(не)желанный брак. Поцелуй Камня
Шрифт:
Вильгельм осторожно привлек к себе любимую, с наслаждением оглаживая плавные изгибы талии и бедра.
– Уже в ночной сорочке, леди? – шепнул, прикусывая розовеющую мочку. – Не рано ли?
Ребекка вздохнула и, помедлив, развернулась к нему.
– Я была в парке… - пробормотала ему в шею.
– Да, Лориана говорила. Ты устала, наверное, - Вильгельм поцеловал светлую макушку.
– Не заболела бы… Погода все же недостаточно хороша. Побудь в особняке. Зачем эти прогулки?
– Там… там красиво. Как в оранжерее. В замке.
Вдоль позвоночника прокрался легкий холодок, отгоняя
– … А почему верхний уровень закрыт?
Проклятье! Вильгельм через силу заставил себя расслабиться. Неудачный поворот разговора! А может, объясниться сейчас, пока еще не поздно, и вместе решить проблему? Демон! Нет, он… он даже не знает, с чего начать!
– Потому что он мне не нравится, моя леди.
И это было чистейшей правдой.
– Может, он понравится мне?
О, это вряд ли. Если только фея не захочет рисовать застывший каменный ужас и удивление на лицах статуй.
– Может быть. Потом. А сейчас – отдохни.
И Вильгельм крепче прижал жену к себе. Надо ускорить поиски. И решить, что делать, но самое главное – как начать разговор.
Глава 39
– Хм, пришла все же.
Баронесса казалась равнодушной, а Бекки сама не знала, как добралась сюда и вообще решилась на это безумство. Но по жилам вместо крови текла ледяная горечь. Все оказалось правдой! При одном лишь упоминании об оранжерее Вильгельм трусливо ушел от разговора! И последняя дура услышала бы нервные нотки в нарочито спокойном голосе.
Дальше спрашивать не решилась. Сердце наполнил такой страх и тоска… Хотелось плакать, и она бы непременно оттолкнула де Грейстора, вздумай он попытаться завалить жену на спину, но впервые за все время герцог не тронул. Просто лежал, прижимая к себе, гладил по волосам, а Бекки мучительно притворялась спящей.
Сама не заметила, как получилось. А когда проснулась – мужчины не было рядом, а ведь за окном еще не расцвело!
Нельзя было терять времени.
Но Бекки не знала, с чего начать и не придумала ничего лучше, как попытаться спросить об оранжерее у Лоры. Служанка долго мялась. Говорила, что это дело хозяйское, и слугам туда хода нет, но, наконец, раскололась.
– Говорят, там статуи. Как только супруга умирает, так ее в камне возрождают. Но герцог запрещает там находиться, да и мы не лезем. Зачем?
О, Бекки знала зачем! Чтобы не побежали слухи, а ведь даже до ее ушей дошли шепотки о проклятье.
Пометавшись еще немного по комнате, она, наконец, решилась. Начала собирать сумку, а удивленным служанкам посоветовала остаться в особняке. Но те уперлись.
– Не знаю, что вы задумали, голубушка, но вас я не оставлю. Поругались с господином, что ли?
Наивная Хельга представить не могла, что именно послужило причиной сборов. А Лориана, наоборот, молчала. Не задавала лишних вопросов, только носила платья.
Ограничилась тихим:
– Останусь с вами.
И вот они все трое стоят в маленьком и пустом гостином зале у Южного Озера. А сердце раздирает на части. Зря, наверное, поспешила. Надо было поговорить с Вильгельмом как следует, может, он не виноват? Но ведь использовал ее! Взял для того, чтобы сберечь свой
род, в обмен на чужую жизнь! И с него станется убить ребенка. А потом просто запереть ее в замке и продолжить пользоваться.– Выпей, дорогая, - подвинула к ней чашку баронесса. – Ты вся дрожишь...
А что в той чашке? Отрава? Да нет, ведьма могла это сделать десять раз к ряду. Женщина вздохнула.
– ...Послушай, тебе знакома эта вещица? – и перед ней на стол положили амулет Палача.
Черный агат казался сгустком тьмы, не отображая ни одного луча света. На таком клялись смертельной клятвой, нарушить которую значит расстаться с жизнью. Безумно редкие – камни к тому же выдерживали не более трёх клятв, а потом просто приходили в негодность, поэтому их использовали чрезвычайно бережно.
Баронесса выхватила из волос острую заколку и, не раздумывая, уколола палец. И тут же прижала к амулету. Воздух наполнился шипением и запахом горящей плоти. Бекки подурнело.
– Клянусь жизнью и душой в своем гостеприимстве и добрых намереньях. Ни я, ни мои последовательницы не причинят Ребекке де Грейстор и ее дочери, что сейчас во чреве, и другим детям, если они будут, а так же их близким ничего дурного. Ни в мыслях, ни делом.
Тошнота скручивала желудок, но Бекки не могла оторвать взгляда от потемневшего пальца ведьмы. О, Создатель! Как же… Ведь женская и мужская магия несовместимы! Да она в обморок от боли должна упасть! Но ведьма даже не поморщилась.
– Ну вот, - вытащила из сумочки перчатку и надела на руку, скрывая почерневшую кожу. – Можешь забрать амулет и даже проверить. Дурных намерений я не держу.
Что ж… Не верить этому Бекки просто не могла.
Ладно, если ей не причинят вреда, тогда можно просить убежища. Ей просто надо обдумать, что делать дальше. Но только не рядом с де Грейстором.
***
Он почувствовал, что дело дрянь, еще в библиотеке. Тонкая как игла тревоги колола под сердцем, не давая сосредоточиться на поисках. К чему был весь вчерашний разговор? И потом фея старательно делала вид, что пытается заснуть, а он опасался сказать хоть слово, чтобы не сболтнуть лишнего.
Не выдержав, Вильгельм сорвался домой еще до обеда, но слуга встретил его с оглушительной новостью.
– Леди уехала, господин. Сказала, что ей надо посетить замок.
Первым порывом было размазать идиота по стенке. Но вместо этого Вильгельм бросился в комнату. Пустую…
– Ребекка… - прошептал, оглядывая идеальный порядок. – Любимая!
Крик разбился о мертвую тишину. А внутри закручивался огненный смерч из паники и ярости, разрывая душу на части. Сбежала! Но почему? Узнала?! Кто мог ей сказать?!
Вихрем слетев вниз, он бросился к оставленной лошади.
– Послать гонцов в замок!
– рявкнул на побледневшего слугу. – Прочесать окрестности!
– Но…
– Выполнять!
Мужчина исчез, а Вильгельм прыгнул на жеребца и пришпорил так, что тот прыжком перешел в галоп. В ушах засвистал ветер. Прохожие с воплями шарахались в стороны, кареты жались к обочине, а он летел во дворец.
Узнала! Поклясться мог, она все узнала! Поэтому вчера притворилась уставшей! Пальцы стискивали уздечку до крови из-под ногтей, но он не мог заставить себя разжать их.