Необратимость

Никто не убедит меня, что этот псих не сидит за решеткой и не набивает себе цену, чтобы почувствовать свою значимость. Серийные убийцы ведут себя так, будто соревнуются друг с другом за попадание в Книгу рекордов Гиннесса, и он не первый, кто делает необоснованные заявления по нераскрытому делу.

Но разве это имеет значение, в конце концов? В любом случае, ее больше нет. И реальность такова, что я мог бы этому помешать. Если бы был там.

Воздух покидает мои легкие, словно их сжали тисками. Конечности немеют. Шок должен был наступить еще два года назад, но я был занят. Похоже, он наконец-то настиг меня.

Моя голова опускается на руки. Я не могу дышать. Не могу думать.

Это моя вина…

Таннер позволяет мне просидеть так бог знает сколько времени.

– Ты в порядке?
– Кто-то легко дотрагивается до моего плеча. Краем глаза я замечаю красную вспышку. Девушка в блестках.

К счастью для нее, моя реакция сейчас такая же быстрая, как патока.

– Не сейчас, Серендипити. Я сам с ним разберусь.
– Быстрое предупреждение Таннера делает свое дело, и рука отдергивается, словно она коснулась лавы.

– Она новенькая. Она не знала.
– Он бросает на нее взгляд, который красноречивее всяких слов говорит о том, по какой яичной скорлупе она ходит, и поворачивается ко мне.
– А ты?

Я?

– Что?

– Ты в порядке?

– Что это за тупой вопрос?
– Я выхватываю зажженную сигарету у него из рук, подношу к губам и затягиваюсь так, будто от этого зависит моя жизнь. С первой порцией никотина шок притупляется.

Немного.

– Это обычный вопрос, который друзья задают друг другу, когда слышат что-то неприятное.

– У меня нет друзей.

– А у меня есть. И по непонятной никому причине я выбрал тебя. Смирись с этим.

Меня охватывает ярость.

– Да, ты такой замечательный друг. И все же, когда они решили меня убрать, ты согласился.

Таннер боролся, какое-то время. Но когда в департаменте все пошло кувырком, он согласился, что мне нужно уйти. Он, черт возьми, сказал об этом шефу прямо при мне.

Я не могу ему этого простить.

– Черт возьми, Портер, это было для твоего же блага. Ты был в заднице.
– Его рука крепко сжимает бокал.
– Сейчас я пытаюсь быть твоим другом. Почему, по-твоему, я здесь?

– Может, ты чувствуешь себя виноватым. Откуда, черт возьми, мне знать?

– Или может, у меня чувство преданности, граничащее с мазохизмом.
– Теперь настал его черед гневно сверкать глазами.
– Что бы ты ни думал, я забочусь о твоих интересах. И я знаю, что это не одно и то же, но то, что случилось… это сильно ударило и по мне. Ты же знаешь, я любил ее как…

– Ты сказал мне сесть и заткнуться.
– Я обвинительно тычу в него сигаретой.
– Довериться департаменту. Но они подвели меня, когда я в них нуждался, и выбросили на обочину, когда я разозлился.

Он смотрит на меня так, будто я полон дерьма.

– Нет, я сказал, что больше людей захотят прислушаться к твоим теориям, если ты будешь вести себя спокойно. Мало кто жаждет иметь дело с твоей вспыльчивой задницей.

– Ну, теперь все изменилось, не так ли?
– Я кладу руки на стол и наклоняюсь.
– Я свободный агент. И, возможно, настало время использовать эту свободу в своих интересах.

– Осторожно.
– Его голос понижается.
– Когда эти границы размываются, ты переходишь опасную грань.
– В отличие от большинства людей, он держит зрительный контакт. Он всегда был одним из тех редких людей, кто не отступал, когда я впадал в ярость. Даже шеф обычно сдавался и позволял мне делать свое дело, какими бы нестандартными ни были мои методы, и я добивался результата. А несколько месяцев назад я дал волю своему гневу на публике, и это нельзя было не заметить.

Оказывается, если появиться на вечеринке конгрессмена со всеми его друзьями-политиками и потребовать, чтобы они вытащили головы из своих задниц, признали нераскрытые исчезновения своих граждан эпидемией и заменили деньгами свои мысли и молитвы, то на тебя навесят ярлык сумасшедшего.

Кроме того, возможно, в процессе перевернулось несколько столов и возник небольшой пожар…

Таннер настороженно наблюдает за мной.

– Работаешь ты или нет, ты все равно обязан соблюдать закон. В прошлый раз тебе повезло, но я бы не рассчитывал, что это повторится.

Мы оба были удивлены, что мне не выдвинули никаких обвинений, но в конечном итоге меня спасла шумиха в прессе. За последние пару лет было слишком много случаев пропажи людей - казалось бы, случайных ситуаций, с совершенно разными жертвами. Если бы стало известно, что детектив полиции Лос-Анджелеса считает, что все они связаны между собой, и его отстранили, потому что он был родственником одного из пропавших, граждане потребовали бы ответов.

Поэтому под видом сочувствия моему горю мне предложили выбор. Я мог остаться в полиции, согласиться на расследование и, скорее всего, быть уволенным… или второй вариант, который я выбрал, - отпуск по состоянию психического здоровья с последующим досрочным выходом на пенсию.

Я бы предпочел засунуть их «выбор» прямо им в задницу. Именно Таннер убедил меня, что я еще смогу принести пользу в частном секторе, если не окажусь в тюрьме.

Но…

Выдыхая струю дыма, я благодарю никотин за то, что он успокаивает мои нервы и помогает мыслить ясно. То, что я теперь не работаю в правоохранительных органах, не означает, что я утратил свои навыки. Я был лучшим агентом под прикрытием последние десять лет, черт побери. Это не изменилось.

– О чем ты думаешь?
– Таннер знает меня достаточно хорошо, чтобы понять, что в моей голове формируется план.

Внезапно я успокаиваюсь. Решено.

– Тебе пора идти домой.
– Я киваю в сторону двери.
– Дана ненавидит, когда тебя не бывает дома всю ночь.

– Я уверен, что она спит.
– Кожа вокруг его глаз слегка напрягается. Он смотрит на сигарету, словно она вдруг стала кислой, и бросает ее в пепельницу.
– А ты меняешь тему.

– Я понятия не имею, о чем ты говоришь.

Сейчас между нами сложились странные отношения - и это полностью моя вина. Пытаться быть моим другом - безнадежное дело, и это его заслуга, что он продержался так долго.

В конце концов, я был слишком зол. Я не мог вынести общения с другими людьми, и порвал со всеми.

Всеми - это значит с ним, потому что только один человек был заинтересован в том, чтобы терпеть мое дерьмо, и она…

Неважно.

Таннер выглядит усталым, и не только потому, что сейчас середина ночи. Я знаю этого парня лучше, чем кто-либо другой, и наконец-то успокоился настолько, чтобы обратить внимание на детали. На его обычно чисто выбритой челюсти выросло существенно больше, чем пятичасовая щетина. Галстук скомкан в кармане пиджака, как будто он еще не был дома. Пачка сигарет, слегка помятая, наполовину пустая, и легкое дрожание пальцев, когда он прикуривал.