Ненавижу тебя, Розали Прайс

***

Заранее спустившись в холл, я ожидаю ее у главного входа в кафе гостиницы, осматривая левую часть холла, где находился лифт, и правую, где была лестничная площадка. Я чувствовал в себе ужасное волнение, которое душило меня исподтишка, добивая меня тем, как медленно ходят стрелки на часах, лишая меня времени прийти в себя.

Ровно восемь. Я оглядываю два выхода из жилой части, но никого не вижу. Холл почти пустой и упустить темноволосую девушку точно не возможно. Только я ни учел ее непредсказуемости и испуганно опускаю глаза на свой пиджак, где показались руки и я почувствовал, как меня резво замели в охапку. Поворачиваю голову, и вижу темные волосы, и девушку, которая еле-еле доставала своей макушкой моего подбородка.

— Доброе утро, Нильс, — отрывается Розали, но, все еще не отпуская рук с моей талии, и я уже вижу, как она вглядывается в мои полные удивления глаза, лучезарно улыбаясь.

Я успеваю рассмотреть, что она одета, и явно спустилась не с номера, а зашла с улицы. Но вовремя, ужасно пунктуальная, что заставляет мои губы расползтись в улыбке.

— Доброе, Рози, — мягко проговариваю я, но мне не удобно разговаривать с ней, когда она стоит сзади, поэтому стягивая ее холодные руки, и взяв их в свои разгоряченные ладони, поворачиваюсь к ней лицом.

Я вижу, как она заметно напрягается, как только наше соприкосновение длится больше пары секунд, и не могу ничего поделать, кроме как отпустить ее.

— Ранняя пташка, где ты уже побывала этим утром? — усмехаясь ей, спрашиваю, ведь до чертиков интересно, почему она встала так рано и, сияя, прибежала с улицы, а не вышла с лифта. Да только я обескуражено смотрю на нее, когда девушка сжимает своими худыми и маленькими пальчиками кулачки, хмурит темные брови, отводя взгляд в сторону. — Черт, прости… Я, совсем не хотел… Черт! — тихо выругался я, так же отвернув голову, касаясь руками своих волос, понимая, что этот жест уже въелся в меня, когда я начинаю нервничать.

«Как, черт возьми, можно было ее назвать этим прозвищем, а, Веркоохен? Ты настолько тупой, чтобы называть ее „пташкой“, после Хоффманов?» — расшумелось мое подсознание.

— Все хорошо, — ее тихий и нежный голос касается моих ушей и я не в силах смотреть на нее — прикрываю глаза, пробуя прийти в себя и взять контроль над всем, чем только можно. — Не нервничай, Нильс. Я в порядке, честно, — говорит она, и я чувствую, как ее рука касается моей щеки.

От этого действия не могу не открыть глаза и не заглянуть в ее, такие темно-карие, искренние, но до сих пор холодные. Где моя любимая карамель? Вернется ли она? Тогда, как скоро?

— Тогда… может, пойдем на завтрак? — предлагаю я и по ее пухлым губам вижу улыбку, но она была слишком слабой до той, с которой она светилась, не назови я ее «пташкой».

— Да, пойдем. Я жутко проголодалась, — Розали живо соглашается, отойдя от меня, и чтобы стереть дискомфорт, не разрешая ей идти от меня на расстоянии руки, я подставляю ей свой локоть. Если уж она не очень и приемлет прикосновения, то я помогу ей в этом — пусть прикасается ко мне сама, это не так и сложно.

Розали охотно просовывает руку и я, более или менее успокоившись о неудачном начале, провожаю ее в небольшое уютное кафе.

На самом деле, в помещении были потолки ниже, чем в холе, а цвета темнее и приятней на глаз, нежели белый мрамор. На больших окнах, весели бархатные бардовые шторы, а пол был устлан темно-зеленым ковром. Повсюду на кофейных стенах, были развешаны десятки картин, как и маленьких, как и больших размеров. В интерьер вошли и множество полочек с книгами, и уж точно было сложно заметить интерес Розали. Девушка рассматривала все внимательно, и я точно знал, что ей нравится.

Тихое заведение, и оно словно создано для нас, после громких событий в нашей жизни.

Я подвожу Розали к столу в углу кофе, у окна, где вполне комфортабельно и приятно. Роузали расстегивает пальто, и я помогаю ей его снять, так же сложив шарф и шапку, оставив ее в черном бархатном платье. Отодвигаю стул, сплетенный из веток, на котором раскидан теплый плед, и, поухаживав за Роуз, оставляю вещи на соседнем стуле. Сам сажусь напротив, замечая в ее глазах смущение и тихий блеск. Похоже, ей нравятся мои ухаживания.

К нам подходит молодой человек в униформе официанта и раздает меню.

Все шло хорошо, и я даже расслабился, но было очень рано. Черт возьми, слишком рано! Вижу, как Розали отводит взгляд на официанта, а в ее головке точно происходит буря, когда она напряженно открывает меню, нервно постукивая пальцами второй руки по столу.

— Вы можете оставить нас одних? Мы позовем, — вежливо отвечаю я официанту, который понимающе и быстро испаряется. Я не спешу открыть меню, в упор, глядя на Роуз. — Ты всегда думаешь только о плохом прошлом, когда видишь схожее в настоящем?

Вопрос был спонтанным, но как утешить девушку с дурными мыслями, которые проносятся так скоро и резво в ее голове, по-другому я не способен, кроме как обвинить Розали, в ее же дурости.

— Ты это о чем, Нильс? — открывает она глаза от книги с блюдами, довольно артистично сделав изумление и глаза полны удивления. Не плохо, но я знаю все, о чем она думает и это мне на руку.

— Официант. Только не лги, что не вспомнила паб у пристани в тот день, — продолжаю я, и не могу больше слушать звук того, как ее пальцы отбивают ритм на деревянном столе. Пока она раздумывает, что ответить, я укладываю свою руку поверх ее, и девушка почти испуганно смотрит на нее, но руку не одергивает. — Все, что было вчера — остается там. Мы живем новым днем, и планируем завтра. Мы, Розали. Я и ты, и больше никого, помнишь? — говорю я довольно твердо, одновременно пробуя вытянуть из ее головы иные воспоминания.

— Нильс…

— Только вспомни наш безумный день в Англии. Уму не постижимо то, что ты поставила меня на коньки… А потом? — Номер со стеклянными стенами. Помнишь нашу мечту? Иметь спокойную и безтревожную жизнь… Кажется, тогда, мои губы стерлись от поцелуев…

— Да, но Нильс…— Розали до сих пор перечит мне, нервно разглядывая меня, а я перебиваю ее, пробуя привести иной пример:

— Помнишь наше Рождество? Самое лучше, настоящее, и которое началось с нашей с тобой любви и связи. Мы одно целое, только лишь…

— Хватит! — громко восклицает Роуз, от чего я отшатнулся, а ее рука выскользнула из моей, будто ее там и не было. Я вижу, как посетители оборачиваются и осуждающе смотрят на меня, пока я пытаюсь прийти в себя. Вновь.

Отвожу взгляд, убираю руку со стола, прихватив меню, открывая на своих коленях. Спорные чувства давят на меня, и когда я не знаю, уйти и оставить ее в покое, или идти до конца цели, я от трудности, готов сдаться. Но часто ли я сдаюсь? Никогда. И сейчас мы будем завтракать до конца.