Необратимость

Чтение помогает, когда мой мозг не хочет отключаться.

Я перечитывала эти книги бесчисленное количество раз, но всегда находила в них что-то новое. Иногда я представляю себя на месте главной героини. Знатной дамой эпохи Регентства, бедной девушкой из маленького городка или русалкой, плывущей в шторм.

Я готова оказаться где угодно, только не здесь.

Но когда переворачивается последняя страница, я возвращаюсь в эту камеру пыток. В эту одинокую, пустую камеру. И в этот момент мне всегда становится хуже.

Я приподнимаюсь, прислоняюсь спиной к стене, и подношу книгу прямо к лицу. Слова расплываются и путаются, пока я пролистываю главу, наполненную эротической сценой.

Нежные ласки, расплавленный жар, пьянящие стоны. Пульсирующие стержни и влажные центры.

Мой нос морщится.

Прикусив губу, я опускаю книгу на колени и поднимаю взгляд.

– Ты скучаешь по сексу?

Долгая пауза.

Чем дольше она тянется, тем больше я сомневаюсь в себе.

Но я не стесняюсь своего вопроса, и не похоже, что мне когда-нибудь придется смотреть в глаза этому мужчине. Что-то подсказывает мне, что он тоже не стесняется.

Наконец он отвечает:

– А ты?

В его тоне есть намек на улыбку. Если бы только он мог проявить свои первоклассные способности по уклонению от ответов, чтобы вытащить нас отсюда.

– Да.

– Продолжай.

– Я читаю сексуальную сцену.

– Как ты читаешь в темноте?

– У меня есть светодиодная лампа, - говорю я ему.
– Это лампа для выработки витамина Д - правда, не стеклянная. Теперь я живу здесь, и в моем мире нет солнца.

Цепь Айзека начинает двигаться, когда он приближается к стене, вновь заинтригованный сменой темы. Типичный мужчина.

– Почитай мне.

Я опускаю взгляд на страницы и морщусь, просматривая короткие абзацы, наполненные каменной эрекцией, ноющими ядрами и трепещущей грудью.

Разве груди трепещут?

– Я не знаю.
– Захлопнув книгу, я бросаю ее на матрас и откидываюсь назад.
– Не думаю, что это твоя чашка чая.

– Мм. А какой, по-твоему, мой любимый?

– С виски или бурбоном. Эти персонажи предпочитают пить чай с теплым нежирным молоком.

Я слышу тихий смешок, доносящийся из-за стены.

– А какой чай любишь ты?

Меня охватывает нерешительность. Я подтягиваю ноги, скрещиваю их и упираюсь головой в стену. Мои щеки вспыхивают, пока я обдумываю ответ.

– Используй свое воображение.

Он отвечает не сразу.

Я уверена, что он сейчас фантазирует обо мне, и от этой мысли у меня учащается сердцебиение.

Я флиртую?

Чувство вины наполняет мою грудь. Я думаю о Джаспере. Его нежных прикосновениях, ласковых объятиях, любви, сочащейся из каждого слова, из каждого мягкого поглаживания его руки. Он лелеял меня. Обожал меня. Но что-то темное, предательское внутри все еще требовало большего.

Я бы отдала все, чтобы снова оказаться в его объятиях и ценить то, что у меня есть.

– Расскажи мне историю, Пчелка.

Голос Айзека становится хриплым, низким, насыщенным подтекстом, что вызывает покалывание внизу живота. Что-то давно умершее, сморщенное и гнилое.

– Готов поспорить, что ты сможешь придумать что-нибудь получше ванильных приключений Алессандры и Чедвика, - добавляет он.

Сглотнув, я притворно обижаюсь.

– Я не буду вести с тобой пошлые разговоры.

– Дико разочаровывает.

В его низком голосе есть поддразнивание, но даже это не избавляет меня от странного чувства, которое пульсирует в груди и животе.

Я ненавижу это.

Я принимаю это.

– Хорошо.
– Я сжимаю подол своей ночной рубашки двумя руками и прерывисто выдыхаю.
– Была одна девушка. Ее звали… Хлоя.

– Опиши ее.

Нервная энергия течет по моим венам, но не та, что вызывает страх. Не та тревога, которая преследует меня здесь, когда я слушаю крики и страшные стоны, которые эхом разносятся по коридорам и леденят мою кровь.

Это другое… это трепет предвкушения.

– Она известна своими пышными волосами, - говорю я.
– В большинстве случаев это просто катастрофа, но ей идет. Она не блондинка, но и не шатенка. Золотисто-русый цвет, я думаю. Ее кудри волнами рассыпаются по спине. Она миниатюрная, но сильная. А глаза у нее голубые.

– Какие голубые?

– Не знаю… просто голубые.

– Итак, она маленькая, у нее не каштановые, но и не светлые волосы и просто голубые глаза. Понятно.

– В твоей интерпретации мои описательные способности звучат очень слабо.

Тихий удар, и я представляю, что он улыбается.

– Продолжай.

Волнение возвращается, я закрываю глаза и выдыхаю через нос.

– Она замужем за замечательным мужчиной. Самым лучшим. Она - его мир, а он - ее. Романтика прямо из сказки.

– Но… - подсказывает Айзек.

– Но она всегда хотела немного большего.

– Хлоя любит извращения.

Я фыркаю, моя кожа пылает.

– Ты постоянно перебиваешь.

– Ты покраснела?

– Нет.

– Покраснела.

– Прекрати пытаться читать меня через стену.
– Хлопнув ладонью по перегородке, я тянусь за одеялом, как будто могу скрыть румянец на коже от того, кто меня даже не видит.
– Я собираюсь снова попытаться заснуть.

– Ты не можешь. Я уже завелся.

Мои щеки вспыхивают еще жарче, когда я укутываюсь в одеяло, натягивая его до подбородка. Я понятия не имею, что я вообще делаю. Признаваться в своих фантазиях совершенно незнакомому человеку? Да еще и неисправимому.

Я сошла с ума.

Но опять же… я потеряла все остальное.

Что значит потерять что-то еще?

Я снова закрываю глаза и представляю себе Айзека, прислонившегося к стене прямо за моей спиной. Ждущего продолжения.

– Ну… у Хлои было нетрадиционное воспитание. Ее отец умер, когда она была младенцем, оставив после себя новорожденную и мать-одиночку. У ее мамы были мечты, амбиции. Больше всего она любила танцевать. Это был ее любимый способ самовыражения.

Я делаю паузу, ожидая, что он скажет. Но он молчит.