартиры. До нас в квартире, оказывается, жил какой-то парень, и когда его схватили контролёры, назвал свой прежний, неактуальный адрес. Вот мудак!
Контролёры. Милые люди! Старые добрые контролёры. Оплачивать проезд — наше всё! Это всё, на что я сейчас способна...»
* * *
«Когда приехал Ингвар, меня сорвало. За то, что до сих пор мы не можем сдвинуться с мёртвой точки. За то, что он путешествует, а я не могу без документов. За то, что ссыт. За то, что я ссу! И вижу сны, как меня где-нибудь останавливают полицейские...
За то, что его не было тут, пока я ползала на карачках
143
Галина Хериссон
и сердце выпрыгивало из груди. За то, что он не сможет защитить меня в случае чего. За то, что я недостаточно хороша для его буржуазной семьи, но ни он, ни они этого никогда не скажут!
За то, что мы только что переехали и ещё не разобрали вещи, а он твердит, как ему тут плохо и надо снова переезжать. За то, что все друзья твердят нам в голос: “Чевой-то вы не поженитесь!” За то, что я так мало зарабатываю...
И валяние по полу, и руки на горле.»
* * *
«Я долго не писала. Так много всего... Старый компьютер накрылся.
Я долго собирала документы. Я продала пару картин. Мы путешествовали с Ингваром. У Ингвара появилась любовница. Я сижу на холме, смотрю на Марну и пишу пейзаж. Сестра Ингвара — Эсфирь, подарила коробку масляных красок. С его семьёй мы очень подружились. С его любовницей мы тоже подружились, но гораздо меньше. Я писала её портрет... Вы знаете, когда рисуешь кого-нибудь подробно так, внимательно, “пристрастно” — невозможно его не полюбить!
С его друзьями мы ездили на море, пока он ездил повидать её и сказать, что не может меня оставить... Good boy!
За окном приливы и отливы... В Нормандии я совсем ненадолго и нечасто. Море шумит — это приятно. В первый раз на побережье Ла Манша я была лет семь назад, но об этом не стоит. Я просто тогда впервые увидела море... В проёме мне видно песок, море и небо. Я их рисую акварелью. И ещё траву и крыши вдалеке. Когда отлив — оголяются камни. Они похожи на халву.
144
НЕ ПРО ЗАЕК
А чайки — на больших белых кроликов... Je mange la soupe en regardant la mer 46...»
* * *
«Эсфирь сказала Ингвару:
— И ты хочешь бросить русскую художницу ради немецкой математички?! —ей одной я могла позвонить и обрисовать ситуацию. Кто ещё мог знать моего Ингвара лучше сестры...
Ингвар ещё раз ездил к своей Утэ. А я тем временем нашла нам другой домик, в соседней деревне через Марну. Мы снова переехали. Я поступила в арт-скул в Версале и ездила туда за тридевять земель на двух электричках и метро через Париж...»