Необратимость

– Наши имена - это все, что у нас осталось.

– Такая поэтичная. Фраза прямо из исторического романа.

Он уклоняется.

– Это правда.

– Правда в том, что мне быстро все наскучивает. У меня есть разные личности на каждый день недели. Эндрю Бенсон. Маркус Мори. Лайл Дженкс. Этот четверг просто оказался днем Ника.

Мои губы кривятся.

– Лайл?

– Не стоит недооценивать Лайла. Он крутой.

– Нет.

– Ладно, может, я преступник. Давай не будем делать из мухи слона.

Честно говоря, это меня не удивило бы. Но…

– Попробуй еще раз.

Проходит несколько секунд, а затем я слышу глухой стук, говорящий о том, что он устраивается поудобнее у стены. Я тоже прижимаюсь к ней спиной, ожидая продолжения, пока тереблю грязный подол моей ночной рубашки.

– Ладно, - смягчается он, дергая свою цепь.
– Некоторое время назад я занимался расследованиями. В тот день, когда я оказался здесь, у меня произошла неприятная стычка не с тем парнем. Оказалось, что он работает на этого эксцентричного, самодовольного придурка. Тот парень знал меня как Ника, так что я решил продолжить изображать его. А потом я очнулся здесь… - Замолчав, он испускает вздох разочарования.
– Похоже, я не так умен, как мне казалось.

Я обдумываю его объяснение. Звучит правдоподобно, но он что-то недоговаривает.

– Звучит сомнительно.

– Да, но очнуться прикованным к полу в доме развлечений злого близнеца Алана Камминга, и слушать эротические отрывки из дрянных, устаревших порнографических книг в исполнении модели, считавшейся умершей, тоже звучит сомнительно. Но вот я здесь.

Мои губы подрагивают.

Туше.

Я прислоняюсь спиной к стене, волосы спутанным занавесом закрывают лицо.

– Айзек… - бормочу я. Имя слетает с моих губ без усилий.

Мне нравится.

Его тон становится ниже, демонстрируя то уязвимое состояние, в котором он так не любит находиться.

– Тебе не нужно говорить это таким тоном.

– Каким?

– Мило и ласково, как будто это твое новое любимое слово.
– Его тон становится резким.
– Это просто имя.

– Это хорошее имя. Напоминает мне об Исааке Ньютоне, ученом.
– Я поворачиваю голову в сторону, испытывая любопытство.
– Тебя назвали в его честь?

– Нет.
– в его голосе горькое раздражение.
– Это скорее отсылка к Библии, которую я не оправдал.

– Твои родители были религиозны?

– Моя мать была, когда-то. Я стал ее наказанием за то, что ее осквернил дьявол. Она возненавидела меня с момента моего зачатия.

Я медлю.

Слишком многое нужно прояснить.

Я уже собираюсь настоять на большем, но тут меня осеняет другая мысль.

– Кем была Сара?

Наступает долгая пауза, и я понимаю, что он не собирается отвечать.

– Ты задаешь много вопросов, Пчелка⁸.

Пчелка.

Что-то трепещет у меня в груди, когда я слышу, как он снова называет меня этим прозвищем.

Трепетание. Небольшой пируэт.

Но тут же в голове возникает метафорическая гильотина, сверкающая серебром и острыми, как бритва, краями, поэтому я прижимаю ладонь к сердцу, чтобы унять этот трепет.

– Ты хотел поговорить. Она была твоей девушкой?
– интересуюсь я.
– Женой?

– Если я заставил тебя поверить, что в глубине души я романтик, то приношу свои извинения.

Вздохнув, я вытягиваю ноги.

– Сестрой?

В ответ - тишина. Ни звона цепи, ни ворчания, ни презрительных вздохов. Несколько секунд проходит в такт биению моего сердца, пока я жду звука его голоса.

Хоть чего-то.

– Она была… ближе всего к надежде.

Я откидываю колючее одеяло, запутавшееся между лодыжками. Мне неспокойно. Я на взводе. Лампы погасли, сигнализируя о наступлении ночи, и теперь комната залита приглушенным красным светом моей лампы полного спектра.

Будучи таким извращенным психопатом, мой похититель, очевидно, заботится о плотности моих костей. Нельзя допустить, чтобы я зачахла раньше, чем из моей матки будут извлечены все дорогостоящие фолликулы.

Я переворачиваюсь на бок и смотрю на стену. Шуршание матраса - единственный звук, нарушающий зловещую тишину. Несмотря на то, что эти условия похожи на пляжный курорт «все включено» по сравнению с местом вчерашнего ночлега, я никак не могу устроиться поудобнее. Сон не приходит, возможно, потому, что я слишком боюсь жутких кошмаров, готовых наброситься на меня, как только я закрою глаза.

Подперев щеку рукой, я смотрю на красную перегородку рядом с собой.

– Айзек?

Тишину нарушает тихий звон.

– Хм…

– Мне не спится.

– Поздравляю, теперь и мне тоже.

Я падаю обратно на кровать, испуская вздох, от которого мои распущенные кудри взлетают вверх.

– Хочешь поиграть в игру?

– Нет.

– Двадцать вопросов или что-то в этом роде. Ты же любишь вопросы.

– Не так сильно, как спать.

– Никогда-никогда?

Айзек ворчит что-то бессвязное, его цепь дребезжит все громче, когда он вертится. Он раздражен. Мне все равно.

– Конечно, - отвечает он тоном, более плоским, чем сдувшийся воздушный шарик.
– Никогда еще я не хотел заснуть так сильно, как сейчас.

Я поджимаю губы, накручиваю прядь волос на указательный палец, а затем переворачиваюсь на спину.

– Отлично, - говорю я, засовываю пальцы ног под одеяло и устремляю взгляд вверх.
– Спокойной ночи.

Потолок словно оживает от движущихся теней. Черные и алые силуэты. Я щурюсь, скучая по потолочному вентилятору из красного дерева над моей кроватью. Я следила за вращающимися лопастями, пока не проваливалась в мир снов, а рука Джаспера обхватывала меня за талию и прижимала к себе.

Я скучаю по этому. Мне так многого не хватает.

По мере того как проходят минуты, скука нарастает, заставляя меня нервничать. Я сажусь, собираю свою копну волос и перекидываю ее через одно плечо, чтобы заплести косу. Я закрепляю ее блестящей сиреневой лентой для волос, подаренной мне Роджером. Но это занимает всего две минуты, и мне снова становится скучно.

Я вздыхаю.

Перегнувшись через матрас, я тянусь за книгой, зная, что едва смогу разобрать слова при таком тусклом освещении.