Нерозначники

Схватил его Игнат и к двери кинулся.

– - Погодь, -- вдруг окликнул его Шайрай.
– - Замёрзнешь так...
– - и вильчуру вдогонку бросил. Да так ловко, что шуба прям на плечи Игнату накинулась, объяла его всего, рукава на руки налезли. Тот не помня себя ткнул ключом в замочную скважину. Только коснулся, дверь и отворилась.

...Игнат в дом для умалишённых попал. Нашли его в Канилицах. Всякую дичь нёс и выл по-волчьи, да на людей кидался.

Горестно, конечно, всё для Игната случилось, а могло и обойтись. И оттого, знаешь, что за шкурку свою испугался. Молитву, правда, кой-какую вспомнил (бывали случаи, молитва и откать последнюю спасала), вот только не помогло это ему. Сызмальства, вишь, "умный" рос и кичливый, всё на силу свою надеялся. Худого в том, может, и нет, если бы в добро силу направил, а он вовсе по-другому размыслил, да ещё над добрыми людьми посмехотничал. Оно и вон как...

Мираш поначалу побаивался, что с него за Игната спросят. Однако всё ладно прошло. Да и то сказать, как будто Мираш его ума лишил. Чушь, конечно, что и говорить. Давно у Игната разумения не стало, и души тоже...

* * *

На Святки в Забродки мальханка Агафья пожаловала. Вроде как погостевать и "суседок" проведать, о том о сём посудачить. Здесь-то она родилась и до замужества сиживала. Потом ещё годков десять жила, пока леспромхоз был... ну да ладно, не о том речь. Стосковалась, значит, соскучилась, а у самой на уме вовсе другое. В Канилицах, вишь, всякие кривотолки пошли про Елима, вовсе несуразное сказывать стали, да Агафья и сама снимала спуг с Игната, и других охотников выхаживала, -- наслушалась уж... Вот и решила она разведать, что да как, наметилась "всюю подноготицу" вызнать. Да и то сказать, в характере это у неё: проискливая и крючкоглазая, до всего ей дело есть.

Раньше, если кто в Забродки приезжал, всей деревней собирались гостей привечать. У Меланьи Паленихи обычно сиживали. Ну и Елим, само собой, приходил. Всегда он гостям рад. А тут не оказалось его. Он как раз к егерям на побывку отправился -- на Главный кордон к Фёдору Иватову и на Гилеву заимку к Михеичу. И не в понятии у него перед соседками отчитываться -- куда пошёл да пошто надумал. Собрался так-то, запряг Белянку, кое-какой гостинец в пошевни положил -- и дожидайтесь, коли охота.

Вот и получилось: не поглядела Агафья на Елима, своим глазком не пощупала. Решила по тихости у суседок выведать, чем Елим дышит, а потом и своё вбуравить.

Обычно сядут старушки и -- то ж да про то ж, то ж да про то ж...а тут разговор сразу интересный пошёл. И стараться мальханке не пришлось, сама Палениха на Елима разговор перевела.

– - Я давно, -- говорит, -- неладное за ним приметила. Всё-то он в суземах да суземах, и не кажную ночь ко сну является. Тожно и сейчас. Где вот он? Вторый день ни огонька в окошках, ни дыму с трубы.

– - Так, может, в город уехал к родственникам?
– - недоверчиво спросила Агафья. Хитрость, конечно, свою явила, но и в характере это у неё: под всякое слово сомнение подведёт, а если что, так и на смех подымет. Хотя сама -- про то уж все в Канилицах знают -- старательница охочая с языка напраслину соскребать.

– - Как жишь, в город! Что, я дура, что ли?!
– - взнялась враз Палениха.
– - Ясно, зачем лешак в таку глухоту забирается. Там ему стихея, там уже без препятств с нечистью знается. Там ужо ведовство своё на полну руку ставит.

У бабы Нюры зрение вовсе плохое, а про слух и говорить нечего: слово так просто ей в уши не положишь -- криком кричи, вдовесок ещё руками подсобляй. А тут всё же услышала, что про Елима худое сказывают.

– - Зря ты это, Меланья, -- укорила она.
– - Доброй души Елим человек, дай Бог ему здоровья. Никому худого не сделал, а ты всяку дичь несёшь.

Палениха закусила губу и пытливо на старушек глянула: дескать, есть ещё, есть тайность великая, припасла для вас, простодырых.

– - Ладно уж, сказывай, -- поторопила Агафья, нетерпеливо оглаживая скатёрку.

– - Может, и правда дело серьёзное.

– - Сурьёзное, сурьёзное, -- закивала Палениха головой, -- куда уж сурьёзней! У колодезя я, значит, была, а тут он на крылечко вышел. Меня-то не заметил: тёмненько ужо было. А мне хорошо приметно: от окошек светленько. Встал так-эта и на небесы глядит, задумчиво так-эта, точно высматривает чтой-то. А чего там смотреть? Нечисто, думаю, чтой-то здесь. Знать, лешаки ему знаки подают. Вот и дожидается...
– - повела старушка глазами, помолчала загадочно чуть и торжественно сказала: -- И как в воду глядела!

– - Ишь, выдумыват... Ишь, выдумыват...
– - болботала баба Нюра.

– - А то и знаю!
– - взвинтилась Палениха.-- Упредить вас хочу...да и не буду ничего рассказывать, -- вдруг осерчала она.
– - Потом сами в слезах плавать будете! Попомните меня, попомните...

– - Ладно, чего уж там, -- усмехнулась Агафья.

Палениха обиженно потупилась. На платье своем узор увидела, стала его на коленке разглаживать и изучать.

Никто её не поторопил, сама не стерпела и дальше понесла:

– - Я ножкой ведро тюк, оно и спрокинулось. Вода вся как есть пролилась -- пришлось наново наливать. Ой, бабоньки, и звону-то было! Я ахаю, вздохаю, шумкую на всю улицу, а он хоть бы поворотился, звёзды свои шшитает.

– - Да ты ему ишо сто лет назад надоела, -- посмеялась баба Нюра.
– - До косточек ужо опостылила. Знает он ужо все твои уловки, хитроляпие твоё насмотрелся досыта. Ясно, не подал виду, чтоб с тобой не видится, с постылой...

– - Это я-то, постылая?!

Склока, конечно. Агафья уж насилу замирила. Потом уже Палениха всё же досказала историю:

– - Дождалась я таки, чего энто он на небесы-то пялился, -- сказывала она, хмурясь.
– - Гляжу, падучая звезда с неба летит...
– - и замолчала, дабы значимости напустить, и будто запамятовала, чего далее случилось.

– - Ну и что?
– - не выдержала в этом разе Агафья, и давай уже сама Палениху на смех поднимать: -- Тоже невидаль -- падучая звезда... Кажную ночь хоть одна да свалится! А звезда хвостата там не пролетала, случаем? Елим тебе что, фуфолог, чтобы на падучие звёзды кидаться?

– - Можа, и фуфолог, уж больно скрытну жисть повёл. Можа, и прилетають к нему... И туточки сразу в дом шасть, повеселел шибко...

Агафья рыбьими глазами уставилась на сказительницу, словно осмысливая чего, и вдруг... домой засобиралась.

– - Ой, мне же домой надо!
– - спохватилась она.
– - Племяшек должен приехать, а я, дура старая, запамятовала совсем! Ох и голова садовая... что б меня!

– - Ночевать же собиралась?
– - смешалась Палениха.

– - Какой!.. Они же к вечеру должны подъехать... Эх, такая-растакая! Митька, поди, по темени токо придёт, -- так-то рвала она волосы, а всё же до вечера ей пришлось прождать. Митрий -- это который привёз мальханку, из тех он редкостных, коих Агафья удачно целила. Весь день он с ружьишком по лесу бродил, зайчишек смотрел, ну и вообще выглядывал, чем поживиться можно.

Как зашёл в избу, так сразу и ругаться стал:

– - Чертовщина какая-то! За весь день ни одного зайца не видел. Столько следов! Целые натопы то тут, то там. Во дела! И ни единого пера! Рябков приманивал -- пусто. Мертвый лес будто... Раньше часиков пять походишь -- пару зайцев и рябков пяток, а тут чего?

– - Заводи скорей свой "уазик", до дому поедим, -- заторопила Агафья.

– - Чео это?
– - удивился Митрий.

– - А то -- ждут нас. Да и чую: пурга будет. Ночью дорогу заметёт -- как потом выберемся?