Неоновые Боги

— Пойдем.

Мы вместе выходим из комнаты и видим, что нас ждет Харон. Он бросает взгляд на Персефону, но не сводит глаз с меня.

— Мы готовы.

Я не развлекаюсь так часто, как раньше. В нижнем городе есть и другие места, которые обслуживают богатых и извращенных, которые хотят получить удовольствие, играя на темной стороне. Мой дом открыт не для всех, он только для приглашенных. Было время, когда мне было чуть за двадцать, когда мне было наплевать, кто придет, мое безрассудство придавало моим вечеринкам почти легендарный статус, что только добавляло мифа об Аиде. Это было очень давно. Теперь я выбираю, кто войдет в эти двери.

Сегодня вечером я немного ослабил поводья, выбрал несколько избранных имен из

длинного списка ожидания. Харон и другие мои люди позаботятся о том, чтобы новые приглашенные оставались в соответствующих местах и не получали никаких забавных идей о слежке.

— Два человека у двери?

— Да, Аид.

— Больше у других входов.

Он не закатывает глаза, но выглядит так, будто хочет этого.

— Мы уже обсудили весь план ранее. Я выполнил его в соответствии с твоими требованиями. У

нас все хорошо. Никто не окажется там, где ты этого не хочешь.

Мне кажется, этого мало, но этого будет достаточно.

— Хорошо.

Мы спускаемся к двери, которую я вчера показал Персефоне. Она такая глянцевый, что при нашем приближении кажется почти зеркалом, и в нем отражаюсь я в своем костюме, а она в этом наряде… Персефона — прелестный подарок, прелестная пленница, а я страшный ублюдок, который убьет любого, кто попытается забрать ее у меня.

Я мысленно встряхиваю себя. Нет смысла так думать. Она может быть моей на какое-то время, но на самом деле она не моя. Она не для того, чтобы ее оставить. Я не могу позволить себе забыть об этом, даже на секунду.

Харон занимает позицию рядом с дверью. Я поправляю руку Персефоны на сгибе своей руки.

— У нас скоро будет аудитория. На этот раз все будет по-настоящему.

Она делает глубокий вдох.

— Я готова.

Это не так, но это часть того, о чем идет речь сегодня вечером. Облегчая ей это. Отстаивая свои права, да, но делаю это так, чтобы не бросить ее на дно, чтобы она утонула.

— Я твой якорь. Запомни это.

Ее губы кривятся, как будто она хочет сделать умный ответ, но она, наконец, кивает.

— Я могу быть послушной.

Я смеюсь. Черт, это уже четыре раза за двадцать четыре часа. Я игнорирую удивленный взгляд, который бросает на меня Харон, и киваю на дверь.

— Пойдем.

Вход в комнату всегда немного похож на вход в другой мир, но сегодня вечером эффект более выражен. Весь свет приглушен, отчего комната кажется больше, чем есть на самом деле. Персефона вчера прибила его к голове; это действительно полная противоположность банкетному залу Зевса. Серебристый свет, отбрасываемый водой на потолок, создает впечатление, что мы находимся где-то под поверхностью мира. Настоящая фантазия о Преступном мире.

Огни еще не полностью освещают помост. Это будет сигналом к тому, что шоу вот-вот начнется. Прямо сейчас люди толпятся на диванах и стульях. Некоторые болтают, некоторые уже устраивают свои собственные маленькие вечеринки. Правила верхнего города здесь неприменимы, и люди, приглашенные пересечь реку, склонны безрассудно предаваться удовольствиям.

Я замедляю шаг, давая Персефоне время привыкнуть к более слабому освещению. Давая нашим гостям время увидеть нас, понять, что все наконец-то начинается. Взгляды поворачиваются в нашу сторону, и тихий шепот проносится по комнате, когда они понимают, кто идет у меня под рукой.

Я провожу Персефону к темному трону, стоящему у стены в центре комнаты. Это чертовски драматично и абсолютно нелепо, но это служит своей цели. Король является королем только в том случае, если все вокруг признают это. Возможно, я никогда больше не ступлю в верхний город, но в моих интересах напомнить каждому человеку в этой комнате, кто здесь правит.

В конце концов, мне нужно поддерживать репутацию.

Я опускаюсь в кресло и сажаю Персефону себе на колени. Она такая напряжённая, что я с таким же успехом мог бы поставить статую себе на бедра. Я поднимаю бровь.

— Тебе будет больно, если ты не расслабишься.

— Все пялятся, — говорит она уголком рта.

— В том-то и дело.

Она смотрит на свои сцепленные руки, стиснув зубы.

— Я знаю, в этом весь смысл, но знать это и испытывать это — две совершенно разные вещи.

Вот почему я изменил свои первоначальные планы на ночь. Она чертовски бесстрашна — она мчится вперед, даже когда ее разум и тело кричат ей, чтобы она притормозила. Я глубже погружаюсь в кресло, увлекая ее за собой. Сначала она сопротивляется, но когда я бросаю на нее многозначительный взгляд, она позволяет мне расположить ее так, чтобы она прислонилась к моей груди.

— Шоу скоро начнется. — И тогда она будет слишком отвлечена, чтобы беспокоиться обо всех

остальных в комнате.

— Какое шоу?

Я позволяю себе улыбнуться и свободно обнимаю ее за талию. По всей комнате свет чуть приглушен, а те, что направлены на центральное возвышение, немного ярче.

— Ты помнишь, как была на виду?

— Конечно. Это случилось вчера.

Я крепче сажаю ее к себе на колени. В другой вечер в моих интересах было бы отвлечь ее от центра внимания, но я хочу, чтобы она чувствовала себя непринужденно.

— Тебя сегодня там не будет.

Я не упускаю того, как ее мышцы слегка расслабляются. Я знаю, что мысль о том, что за ней наблюдают, возбуждает ее, но она также новичок в этом. Оказаться в центре внимания было бы слишком, слишком рано, и я не могу отрицать, что очень хочу, чтобы она наслаждалась этим временем со мной.

— Я не буду?

— Нет. А теперь расслабься и наслаждайся шоу, — шепчу я ей на ухо. — Это только для тебя.

Глава 14Персефона

Как я должна сосредоточиться на «шоу», когда Аид прикасается ко мне повсюду? Его бедра твердые под моими, его грудь твердая у меня за спиной, его рука железной полосой обхватывает мои бедра, и я нисколько не возражаю. Я немного сдвигаюсь, просто чтобы почувствовать напряжение от того, что он держит меня, не удерживая.

— Успакойся.

Я снова перекатываюсь, просто чтобы противоречить, а затем сожалею о своем решении, когда чувствую его твердый член у своей задницы. Искушение, которому мне не позволено поддаваться, по крайней мере, пока. Я думала, что смогу убедить его передумать в душе, но мне следовало знать лучше. Аид не дрогнул. Если я не смогла убедить его взять меня голой и мокрой, то сейчас у меня точно нет шансов, в замысловатом белье или нет.

Меня временно отвлекают два человека, поднимающиеся на помост. Белый мужчина и крупная белая женщина, которых я не узнаю. На нем пара кожаных брюк с низкой посадкой, а на ней вообще ничего нет. В комнате должно быть около пятидесяти человек, но он смотрит только на нее. Я не могу слышать, что они говорят друг другу отсюда, но она грациозно опускается на колени, как будто это движение — чистая мышечная память.