Неприкаянный 1

Японский командир попытался всё же нас достать. Несущий на носу бурун миноносец начал поворачивать, словно хищник стремясь ухватить свою добычу. Но уже стало очевидно, что мы разминёмся. Я хотел было показать самураям соответствующий жест, когда приметил, что командир активно жестикулирует, и отдаёт какие-то там приказы на гортанном языке.

В смысле, он так надрывается, что я прекрасно расслышал приказ открыть по нам огонь. Как и увидел то, что парочка ретивых самурайчиков активно разворачивают в нашу сторону пятидесятисемимиллиметровку. Заряд в её гранате никакой, и в стволе вполне может опять оказаться болванка, только нам-то от этого не легче. Тем более, что к носовой трёхдюймовке на специальной площадке так же бросилась прислуга.

Выстрелив в нейтральном порту раз, они уже не остановятся, а тогда нам форменный абзац. И ведь не промажут, дистанция меньше сотни метров, и активно сокращается. Мало им досталось в прошлый раз, ну да мы сейчас добавим. Глядишь в разум войдут.

— Твою мать! Снегирёв штурвал!

Выкрикнув приказ я обернулся к пулемёту, закреплённому на крыше каюты. Но не успел выдернуть стопор, чтобы снять оружие с походного положения, как рявкнула пятидесятисемимиллиметровка. Снаряд мгновенно ударил в борт на корме, оглушив нас своим разрывом. Осколки сыпанули как наружу, и ворвались через пробоину в кокпит, частью поглощённые сиденьями. По ушам прилетело не столько от разрыва гранаты, сколько от самого выстрела, больно уж увесисто прошлась звуковая волна.

Я наконец выдернул стопор, благо оружие у нас всегда готово к бою, только и того, что взвести. Ухватил за рукояти и развернул пулемёт в сторону противника. Не скажу, что стал бы выжидать пока японцы отстреляются по нам первыми. Однозначно постарался бы их опередить, да я и постарался, просто самую малость не успел. Зато теперь у меня руки полностью развязаны. Максим затакал пустив по палубе вражеского миноносца свинцовую струю, выстукивающую металлическую дробь. Будь сердечники стальные, так ещё и искры высекли бы.

Человеческие фигурки падали как скошенные, кто в воду, кто на палубу. Но большинство всё же успели укрыться за трубами, надстройками и минными аппаратами. Расчёт трёхдюймовки всё же попытался достать нас, но я срезал троих матросов одной длинной очередью. Не спасли ни щит, ни тумба, хотя и сомнительно, что свалил их наглухо. Да это и неважно.

М-да. Даже если и не хотел бы этого, в данный момент от меня ничего не зависело. Я слишком увлёкся расстрелом оборзевших самураев, чтобы контролировать действия своих подчинённых. А оказавшийся в кокпите Галанцев не сомневался ни мгновения. Минный машинист выдернул стопоры из метательного минного аппарата, развернул его и придав нужный угол, выстрелил по японцам миной. Гулкий хлопок, быстро воспаряющее ввысь молочно-белое пороховое облако, вздрогнувший всем корпусом катер, и… На то, чтобы сигарообразный оперённый снаряд достиг цели потребовалось долгих три секунды.

Я уже решил было, что вышел промах, или мина утонула, когда в середине борта «Сиракумо» взметнулся огромный фонтан. А ещё через несколько секунд, когда мы успели немного отдалиться, раздался оглушительный взрыв, миноносец разом заволокло непроницаемым белым облаком перегретого пара. Над нами с воем пронеслись крупные обломки, с громкими всплесками упавшие в воду. Под истошные крики моряков, миноносец в считанные мгновения ушёл под воду. Рванули котлы до которых добралась вода, иного объяснения у меня нет.

— Снегирёв правь на выход! Полный ход! — выкрикнул я.

— Слушаюсь, — мгновенно отозвался тот.

Рулевой передал соответствующие распоряжения по телеграфу, и чуть довернув штурвал, повёл уже встающий на крыло катер на выход из гавани.

Родионов, наш второй кочегар поспешил юркнуть в люк котельного отделения, помогать своему товарищу. Нам сейчас понадобится всё их мастерство, чтобы поддерживать максимально возможную скорость. Как я уже говорил, от опытных кочегаров порой зависит очень многое. И возможность держать длительное время быстрый ход в том числе. Это же паровик, а не ДВС. Увы.

Наш машинист Иванов выглянул наружу, встретился взглядом с боцманом, кивнул, мол всё понял, и вновь скрылся в своём отсеке. Туда же юркнул и наш гальванёр Дубовский, активно осваивающий дополнительную специальность, чтобы подменять товарища во время длительных переходов. Без электрика я худо-бедно обойдусь, а вот без второго машиниста тяжко.

— Боцман, потери? — потребовал я.

— Так-то, пока только у Казарцева, осколком ногу оцарапало, — ответил тот, поведя взглядом, по подчинённым, отрицательно мотающим головами.

— Ерунда, ваш бродь. Кошка сильнее царапает, — заверил сигнальщик.

— Что с повреждениями?

Харьковский указал на дыру в борту с неровными краями выходящую в кокпит. Через неё-то и влетели осколки, доставшие сигнальщика.

— Пустяк, ваше благородие. Заделаем без труда.

— Займись немедля.

— Слушаюсь.

Я поёжился от холода, и только сейчас вспомнил, что стою на стальной палубе в одних носках, брюках и нательной рубахе. Вообще-то двадцать седьмое февраля на дворе, и пусть тут южные широты, плюс три по цельсию комфортной температурой не назовёшь. Я поспешил юркнуть в свою каюту, тут же окунувшись в тепло, и какой-никакой уют. К слову, надо будет придумать что-то с теплоизоляцией. А то, с наступлением тепла, тут будет настоящая парилка. Не отказываться же от вывода дымовых труб за корму.

Быстро одевшись я поспешил на палубу. И вовремя, потому что боцман как раз собирался меня вызывать. За пределами рейда обнаружился ещё один миноносец, который двигался нам на пересечку, и судя по суете на палубе, уже готовился открыть по нам огонь. А ведь мы всё ещё в территориальных водах Китая.

— Без понятия, Пётр Генрихович, как вы будете это улаживать, но видит бог, не я это начал, — пробубнил себе под нос, поминая консула в Чифу. И уже в голос. — Курс девяносто. Гриша маневрируй. Сейчас они начнут садить по нам.

— Есть маневрировать.

— Только не урони нас, — счёл нужным предупредить я.

— Есть, — задорно отозвался рулевой.

Совсем не лишнее предупреждение. Катерок получился вёрткий как волчок, на месте крутиться может, ну и разбросать нас на виражах к Бениной маме.

— Боевая тревога! Приготовиться к абордажу! Пошевеливайся братцы!

Сам я поспешил обратно в каюту, за винтовкой и дробовиком. Надел пояс с патронташем, подсумками с четырьмя гранатами и открытой кобурой, в которую сунул Браунинг. Уже взялся за дверную ручку, когда рядом с характерным глухим и шелестящим звуком рванула первая граната. Запоздало долетел звук пушечного выстрела. Катер заложил вираж, и ударившие следом снаряды легли значительно в стороне.

Выскочил в кокпит и осмотрелся. Ложкин уже сковырнул Максима к крыши каюты и прилаживал его на носовой треноге, готовясь вести огонь по курсу. До неприятеля около мили. Скороговоркой отстрелялись три пятидесятисемимиллиметровки и трёхдюймовка. На этот раз снаряды легли значительно в стороне. Расстояние-то так себе, но слишком уж мелкая, скоростная и манёвренная цель.

Я направился на бак, к орудию. При этом едва не упал при очередном повороте. К рулевому претензий никаких, но так ведь и впрямь улететь можно. Сунул дробовик и винтовку в зажимы, специально устроенные на надстройке. Пристегнул карабин страховочного пояса к скобе. И только после того откинул крышки двух коробов первой подачи, закреплённых сбоку на станке. В каждом по девять снарядов в гнёздах. Гранаты и шрапнель. На этот раз обычная, переделки закончились в прошлый раз.