Необратимость

И если бы мне удалось прорваться… что тогда?

Перед глазами возникает видение: я, натянув цепь до предела, выхватываю ее у этого ублюдка в фиолетовом костюме и сажусь на матрас, держа ее над головой. Вне его досягаемости.

Моя собственная обреченная версия Кинг-Конга и Фэй Рэй.

Я и Беверли без буквы - Б.

Обычно меня это забавляло, но сейчас в этом нет ничего смешного, и все, что я мог бы предпринять, только усугубило бы ситуацию. Эверли рассказала мне об одном из мужчин, который изо всех сил пытался разрушить стену. Но у него ничего не вышло.

Спойлер - теперь он мертв.

Думаю, это можно сказать обо всех. Кроме нее. Похоже, она единственная, кто избавлен от безвременной смерти в этой адской дыре, и то лишь потому, что у нее свой особый кошмар.

Он не причинит ей вреда. Нельзя держать девушку в живых два года, чтобы потом убить ее из-за вспышки гнева.

Она слишком много стоит.

Больше, чем Сара, очевидно. У меня чуть голова не взорвалась, когда он сказал это о ней.

– В итоге она оказалась бесполезной для меня.

У меня щемит в груди.

Все, что, как мне казалось, я понимал, перевернулось с ног на голову в течение нескольких минут, и теперь я понятия не имею, что происходит.

Он назвал меня Айзеком, а не Ником.

Айзек - детектив, расследовавший серию исчезновений.

Айзек, чья младшая сестра ждала, когда он заберет ее в ту ночь, а потом была похищена перед кофейней, где выступала в тот вечер.

Она была здесь.

А теперь ее нет.

Я дышу неглубоко, неровно, хрипло. В боку у меня колет. Перед глазами все плывет. Только когда я начинаю шататься, понимаю, что у меня гипервентиляция. Я на грани потери сознания.

Я наклоняюсь вперед, упираюсь лбом в стену. Дыхание замедляется, но мысли продолжают метаться.

Крутятся, крутятся, крутятся. Словно водоворот, стремятся затянуть меня.

Он знает.

Этот гребаный похититель, торговец людьми, убийца знает, кто я такой. И я не понимаю, что это значит.

Я не знаю… Я не знаю, я не знаю, я не знаю, я не знаю.

Я уверен только в одном. В чем я клянусь этой стене, Саре и девушке, которая больше не болтает со скоростью мили в минуту из соседней камеры.

Я убью этого ублюдка.

Я убью его ради всех нас.

ГЛАВА 13

На следующее утро Роджер вталкивает меня обратно в комнату, и я падаю на колени со сдавленным криком, ослабевшая и опустошенная, дверь за мной захлопывается. Его тяжелые шаги эхом разносятся по коридору, затихая вдали.

Ублюдок.

Моя грудь тяжело вздымается при каждом вдохе, тело вялое и усталое. За последние тридцать шесть часов я съела только кусок хлеба, да и тот вместе с грязью и мышином пометом.

Замерев на полу, я впиваюсь пальцами в блестящую плитку, благодарная за то, что не вижу своего отражения.

Я уверена, что мои голубые глаза потускнели до серого цвета.

Цвет лица стал пепельным.

Волосы ломкие. Лицо изможденное.

– Ты там цела?

Я замираю.

Медленно поднимаю подбородок и смотрю вверх.

В горле образуется жгучий комок. Это больше, чем муки жажды, больше, чем гематомы дневной давности от моих душераздирающих криков. Я смотрю на белую стену рядом со мной, моего главного врага, желая лишь разбить ее на куски, превратить в руины и сжечь дотла.

Эта проклятая стена.

Она отделяет меня от всех остальных мужчин и женщин, прошедших через это место. Моих спутников в смерти. В трагическом переходе.

Друзей.

А сейчас она отделяет меня от него - мужчины, которого я хочу задушить.

Ураган гнева проносится сквозь меня, я вскакиваю на ноги, бросаюсь к разделяющей нас стене и бью по ней кулаком.

– Да пошел ты!

– Я приму это как «да».

– Что, черт возьми, с тобой не так?
– Мои глаза пылают огнем, язык извергает ярость. Я расхаживаю взад-вперед, руки сжаты в кулаки, кровь бурлит, сердце колотится от негодования.
– Ты сказал ему забрать меня. Что это, черт возьми, не имеет значения.

Его цепь звенит, скользя по гладкой плитке, как будто он идет к стене.

– Я знал, что он не причинит тебе вреда. Ты слишком важна. Драгоценный товар.

– А ты - мудак.

– Это не откровение.

– Не могу поверить, что ты так легкомысленно отнесся к моей жизни, - бурчу я в ответ, на глаза наворачиваются обжигающие слезы. Я все еще расхаживаю по комнате, вибрируя от остатков страха. Моя рука снова бьет по стене, потому что лучше я буду испытывать эту ярость, чем облако поражения, обрушившееся на меня.
– Он мог убить меня.

– Мог, но не стал бы.
– Он делает паузу.
– И не убил.

– Это к делу не относится.

Я слышу, как его руки упираются в стену в нескольких дюймах от моего лица, заставляя меня вздрогнуть.

– Тогда в чем же дело?
– Его голос звучит как никогда близко. Как будто это осязаемая вещь, которую я могу протянуть руку и потрогать.
– Ты злишься, потому что я не снес стену голыми руками? Не продолжил обзывать его? Угрожать его жизни, когда я, как животное, прикован к этой чертовой цепи?

Мои губы жалобно дрожат, моя борьба иссякает. Я смахиваю с глаз пряди немытых волос и моргая, смотрю на стену, пока моя ярость не угасает.

Он прав. Я действую на эмоциях, и это станет моей гибелью. Эмоции - это чувства. А в этой мрачной дыре чувства - не что иное, как гильотина, приближающаяся к моей шее.

Судорожный выдох срывается с моих губ облаком смирения.

Ник не может мне помочь, только я сама могу себе помочь.

Ник.

Сглотнув, я опускаю взгляд на испачканные пальцы ног, а затем снова поднимаю глаза.

– Почему он назвал тебя Айзеком?

Молчание.

Я так и знала.

Подойдя ближе к стене, я заставляю свой голос звучать мягче.

– Айзек.

Опять тишина.

– Это ведь твое имя, не так ли? Твое настоящее имя?

– Неважно.
– В его словах слышится скрежет, словно камни трутся между зубами.

– Имеет значение.

– Почему?

Я прижимаю ладонь к поверхности, к тому месту, где вибрирует его голос. Мой лоб опускается следом, и я глубоко вздыхаю, позволяя своему неуместному напряжению раствориться.