Не жалею, не зову, не плачу...

к Бялику – помогите, спасите. Сначала Лейбы и Гоголи дружили, даже породнились,

младшую сестру Митрофана Нюру выдали за Степана Гоголя. Скоро после свадьбы

у них начались скандалы, Степан пил, гулял, избивал Нюру, хотя она была

скромной, терпеливой, работящей. Однажды с перепоя Степан избил жену до

полусмерти, завязал ей юбку на голове и выгнал из своей хаты – большего позора в

деревне не было, Лейбы и Гоголи стали врагами. Осенью, после мясоеда, начались в

селе гулянки и свадьбы. Однажды Митрофан с женой возвращались домой уже

ночью и возле хаты слышат крики: «Ой, убили!» Митрофан сразу в кучу, видит на

земле своего брата Якова, а трое Гоголей мутузят его сапогами, лежачего. Кругом

дети визжат, тут же избитая сестра Нюра мечется. У Степана Гоголя косогон в

руках, крепкая такая дубинка с окованными концами, шатун из косилки, гоняет

ножи из стороны в сторону. Он маханул Якова по спине и раздробил ему лопатку,

Яков упал, Нюра кричит: ой, убили! А тут и подошли Митрофан и с ним Мария,

жена его. «Что за шум, а драки нет?» Тут Степан и врезал косогоном Митрофану по

голове, тот рухнул как подрубленнный. Женщины закричали, Митрофан от крика

очнулся, ладонью смахнул кровь с лица, вынул револьвер и разрядил обойму в

Степана. Сбежался народ к лейбовской хате, погрузили Степана в тарантас, погнали

коней в Троицк в больницу. Не довезли до Чёрной речки, он скончался, повернули

коней обратно. Отец Степана, богатый казак Терентий Гоголь, подал в суд за

убийство, но Митрофана оправдали – он защищался. Гоголи не успокоились, ждали

момента отомстить. Дождались. Пришли белоказаки атамана Дутова, и Терентий

Гоголь отправил их на постой к Лейбам. Заняли казаки двор, поставили там

броневик, приказали хозяину добыть ведро самогонки и зарезать кабана. Митрофан

самогонку принёс, а резать кабана отказался. Казаки выгнали кабана на середину

двора, и давай рубить его шашками. Митрофан терпел, только зубами скрипел, а

Мария от мужа не отходила, боялась, он пальбу откроет, и казаки его растерзают.

Перепились служивые, завалились спать кто где, Митрофан собрал затворы у всех

винтовок, побросал их в колодец, выпустил из броневика горючее, мало того,

открутил важную деталь, без нее мотор не заводился, вывозили потом броневик на

волах, – и ушёл. Вот такой характер строптивый, да и неразумный – жену бросил,

детей бросил, хату и всё хозяйство бросил, напакостил казакам и ушёл на Чёрную

речку, где всякие беглые ждали из Челябинска партизанский полк имени Стеньки

Разина. Так Митрофан Лейба без всякой марксистско-ленинской подготовки стал

красным, а Терентий Гоголь стал белым, хотя обоим больше подходила анархия.

Многие в то смутное время и на селе, и в городе становились сначала уличными,

бытовыми врагами, а потом уже, когда началась гражданская война, каждый

постарался найти себе подходящее войско для сведения счётов. Где-то шли

сражения возле Уфы и Стерлитамака, возле Троицка и Кустаная, а Шестой номер

переходил из рук в руки без боя, здесь не знали, какое войско считать своим, а какое

вражеским. Когда белоказаки в очередной раз оказались в Ново-Троицком, чтобы

пополнить запасы фуража, взять коней, а также и добровольцев в свой отряд,

Терентий Гоголь заявил, что слишком много в селе красных партизан, главный

среди них Митрофан Лейба, он воюет в отряде Стеньки Разина, а его выродки

живут на Хохлацкой улице. Атаман приказал объявить всем-всем, что завтра утром

жена красного партизана Лейбиха будет расстреляна посреди села в назидание тем,

кто прячет фураж и не даёт лошадей. Охламонство проявил атаман, сразу видать, не

чекист, сначала объявил о казни, а потом послал Лейбиху арестовывать. Она успела

сбежать, застали дома только пятерых детей мал-мала меньше. Самая старшая –

Анюта, ей двенадцать лет. Можно и здесь позлорадствовать над казаками, какие они

тупые, не могли взять детей в заложники, проще пареной репы, поучились бы у

Троцкого. Маленькой моей маме надо было доить корову, кормить кобылу, двух

поросят, двенадцать кур, а тут грудная Надя хнычет, надо ей завернуть в тряпицу

хлебный мякиш, пускай сосёт. Вернутся ли домой родители, одному Богу известно.

Сделала Анюта всё по хозяйству, а к вечеру соседка через плетень сказала: тикайте

из дому, пьяные казаки ночью вас перестреляют. Анюта взяла на руки грудную

Надю, взяла за руку Тимку, ему семь лет, Тимка взял Полю, ей пять лет, Поля взяла

за руку Павлика, ему три с половиной, и пошли они в Раменское за шесть вёрст.

Переночевали там у Чубуков, утром Анюта собралась домой корову подоить,

скотину покормить, а все братья и сёстры в рёв – не хотят оставаться. Опять она

Надю на руки, Тимке – держись за подол, бери Полю, а Поля бери Павлика, и снова

пошли по степи впятером, радуясь тому, что вместе, не понимая взрослой жизни,

терпя своё детство. Много о гражданской войне понаписано всяких-разных томов,

научных и художественных, про Ленина и Сталина, про Ворошилова и Будённого,

Фрунзе и Чапаева, и продолжают писать не только у нас, но и во всём мире. А для

меня томов премногих тяжелей крохотная за далью времён картина – вижу

маленькую мою маму, идёт она под высоким небом, несёт сестрёнку на руках, а за