Необратимость

– Изначально? Не знаю. Может быть, я увидела в этом вызов. Предполагается, что девочки должны бояться насекомых, а мне просто нравилось быть не такой, как все. Потом я начала узнавать больше. Когда изучаешь их получше и перестаешь думать о них как о страшных и отталкивающих, они оказываются очень увлекательными.

– Что ж, это объясняет, почему тебе нравится со мной разговаривать.

Слушая ее рассказ об удивительно интересных особенностях размножения паукообразных, я упираюсь ладонями в пол, удерживая себя в планке. Из-за поврежденной лодыжки, ноющего плеча и ребер, грозящих треснуть и вывалить грудную клетку на пол, я неожиданно быстро падаю на пол.

Физиотерапевт был бы недоволен моей методикой реабилитации, но мне в любой момент может понадобиться свернуть шею людоеду, так что какие у меня варианты?

Держась за бок, я осторожно перекатываюсь, пока моя спина не касается холодной плитки. Мое физическое восстановление идет медленно.

– Это дерьмо собачье, - стону я.
– Такими темпами у меня никогда не хватит сил выбраться отсюда.

По ту сторону стены слышен шум воды - знак того, что Эверли принимает душ с любезно предоставленной ей мочалкой и куском мыла. Не то чтобы я их винил. Если бы я приблизился к этому людоеду с куском мыла, я бы засунул его так глубоко ему в глотку, что он бы пускал пузыри из задницы каждый раз, когда пукал.

Но, скорее всего, сначала он умрет.

– У меня такие слабые руки, что не удержат планку и секунду, - говорит она, перекрикивая шум воды.
– Ты должен отдать себе должное.

– Да ладно, ты же позировала в бикини. Наверняка тебе приходилось время от времени заниматься спортом, чтобы сохранить свою стройную фигуру.

Рассказы Эверли о модельном бизнесе оказались интереснее, чем я мог предположить. Как бы мне ни нравилось ворчать по поводу ее постоянной болтовни, я благодарен за то, что она с удовольствием проводит время, рассказывая мне подробности своей жизни. Благодаря полицейским архивам я уже знаю больше, чем простой незнакомец. Но здесь я Ник Форд, какой-то парень с улицы, а не детектив Айзек Портер - то есть бывший детектив. Я постоянно напоминаю себе, что не должен ляпнуть ничего из того, что она не рассказала мне сама.

– Я много занималась йогой. Но если говорить о кардио, то я лучше останусь дома и пересчитаю волоски на лапках своего тарантула.

– В этом есть какой-то скрытый смысл?

– Думаю, ты сам догадаешься.
– Я практически вижу, как она закатывает глаза.
– Хотя у меня есть тарантул… Или, по крайней мере, был два года назад. Он был совсем маленьким, когда я его купила.

– Как долго живут домашние тарантулы?

– Это зависит от вида, но некоторые самцы могут жить до десяти лет или около того. Самки могут дожить до тридцати.

Тридцатилетние пауки, черт возьми.

– В таком случае, логика подсказывает, что у тебя, скорее всего, все еще есть тарантул.

– Я ценю эту теорию, спасибо.
– В ее голосе звучит благодарность.
– А теперь, если ты не против, я отлучусь на пару минут. Вода включается на полную мощность.

Интересно, она голая?

Хватит ли у нее смелости раздеться, когда на нее круглосуточно направлена камера, или человек под постоянным наблюдением в конце концов просто теряет свою скромность и ему становится все равно? Если подумать, то я могу представить, какие идеи возникли бы у этих мужчин с сомнительной моралью, если бы она разгуливала без одежды.

Да. Определенно не голая.

В любом случае, я притворюсь, что она голая, просто чтобы скоротать время.

Я закрываю глаза и на несколько минут погружаюсь в свои мысли. Вода выключается, и на смену ей приходят несколько шуршащих звуков.

– Все в порядке?

Ответа нет.

Затем, как по команде, из соседней комнаты доносится тихий стон, и я чуть не прыскаю со смеху. Я понимаю, что это, скорее всего, не то, что рисует мое мужское воображение, но я далек желания прерывать приятные фантазии, находясь в плену ночного кошмара.

По очереди я вытягиваю ноги перед собой, не обращая внимания на сильную боль, возникающую при тренировке заживающих мышц. Если бы я был другим парнем - милым, уважительным, - я бы беспокоился, что поставлю ее в неловкое положение. Но я не такой, и мне интересно…

Если я заставлю ее покраснеть, как далеко распространится ее румянец?

Окрасит ли он верхнюю часть ее груди…

До моих ушей доносится еще один стон.

– Что ты там делаешь, Би?

– Собаку мордой вниз.

Подожди, что?

Мои глаза прищуриваются, я ухмыляюсь.

– Это дети так называют в наши дни?

Наступает пауза, затем раздается характерный скрип, когда она опускается на свою кровать.

– Что?

– Я слышал разные названия… потереть фасолинку, погладить киску, подрочить. Но «собака мордой вниз» - это…

Раздается глухой стук.

– …креативно.
– Я едва сдерживаюсь, чтобы не рассмеяться при этом слове.
– Ты уверена, что делаешь все правильно?

– Ты издеваешься?– Это самая громкая фраза, которую я слышал от нее с тех пор, как мы стали вынужденными соседями.

– Осторожно, Роджер может услышать и застукать тебя со спущенными штанами.

Стук. Потом еще один.

– Это асана из йоги. Я пытаюсь избежать атрофии, а не… - Она хмыкает.
– Ты просто невероятен.

– Слушай, я мужчина, а по ту сторону стены - голая женщина. И что ты в меня кидаешь?

– Я не голая.
– Она явно раздражена, а я явно превращаюсь в двенадцатилетнего подростка.

Иисус.

– Это был «Похотливый дровосек».

Она бросает в меня свое женское порно. Я не могу перестать смеяться.

– Я насчитал три удара. Что там было еще?

– «Ласки в лунном свете» и «Двенадцать рыцарей страсти». Надеюсь, ты доволен собой. Я могла повредить их, а они даже не задели твою крепкую голову.

Я притворно вздыхаю.

– Только не «Двенадцать рыцарей страсти»!

– Чедвик и Алессандра - мои любимые.

– Ты должна убедиться, что с ними все в порядке. Жизнь в шестнадцатом веке и без того достаточно трудна, чтобы их швыряли в стену.

Я понимаю, что стою перед камерой с нелепой ухмылкой на лице. Роджеру, должно быть, интересно, что я обсуждаю с его любимой девушкой. Я подумываю подмигнуть ему и сделать непристойный жест, но останавливаю себя.

– Посмотрим… - Эверли хмыкает, перелистывая страницы, а я представляю ее стоящей по ту сторону стены без штанов.
– Ну вот… - С громким вздохом, который служит драматическим вступлением, она превращается в персонажа из другого времени и другого места:

– Чедвик… - Облизнув губы кончиком языка, Алессандра опустила взгляд к его губам. Внутри у нее все сжалось от желания.
– Тебя когда-нибудь целовали?

С любопытством ожидая, к чему это приведет, я откидываюсь назад и позволяю интонациям ее голоса увлечь меня за собой.