Неправильный разведчик Забабашкин

— Какие?

— Те, которые поступают из «Центра»!

И его спокойный тон меня буквально взбесил.

— Это вам они поступают! Не мне! — напомнил я и, бессильно опустившись на диван, спросил: — Так какой приказ, который вы до меня не довели, я на этот раз не выполнил?

— Я уже сказал: вам приказано вернуться в Союз. Так как вы своими словами и действиями отказались это делать, было решено вывезти вас против вашей воли, — холодно пояснил разведчик, а затем, чуть подавшись вперёд, вновь перейдя на доверительный тон, спросил: — Я не понимаю вас, Алексей, чего вы боитесь? Вы же фронтовик. Воевали. Множество подвигов совершили! Так почему вы отказываетесь подчиняться и возвращаться? Вы чего-то боитесь? Скрываете? Вам не нравится наш строй? Вы против советской власти?

Я аж закашлялся от таких предположений, а потом, понимая, что меня вовлекают в какую-то игру, отмахнулся:

— Что вы несёте? Если бы мне было лет шестьдесят, и я бы помнил, как было при старом режиме, возможно, в прошлом служа ему, то тогда бы меня можно было бы подозревать в нелояльности нашему текущему строю. Но мне всего семнадцать, чего вы мне антисоветчину-то приписать пытаетесь?

— Да нет, я просто анализирую, — Живов откинулся на спинку кресла. — Хочу понять ваш страх перед возвращением. Тут явно что-то не то!

— Правда хотите?

— Правда!

— Тогда слушайте, — решился я выдать самую правдоподобно звучащую версию. — Я боюсь, что после моего отъезда тут останется всё по-прежнему, и в ближайшее время никто войну не остановит. Или вы знаете ещё какого-нибудь снайпера, способного с пары километров прострелить башку Гитлеру? Нет? Ну, тогда о чём вы говорите?! Одного этого достаточно, чтобы остаться тут, как минимум, пока данная цель не будет уничтожена.

— Алексей, но раньше, во время предыдущих наших встреч, вы мне об этом своём желании не говорили! И даже намёков не было, — напомнил визави. — Что произошло?

— Всё очень просто — такой задачи я не ставил, потому что шансов её выполнить у меня не было.

— А сейчас есть?

— Да, — сказал я, достал из кармана газету, что взял с лавки на вокзале. Поднялся и, развернув её, положил на журнальный столик перед Живовым: — Читайте на первой странице.

— «Завтра, возле Рейхстага, в десять часов утра состоятся похороны рейхсфюрера Генриха Гиммлера, по которому скорбит вся Германия», — прочитал он заголовок и, подняв глаза, спросил: — И что?

— А то, что если вы прочитаете статью до конца, то поймёте, что эти самые похороны будут на большой площади, и прощаться со своим подельником соберётся весь цвет грёбаного рейха. Всё зло мира будет там. И это не просто шанс — это подарок всему человечеству, который я принесу на блюдечке с голубой каёмочкой.

Разведчик пробежал глазами текст и заметил:

— Но там будет много охраны.

— Только вряд ли она будет в двух километрах от места прощания с покойником. Вы же не забыли, что я стреляю с больших дистанций. Там длинные и большие улицы ведут на эту площадь, место для снайперской позиции будет выбрать не так уж и сложно. Так что у нас есть неплохой шанс.

— И вы это хотите сделать именно винтовкой Мосина? Вы уверены, что она для этого подойдёт? Может быть, стоит поискать что-то другое? Возможно, что-то с оптическим прицелом? Или он вам не нужен?

— Обойдёмся без оптики. Что же касается оружия, то винтовка системы Мосина — как раз то, что надо, не только с пропагандистской точки зрения, но и из-за своих боевых характеристик. Она имеет не только достаточно большую дальность, но и необходимую при этом убойную силу. Я на фронте в основном с неё и работал, если, конечно, выбор был. Так что точно знаю, верная «мосинка» — она не подведёт.

Резидент шумно выдохнул, потёр ладонью явно уставшие глаза и спросил:

— А если не получится достать?

— Не получится — так значит, будем бить немца его же оружием — винтовку Маузера-то достать уж точно будет не проблема. У любого патрульного она есть. Так что тоже не беда, хотя эффект от акции несколько смажется. Ну да пустяки, мы же всё равно будем действовать практически по канонам советской наступательной доктрины.

— Что вы имеете в виду? — не понял разведчик.

— Бить противника малым числом на его территории.

— Это да — хорошая стратегия, только не всегда срабатывает, — согласился со мной он и, посмотрев пронзительным взглядом, спросил: — А вы понимаете, как вы рискуете? Ведь операция может пройти совсем не так, как вы рассчитываете. И тогда конец.

— Понимаю. Но другого шанса у мира в ближайшие годы не будет. Мы должны сделать невозможное, несмотря на весь риск.

Живов задумчиво хмыкнул, и я уловил, что мы, в общем-то, стали лучше понимать друг друга. Он уже так явно при общении не нервничал и, вероятно, приняв для себя решение, уже смирился с тем, что ему придётся сделать что-то без приказа.

Наблюдая за переменами в его настроении и душевными терзаниями, я сказал:

— Антон Фёдорович, вы, кстати говоря, можете формально вообще не участвовать в операции. Более того, можете вовсе не говорить начальству, что видели меня и были осведомлены о моих планах. Со своей стороны обещаю, что я никогда никому об этом не расскажу.

— Я подумаю над вашим предложением, — задумчиво произнёс визави.

— Подумайте, а сейчас скажите, можно вам задать вопрос?

Живов удивлённо посмотрел на меня. Мол, чего спрашиваешь. Но потом благосклонно кивнул:

— Задавайте.

— Скажите, мне просто очень интересно, как бы у вас получилось меня вывезти, если бы я был в здравом рассудке и при памяти? Вы думаете, я бы не сопротивлялся?

— Думаю, что нет.

Меня данная уверенность несколько удивила, и я позволил себе усомниться вслух:

— Да хрен вы угадали! Я бы так брыкался и орал, даже если бы вам удалось меня связать, что в Москве бы услышали.

— Не услышали бы. И тут бы никто не услышал. Я бы со своим коллегой, что, кстати, всё ещё ждёт моего сигнала, сидя в автомобиле за углом соседнего дома, накачали бы тебя снотворным, загипсовали бы, и ты выехал бы на лечение как солдат вермахта. Я должен был оформить документы, — озвучил коварный план коллега.

— Лихо, — согласился я и решил подводить итог нашей встречи: — Ну так что вы намерены делать? Предпочитаете быть в стороне или решите помочь мне уничтожить вселенское зло?

Разведчик вздохнул, поднялся и покачал головой:

— Ох, дадут мне по шапке, — но потом протянул мне руку и добавил: — Давайте попробуем. Ни с кем другим бы связываться не стал, но ваши дела говорят за вас. Будем надеяться, нас ждёт успех.

— В этом нет никаких сомнений, товарищ Живов. Мы сделаем доброе дело и победим! А потом и мы, и наши дети долго и счастливо будем жить под мирным небом над головой, и над нашей Родиной всегда будет светить Солнце! — Сказал я, а затем, подумав, что в бою может случиться всякое, добавил: — И ещё одно: передайте, пожалуйста, в «Центр», что вместо орденов и медалей, которые в случае успеха операции будут мне положены, пусть выполнят мою последнюю волю. В ней я прошу позаботиться о судьбе дорогих мне людей, с которыми я подружился на фронте и прикипел всей душой. Я говорю про лейтенанта госбезопасности Григория Афанасьевича Воронцова и медсестру Алёну Клубничкину. А просьба моя…