Неисправимые

Так и сошлись. У него мать была, вдвоем жили, она против этого дела восстала. Он мать уважал, переживал сильно, а Зоя, видно, дороже матери стала. А у этой с детьми беда. Алла — та ничего, а Бориска на мать с кулаками: «Папа в тюрьме, а ты любовника завела!» И невелик ведь был, всего двенадцати годочков, а упрямый. Однажды заявил матери: «Если не уйдет от нас Сережка — иначе и звать отчима не хотел, — если не уйдет — убегу из дому, так и знай». Она его побила, чтоб не болтал, чего не следует. А на другой день он как ушел в школу, так и пропал. Зоя — в милицию, туда-сюда, розыски пошли — нету и нету. После уж узнали, что в Крым отправился, да в Курске его сняли с поезда, в детприемник увели, а потом в детдом определили. Он назвался сиротой и фамилию свою скрыл.

Вот так и пошла семья рушиться. Отца взяли, тут сын убежал. Остались трое. Алла-то полюбила отчима. «Дядя Сережа, дядя Сережа», а он ее родной дачкой считал. Бывало, уроки с ней готовит, к дню рождения подарок купит, в воскресенье в кино, на дневной сеанс все трое идут. Кто не знает, — глядит да завидует. Оно и правда, есть чему позавидовать. Добрый был Сережа-то, и Зою любил. Только радость их была с тучками. Мать его никак с Зоей не мирилась — одна беда. Другое — Борис убежал, совесть их обоих мучала. Третье — муж из тюрьмы угрожал, что убьет обоих, как вернется. А четвертое — болеть он начал, Сережа-то.

Болезнь у него оказалась серьезная. Доктора от язвы желудка лечили, а после, как положили в больницу, выяснилось, что рак. И уж запущено. Операцию сделали — не помогло. Молодой совсем, жить бы да жить, а жизни и не суждено.

Зоя, бывало, как придет с работы, так в больницу. И ночи там с ним проводила, разрешили доктора. Накупит ему и шоколаду, и вина лучшего, и сливок свежих, а тому уж ничего не идет.

Но пока жив был Сережа, Зоя держалась, все надеялась. А мать его — та сразу сникла. Один сын у нее, никого больше в целом свете, и сама уже старая. Как тут жить? Без опоры вовсе трудно. Помирилась она с Зоей, вместе за Сережей ходили, вместе горевали.

Умер он весной, в апреле. Мать его вскоре после похорон уехала в Сибирь, к сестре. А Зоя сердцем оледенела. Все ей стало чужое. И живет и не живет. Дети — словно не родные, нету ей до них никакого дела. Борис года два пропадал, из детдома в детдом переселялся, а после назвал свою настоящую фамилию, и привезли его домой. Мать и этому не обрадовалась.

Я по старой дружбе пробовала к ней подойти. «Зоя, говорю, у тебя же дети, как же ты ими не дорожишь?» А она: «Никто моего горя не поймет». «Вот Яков Иванович вернется — думаешь ты с ним жить, или одна будешь детей растить?» «Захочет — пусть живет, не захочет — не надо». «Не простит, говорю, он тебя». «На что мне его прощение?»

Вот так и вышел в семье разлад. Вернулся сам-то, стал мстить. То ссорятся, то мирятся. Он пьет, да и Зоя иной раз к рюмочке припадает. Женщину завел на стороне, ходит к ней открыто, еще поддразнивает Зою: «Ты повеселилась, теперь я повеселюсь». Я так чувствую, что больше напускает он на себя обиду. Не любил он жену по-настоящему никогда. Приехал, начал куражиться, понравилось — он дальше, во вкус вошел. И она не старается мир в семью вернуть. Поковеркали жизнь. И себе поковеркали, и детям.

4

Аллу я не дождалась. Послала за ней Варвару Ивановну, но и эта попытка окончилась неудачей. «Не о чем нам говорить, пусть меня оставят в покое», — заявила Алла. Не о чем? Ну, что ж. В конце концов, она уже взрослый человек.

С Борисом же я виделась довольно часто. Первый раз я вызвала их вместе с Рагозиным после того, как они заглазно обещали мне «финку в бок». Борис вел себя дерзко, я тоже невольно накричала на него, и задушевного разговора не получилось. После этого я не раз вызывала Бориса, но мне так и не удалось добиться от него откровенности.

Борис живет бесшабашно, ему на все наплевать. Он совершает дурные поступки и никогда не раскаивается в них, а, напротив, как будто бывает доволен. Какая-то злая темная сила сидит в нем. Разум спит, а эта злая сила бестолково мотает Бориса из стороны в сторону.

Однажды Борис, Эдик и Николай, томясь от безделья, слонялись по городу. И вдруг увидали возвращавшегося из школы Витю Лыткина. Витя учился вместе с Эдиком, а когда-то Борис и Коля тоже были его одноклассниками, пока не остались на второй год.

Лыткин шел по тротуару, три друга — по дороге. Увидев Эдика, Витя крикнул:

— Нилов, ты чего не был в школе?

Эдик ответил:

— Ворон гонял да чертей пугал.

— Щеткин собирается идти к твоим родителям, — сказал Лыткин, не останавливаясь.

— Хотите, я с ним дуэль затею? — тихо спросил Борис своих друзей.

— Давай.

Борис быстро нагнал Лыткина.

— Эй, Витька, дай прикурить, — крикнул он.

— У меня нету, — отозвался Виктор, намереваясь идти дальше.

— Ты что — не узнаешь? Пятачок к небу задрал? А ну, постой!

Борис схватил бывшего одноклассника за рукав. Тот вырвался. Борис схватил снова.

— Дай десять рублей, — потребовал он.

Витя рассердился.

— А этого не хочешь? — и показал фигу.

— С этого сдачи полагается, — сказал Борис и ударил Лыткина кулаком по лицу. Тот вскрикнул, размахнулся и стукнул Бориса портфелем. Однако Борис был значительно опытнее по части драк. Извернувшись, он ударил Лыткина ногою под коленки. Витя упал. Борис пнул его, лежачего, в лицо.

Мимо мальчишек, казалось, нимало не интересуясь дракой, шел мужчина. Однако, дойдя до них, он вдруг резко выдернул руку из кармана и схватил Бориса за ворот.

— Ты что это делаешь, хулиган, а? — спросил он.

Николай и Эдик кинулись на помощь, но тут подошли еще несколько человек. Мальчишек повели в детскую комнату.

Выяснив, как было дело, я всех отпустила, кроме Бориса. Варвару Ивановну послала за его отцом.

— Почему ты так сделал? — спросила я Бориса, когда мы остались вдвоем.

— А нипочему. Захотелось и стукнул. Подумаешь, граф какой, разговаривать не хочет.

Борис Таранин невелик ростом и кажется особенно невидным из-за своей привычки постоянно сутулиться. С этой неприметностью странно сочетается вызывающее, наглое выражение лица: Маленькие, спрятанные за припухшими веками глазки ни на чем не задерживаются подолгу, но зато глядят остро и цепко, как бы насквозь прошивая тонкими незримыми лучиками предмет, на который обращен их взгляд.

— Ты думаешь, тебе такие дела всегда будут сходить с рук? «Захотелось и стукнул». Что за подлость: привязаться к человеку, начать драку и потом еще пнуть лежачего. Неужели ты не понимаешь, как это подло? Зачем ты хочешь казаться хуже, чем на самом деле?