Неоновые Боги

— Ты любишь меня больше, чем свои драгоценные полы?

Он смеется. Насыщенный звук, который, кажется, заполняет комнату вокруг нас.

Аид опускает голову, пока его губы не касаются моих.

— Я определенно люблю тебя больше, чем мои драгоценные полы. Но я буду настаивать, чтобы

ты воздерживалась от истекания кровью на них в будущем.

— Я не даю никаких обещаний.

— Нет, я и не жду от тебя этого. — Он целует меня. Прошло меньше суток с тех пор, как я в

последний раз касалась его губ своими, но мне кажется, что прошло гораздо больше времени. Я прижимаюсь к нему и нетерпеливо открываюсь, чтобы поцеловать глубже, растворяясь в ощущениях, в совершенстве этого момента.

По крайней мере, до тех пор, пока он не поднимет голову через несколько секунд.

— Если мы не остановимся, то опоздаем на пресс-конференцию.

— Они могут пойти к черту.

Он снова издает этот восхитительный смех.

— Персефона, я от всей души не хочу снова оказаться в списке дерьма твоей матери, особенно

из-за чего-то предотвратимого.

Он прав. Я знаю, что он прав. Я запускаю пальцы в его волосы и слегка дергаю.

— Обещай мне, что сегодня вечером мы запрем двери, выключим наши телефоны и распылим

репеллент «Гермес». Я хочу, чтобы ты принадлежал только мне.

— Ты заключила со мной выгодную сделку.

На этом мы неохотно расстаемся. Большая часть моих вещей все еще здесь, так что я делаю все возможное, чтобы скрыть синяки Аида, а темные очки делают все остальное. Он одет в черный костюм и выглядит как злодей, выходящий на улицу в сумерки. Мы держимся за руки всю дорогу до пресс-конференции.

Остальные Тринадцать человек и их семьи собрались в одном из дворов, окружающих башню Додона, все одеты безупречно. Трое детей Зевса, оставшихся на Олимпе, все одеты в черное, их лица старательно пусты. Мои сестры стоят позади моей матери. Я в последний раз сжимаю руку Аида, прежде чем направиться в их сторону. Он крепче сжимает мою руку.

— Останься.

— Что? — Я оглядываюсь вокруг. — Но…

— Будь моей, Персефона. Позволь мне быть твоим. На публике и в частном порядке.

Я смотрю на него снизу вверх, и действительно, есть только один ответ, и он трепещет у меня в груди, как пойманная птица.

— Да.

Я не знаю, чего я ожидаю. Конфронтация. Может быть, обвинения. Вместо, Аид легко проскальзывает в их ряды, когда появляются репортеры, и Посейдон выходит вперед, чтобы сделать официальное заявление и объявить Персея новым Зевсом. Люди меньше заботятся об ответах, чем о восприятии, и сейчас это работает в нашу пользу. То, что репортеры так сильно сосредоточены на Аиде, тоже не повредит.

Несмотря на все это, выражение лица Аида такое расслабленное, как будто он регулярно посещает пресс-конференции. Единственный признак того, что ему не совсем комфортно, — это сильная хватка, которой он держит мою руку, там, где никто не может видеть. Когда мы начинаем расходиться, я прислоняюсь к его руке и шепчу ему на ухо:

— Ты отлично справился. Мы почти закончили.

— Здесь больше людей, чем я ожидал.

Он говорит уголком рта, едва шевеля губами.

— Я буду охранять тебя. Обещаю.

Мы направляемся к машинам, и репортеры устремляются за нами, засыпая его таким количеством вопросов, что я едва поспеваю.

— Вы были в нижнем городе все это время?

— Зачем выходить вперед сейчас? Это потому, что Зевс мертв?

— Вы тот таинственный мужчина, с которым сбежала Персефона Деметроу?

— Вы вдвоём официально?

Я поднимаю руку, отвлекая их внимание от него на себя.

— Друзья, мы более чем счастливы выступить с официальным заявлением… завтра. Сегодня

мы собрались здесь, чтобы оплакать потерю Зевса. — У меня было достаточно практики публичных выступлений, чтобы даже не споткнуться о ложь. Я просто жду в спокойной тишине, и они, наконец, утихают и переориентируются на насущный вопрос.

Аид поворачивается ко мне лицом, когда мы наконец-то можем освободиться, и он делает то, что он делает, когда смотрит на меня так, как будто никогда раньше меня не видел.

— Мой рыцарь в сияющих доспехах, скачущий, чтобы спасти меня от прессы.

— Ну, да, ты не единственный, кто любит играть в героя. — Я еще раз сжимаю его руку. — Чтобы

справиться со всем этим цирком, нужно немного привыкнуть.

— Я думаю, что прекрасно справлюсь, пока ты рядом. — Он не ждет ответа. Он просто заключает

меня в объятия и завладевает моим ртом. Я нетерпеливо поднимаюсь на цыпочки и обнимаю его за шею. Я слышу щелканье камер и нарастающий шепот, но мне все равно.

Когда он наконец поднимает голову, я цепляюсь за него, чтобы у меня не подкосились ноги — Пойдем со мной домой.

— Да.

— Я имею в виду не только сегодняшний день. Я имею в виду на совсем. Переезжай.

— Я знаю, что ты это имеешь в виду. — Я улыбаюсь и быстро целую его в губы.

— И мой ответ все тот же. Да на все.

Эпилог

Аид

— Ты готова?

Персефона улыбается мне, но это ее счастливая улыбка — ее настоящая улыбка.

— Ты спрашивал меня об этом дюжину раз за последний час. — Она толкает меня плечом.
–

Нервничаешь?

Нервничать — слишком обыденное слово. За последние две недели, с тех пор как я вышел из тени в сверкающее змеиное гнездо верхнего города, у меня произошло много изменений. Персефона была рядом со мной на каждом шагу, умело направляя меня во время каждого взаимодействия со СМИ. Я не знаю, что бы я без нее делал.

Я молю богов, чтобы мне никогда не пришлось узнать об этом.

Но сегодня вечером? Сегодняшний вечер только для нас.

— Я не нервничаю, — наконец говорю я. — Если ты не готова…

— Аид, я готова. Я более чем готова. — Она смотрит на дверь, ведущую вигровую комнату. Она

слишком звукоизолирована, чтобы можно было слышать людей, собравшихся за ней, но мы оба знаем, что они присутствуют. Ожидание.

Персефона делает вдох. — Как я выгляжу?

Это еще один вопрос, который она задавала полдюжины раз с тех пор, как я вошел в нашу комнату и застал ее одевающейся.

— Ты выглядишь как совершенство. — Это правда. Она оставила свои длинные светлые волосы