Небо за нас

— Помилуйте, ваше императорское высочество! — в один голос решительно возразили адмиралы. — Не за себя просим, за Лихачева. Даже если удастся посадить на эдакой волне людей в лодки, до берега и половины не доберется. Только людей зря потеряем!

— Да стихнет это проклятый шторм!

— Вот когда стихнет, тогда можно будет и о дальнейшем подумать. А до той поры, ей богу, не стоит. Право, Константин Николаевич, даже если нам удастся разорить одну лишь Камышовую бухту и, то будет большой удачей! Нанести по Балаклаве удар, возможно, еще и получится, да только пока мы к ней доберемся, начнет темнеть. Тут уж, согласитесь, совсем никакой десант невозможен. А лучше будет завтра заняться французами и если дело выгорит, то послезавтра дойдет очередь и до британцев. Их эскадра наверняка в открытое море штормовать ушла и ближайшие дня три, а то и более, не вернется. Мы же тем временем без спешки управимся…

— Пусть будет так, — устало отозвался я, поняв, что не могу больше спорить. В конце концов, реальные потери противника нам и вправду еще не известны.

[1] Академик Владимир Вернадский. (1863–1945)

[2] Главное депо — штаб армии интервентов.

[3] «Afflavit Deus et dissipati sunt» — Дунул Господь и они рассеялись (лат.) надпись на английской медали отчеканенной в честь разгрома Великой армады. медали.

Глава 10

Ночь перед бурей британская эскадра провела на рейде перед Севастопольской бухтой. Конечно, после памятного налета русских пароходов, вооруженных шестовыми минами это было не безопасно, но иного выхода воспрепятствовать выходам кораблей Черноморского флота не просматривалось. То есть, они, конечно, выходили и, бывало, даже устраивали небольшие перестрелки с патрульными судами британского флота, но, как правило, не долгие, после чего стремительно уходили под защиту береговой артиллерии.

Грядущее ухудшение погоды, разумеется, не было секретом для опытных мореплавателей флота Её величества. Все они ожидали шторма и даже приняли определенные меры, но… подобного разгула стихии никто из них не мог даже предположить. Налетевший с Юга свирепый ветер сначала потащил корабли на Север, срывая при этом снасти, после чего, резко переменив направление, также неумолимо направил лишившиеся способности управляться парусники к берегу, где многие из них и нашли свою погибель.

Немногим лучше обстояли дела у пароходов. Работавшие на пределе своих возможностей машины с большим трудом выгребали против ветра. Но хуже всего пришлось колесникам. Из-за качки то и дело получалось так, что одно колесо оставалось погруженным в воду, а второе молотило по воздуху, из-за чего их непредназначенные для подобных нагрузок двигатели вскоре начали выходить из строя.

Лишь самым удачливым капитанам удалось увести свои суда в открытое море и перештормовать там. Пусть их корабли болтало как щепки, отчего многие лишились не только такелажа, но и мачт, зато им не угрожала опасность быть выкинутыми на берег. А вот флагманской «Британии» с самим адмиралом Дандасом и офицерами его штаба на борту повезло куда меньше. Потеряв одну за другой все мачты, он все больше приближался к берегу, пока его, наконец, не выбросило на песчаный пляж близ Камышовой бухты. К счастью, крепкий корпус корабля выдержал это издевательство, и можно было надеяться его спасти. Однако для этого следовало пережить шторм.

Впрочем, флагманом потери англичан не ограничились. Вскоре вслед за ним последовал получивший значительные повреждения еще во время первой бомбардировки Севастополя 120-пушечный великан «Куин», а затем пришел черед последнего оставшегося у них винтового линкора «Сан Парей». Кроме того, на берегу оказались корвет «Даймонд» и пароходофрегат «Везувий», а «Самсон» хоть и уцелел, но лишился мачт и артиллерии, которую его команда выкинула за борт, чтобы облегчить судно.

Французы на первый взгляд пострадали меньше. Во всяком случае, ни один из их боевых кораблей, входивших в блокирующую Севастополь эскадру, не погиб. Однако на самом деле их потери были даже выше. Как выяснилось в последствии, 80-пушечные «Баярд» и «Виль де Марсель» пострадали так сильно, что их пришлось отправить во Францию на ремонт, из которого последний будучи аж 1812 года постройки так и не вышел, превратившись в плавучую казарму.

Кроме того, вскоре пришли известия, что на Босфорский берег выкинуло отправленную туда чуть ранее «Иену», а в Евпатории та же участь постигла «Анри IV», корвет «Плутон» и военный транспорт «Констанция». Не обошла стороной стихия и их турецких союзников. Очередной шквал разбил о камни у мыса Кара Барун линейный корабль «Бахри». Так же в тот день затонули фрегаты «Мефта Чихат», «Пейки Мессере» и несколько парусников зафрахтованных для перевозки войск.

Оказавшиеся на прибрежных отмелях и скалах, грозные боевые корабли теперь напоминали выброшенных на сушу мифических левиафанов. Такие же огромные и ужасные, но при этом совершенно беспомощные.

Но главная катастрофа случилась на рейде перед Балаклавой. Ожидавшие разгрузки транспорты не смогли вовремя уйти в море, после чего их одного за другим срывало с якорей и тащило к скалам. Один за другим погибли «Резолют», «Рип Ван Винкль», «Вандерер», «Прогресс» и еще несколько парусников названия, которых никто не запомнил, но это стало только началом. Надо сказать, что некоторые капитаны сами направляли свои корабли к берегу, чтобы дать своим экипажам хотя бы призрачный шанс на спасение. Однако, забегая вперед, могу сказать, что с пяти вышеперечисленных судов спаслось не более дюжины человек. Тела остальных еще долго вылавливали в здешних водах или находили выкинутыми на берег.

А вот «Си Нимф», что значит в переводе на русский — «Морская нимфа» не оправдала свое название и просто перевернулась, похоронив вместе с собой весь экипаж, кроме смытого незадолго перед катастрофой с палубы юнги. Вцепившемуся в обломок реи мальчишке каким-то чудом удалось продержаться до конца шторма, после чего его обнаружил и спас французский бриг «Мальта». Впрочем, безжалостная стихия не пожелала отпустить свою жертву, и через два дня он умер от последствий переохлаждения, совершенно перед этим поседев.

Новейший и очень крупный, водоизмещением в 2700 тонн винтовой пароход «Принц», перевозившего в Балаклаву помимо всего прочего всю зимнюю одежду для союзной армии, пошел на дно, унеся с собой почти 40 тысяч шинелей, а также шерстяные фуфайки, носки и перчатки, в которых так нуждались страдающие от холода солдаты союзных войск. Из экипажа огромного транспорта смогли спастись лишь шесть человек.

Впоследствии, Трубников объявил на весь белый свет, что сам пароход обошелся британской казне почти в четыре миллиона франков, а грузу на нем было на сумму втрое больше — все 12 миллионов франков! Не знаю, насколько эта сумма соответствует действительности, но резонанс от публикации оказался весьма значительным.

Следующей жертвой неистовства урагана в Балаклаве стал американский клипер «Уайлд Уэйв». Небольшой, но очень ладный корабль с изящными обводами крепкого дубового корпуса был еще в 9 часов покинут командой, после чего его неотвратимо несло на скалы, где он и нашел свою гибель.

Вообще, нельзя не отметить, что среди пострадавших были суда самых разных наций. Помимо непосредственных участников конфликта поставками для союзной армии занимались американцы, итальянцы, австрийцы и бог знает кто еще. И поскольку никто не вел им учет, оценить общее количество разбитых и затонувших транспортов так и не получилось. Но в любом случае, счет шел на десятки.

Удивительнее всего была невероятная избирательность стихии. Она, казалось, специально выбирала стоянки союзного флота. При том, что на северо-западе Черного моря и в Одессе царили тишь да гладь. Ураган прицельно ударил по крымскому побережью от Балаклавы до Евпатории и по Босфору, нанеся нашим противникам совершенно невообразимый ущерб.

К тому же потери неприятеля не ограничивались погибшими кораблями и людьми. Множество судов лишились мачт с парусами, на некоторых пароходах сгорели от непривычных нагрузок машины, другие получили повреждения корпусов. Более того, в ряде случаев, капитанам ради спасения своих кораблей пришлось отдать приказ выкинуть за борт пушки, лишая их тем самым возможности защищаться.