Неправильный разведчик Забабашкин

Сегодня, менее двух часов назад, в Берлине, на похоронах нацистского преступника рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера, советской разведкой были ликвидированы поджигатели войны, маньяки, насильники, садисты и убийцы, захватившие власть в Германии! Среди них:

Обергруппенфюрер СС и генерал полиции, начальник Главного управления имперской безопасности, президент Международной комиссии уголовной полиции, координатор действий против внутренних врагов нацистской Германии, исполняющий обязанности начальника СС — Рейнхард Гейдрих.

Начальник Партийной канцелярии НСДАП, рейхсминистр — Мартин Людвиг Борман.

Рейхсминистр народного просвещения и пропаганды, президент имперской палаты культуры, гауляйтер Берлина, рейхсканцлер Германии Пауль Йозеф Геббельс.

Председатель Рейхстага Германии, министр-президент Пруссии, генеральный уполномоченный по четырёхлетнему плану, рейхсминистр авиации, вице-канцлер Германии, вице-фюрер Герман Геринг.

И главарь этой клики — Председатель Национал-социалистической немецкой рабочей партии (НСДАП), Рейхсканцлер Германии, Фюрер Германии — Адольф Гитлер.

Праведная месть совершилась! Зло бесповоротно наказано! Другие преступники и пособники банды, что толкнула свой народ на войну, должны знать, что за преступления против советских людей, советского народа, их ждёт смертельная кара, где бы они ни были! Их преступления не имеют сроков давности, и наказания за них они все обязательно понесут!'

…

Сказать, что у Воронцова данная весть вызвала самый настоящий шок — это ничего не сказать. Он был буквально ошеломлен и обескуражен. В отличие от других людей, находящихся в кабинете (те, вероятно, уже знали, о чём будет идти речь в сводке «Совинформбюро», а потому не показывали свои эмоции), эта весть его ошеломила. Он стоял, не зная, как в данной обстановке нужно на это реагировать, и пытался осознать разумом всё то, что сейчас услышал.

Глаза у всех присутствующих буквально светились, если не счастьем, то глубоким удовлетворением.

«Убит Гитлер! Убили Гитлера! Скорее всего, после этого — войне конец!» — носилось в голове у Воронцова.

Да что там у Воронцова или у его начальников, сложно себе было даже представить, что сейчас происходит в городах, сёлах и весях СССР в семьях обычных тружеников, после того как они услышали эту удивительную, радостную и обнадёживающую весть.

Диктор ещё что-то говорил, но Воронцов его уже не слушал и не слышал.

«Забабашкин! Забабашкин! Это мог быть только он — мой друг, который давно стал мне, как младший брат или даже как сын! Забабашкин! Лёшка! Чертяга!» — старался понять всю монументальность очередного невероятного события этого удивительного дня.

Ему сложно было вот так, на скорую руку, даже представить, какую неимоверную работу сумел сделать этот обычный семнадцатилетний паренёк. Алексей сотворил то, что не смог сделать никто другой, кроме него. И хотя деталей Воронцов не знал, но у него не было сомнений, что его сын, как всегда, работал по давно придуманной, простой, но в то же время — очень действенной стратегии: «Пришёл! Увидел! Победил!»

По окончании сообщения товарищ Сталин выключил приёмник и произнёс:

— Товарища Воронцова и товарища Берию попрошу остаться, а товарищей Ставровского и Грекова хочу поблагодарить за службу, — он приблизился, пожал каждому из них руки: — Вы славно потрудились, товарищи. Но расслабляться рано. Враг ещё может нас удивить. Мы должны быть начеку! А сейчас отдыхайте и подождите, пожалуйста, вашего подчинённого в приёмной. Нам с ним есть что обсудить.

Старшие командиры отдали воинское приветствие и, развернувшись, покинули кабинет.

Иосиф Виссарионович подождал, пока дверь за ними закроется и, повернувшись, спросил, посмотрев на лейтенанта госбезопасности:

— Ну, что вы на это скажете, товарищ Воронцов? — он кивнул на радиоприёмник: — Похоже это на работу вашего подопечного?

— Товарищ Сталин, — сглотнул внезапно застрявший ком в горле чекист, — я не могу ничего утверждать. Но если, как мне сказали, он находится в Германии, то Лёша… Лёша мог.

— Мог, — кивнул хозяин кабинета. — Он много что может. Мы это уже не понаслышке знаем. Трудоспособный паренёк. И от него можно многое что ожидать. Правильно я рассуждаю? Как вы считаете?

— Можно, — кивнул Воронцов и, покосившись на стол, пожал плечами: — Но если это правда, — он осёкся, — а это безусловно правда, раз уж по радио сообщили, то информация проверена… одним словом, Лёша учудил. Не ожидал.

— А следовало бы! — неожиданно тон Сталина похолодел. — Как так? Столько по лесам вместе ходили, за самолётами бегали, в окопах танки останавливали и — не ожидал… Товарищ Воронцов, почему вы, за месяц знакомства с ним, не смогли раскусить, по сути, мальчишку?

— Не могу знать, — подтянулся чекист. — Он, действительно, обычный парень, только чрезмерно отважный, ловкий и меткий.

— А ещё и в темноте видит? Я правильно помню?

— Да. Видит.

— И что, вас за всё то время, что вы были с ним рядом, совсем не удивило, что столько полезных и замечательных качеств всего в одном человеке? И каком — юнец безусый!

— Удивило, товарищ Сталин. Я собирался не раз его эвакуировать из окружения, но это всякий раз срывалось.

— Срывалось, говорите? А вы уверены, что срывалось не специально, и эти срывы не устраивал сам Забабашкин?

— Уверен. Немцы не давали нам возможности уйти, окружив остатки дивизии. Алексей тут ни при чём, — понимая, куда клонит хозяин кабинета, ответил чекист и пояснил свою мысль: — Если по какой-то причине или ошибке у кого-то возникло подозрение в том, что Забабашкин мог быть хоть как-то отрицательно к нам и советской власти настроен, то это не так. Алексей — ярый большевик и борец за счастье трудового народа!

Главнокомандующий помолчал, а затем негромко размеренно произнёс:

— Вы хорошо высказываетесь о нём — честно и откровенно. И из ваших слов можно сделать вывод, что Забабашкину можно доверять?

— Вполне, товарищ Сталин. На фронте Алексей показал себя, как честный человек и пламенный борец с фашизмом. Что же касается его гражданской жизни, то я могу о ней судить лишь из документов, что были переданы через телефонограмму. Характеристики из школы и с места жительства у него отменные. Приводов в милицию никогда не было. На фронт убежал добровольцем. Все эти документы были подшиты в личное дело красноармейца.

— А дело потерялось?

— К сожалению — да. Произошло это при эвакуации из Троекуровска, когда туда прорвались немцы. В том сражении Лёша себя показал отважным бойцом и, можно сказать, именно благодаря его усилиям, мы в те дни и смогли удержать оборону.

— Знаю об этом. Читал доклады, — кивнул хозяин кабинета и, чуть прищурившись, неожиданно добавил: — Только вот после прочтения этих документов не смог найти ответ на один вопрос. И знаете на какой?

— Нет, товарищ Сталин.