Нерозначники

– - Просьба у нас маленькая: помочь надо добрым людям.

Шивера сразу же оклычилась, брови свела и спрашивает:

– - Кто такие? Откуда посланцы?

Мираш и лепортует: так, мол, и так, из Суленгинских лесов, главный лесовин, а это помощница моя.

Шивера смерила недоверчивым колким взглядом -- засомневалась, вишь.

– - Что-то уж больно молод для лесовина, -- поморщилась она.
– - А почему сразу не явился, не представился?

– - Помощника путного у меня не было, -- оправдывался Мираш.
– - Лес не мог оставить.

– - Мы только сейчас...
– - вплела Юля тоненький голосок...

Шивера и досказать не дала. Напустилась враз и давай в свой порядок натыкивать: что ей по нраву, а чего она не терпит вовсе. Как с ней разговаривать должно и как просить надобно.

Мираш с Юлей переглянулись, на Ма-Мара посмотрели, а тот притихнулся в сторонке, и будто так всё и должно быть. Обычное, мол, дело, всегда так гостей принимаем.

– - Вот дура, правда же?
– - громко сказала Юля, повернувшись к Мирашу, и так покачала головой, точно впервые такую-то видит.

– - Чео?!
– - взбеленилась Шивера.
– - Это кто ж такие? Гляди, Мар!
– - Глаза у неё замутились красниной, а на уголках губ накипь белая выступила. Взнялась обережница не на шутку, давай ещё пуще лесовинов калить.

Ма-Мар знаки подаёт: дескать, переждать надо: отклокатается вчерёд, прихрипнет маленько, а там обычно добрая становится.

Так и случилось, прошло возбешение. Только не потому, что Шиверу злоба отпустила, а мыслишка ей, каверзная, на ум пиявкой села. Углядела, вишь, что верша недалёкий какой-то да и помощница под стать ему. Дай, думает, поучу "легкоумков этих". Узнают у меня, как в чужое лезть.

– - Ишь, терпеливые какие, -- лилейно запела она.
– - Смотри-ка, не испугались дуры такой... Проверяла я вас. Думала, если ради человека не отступятся, значит, серьёзное что. О ком хлопочете-то?

Мираш сказал.

Как Шивера про Талю услышала, враз у неё в глазах молнии блеснули. Отвернулась торопко, чтобы себя не выдать, и опять говорит ласково:

– - Хорошая девушка. Нарадоваться на неё не могу.

– - Таля-то?
– - зашамкал беззубым ртом Ма-Мар.
– - Она у нас как солнышко. Сердце у неё доброе, любящее. Не самотница она какая, себялюбивая.

Юля фыркнула и укорчиво спросила:

– - Что же вы её тогда взамуж не пускаете?

У Шиверы снова строптивое нутро колыхнулось, не удержалась и куснула:

– - Сами спробуйте, если такие умные, пустить её!..
– - однако тотчас же посмякла и вовсе причитать стала: -- Нездорова Талюшка умом, нездорова... Вот сейчас костюм шьёт...

– - Какой костюм?
– - чуть ли не хором спросили Мираш с Юлей.

Заломила обережница горестно руки и дальше жаловаться стала:

– - Ох-хо-хо, бедная девочка. Увидела там кого-то во сне и по нему теперь умишком пошатилась, невесть с чего рану на сердце накарябала. Въяве ещё ни разу не видела суженого своего, а вот нашла заделье -- костюм на него готовит. Свадебный. Будто бы и рост знает, и сложение, -- Шивера смахнула скупую слезу.
– - Как по меркам прямо. Самую дорогущую материю купила. Бедная девочка. А у ней зарплата... Сама в скромном ходит.

– - Не может быть, -- ошарашено выдохнул Мираш.

– - Да сами можете посмотреть, если мне не верите, ох-хо-хо... Серьёзная хворь, прямо-таки не знаю, что делать...

– - Наговариваете вы на Талю, нехорошо это, -- насупившись, сказала Юля.
– - Мы с Мирашиком пока своими глазами не увидим, нипошто не поверим!

– - Да мне и не жалко, мне скрывать нечего!

– - усмехнулась Шивера.
– - Ладно уж, посмотрим, чего она там сейчас делает. Ну-ка, Мар, покажи-ка нам Талю эту, пусть полюбуются!

Ма-Мар сразу к стеллажу сунулся за папками, что-то там мерекать начал. А Мираш удивляется:

– - Так ведь ночь, спит Таля наверняка.

Шивера снисходительно покачала головой и говорит:

– - Эх, молодо-зелено... Ночью оно ещё и лучше бывает.

И тут на обережниковском экране, что во всю стену, видение объявилось.

Таля и впрямь спала, а вот живика её шитьём занималась... На поглядку раздвоение какое-то: одна Таля в постели, спит себе безмятежно, улыбается во сне, будто что хорошее видит, а другая -- за столом копошиться, на котором машинка швейная и разные портняжные штуковины.

Шивера тожественно приосанилась, готовая очередную гадость сказать, но тут радужницу на шее живики увидела -- и враз поперхнулась. Так по глазам и ударило! Да и Мираш с Ма-Маром опешили и рты пораскрывали, и Юлька глаза вытаращила -- шея у неё будто ещё длиннее стала. От радужницы и впрямь в комнатке светло, как днём, оттого и от экрана свечение странное.

Шивера первая опомнилась и скривилась:

– - Ну что я говорила! Спятила девка! Опять костюм шьёт!

– - Что это у неё такое на шее?
– - тихо спросил Мираш.

– - А я почём знаю! Тоже мне невидаль! Навздевает на себя побрякушек и думает, что все вокруг ахнут. А кто видит-то? Это вот мы случайно наткнулись.

– - А мне нравится, красиво, -- залюбовалась Юля.
– - Мне бы тоже пошло.

– - Тоже мне красота!
– - проворчала Шивера.
– - Дешёвое выпячивание!

– - Вовсе нет, -- обиделась Юля.
– - Разве вы не видите, какая Талька трудолюбивая! Даже во снях вся в трудах. Вся в Елима!

– - Какое же это трудолюбие? Говорю же, больная она!

– - Сами вы больная, и не лечитесь...

Шивера еле сдержалась.

– - Слышь, лесовин, ты свою помощницу уйми как-нибудь, а то у меня нервы-то не железные. Терпение и лопнуть может...

Посмотрел Мираш на Юлю умоляюще, и та вроде как виновато притихнулась.

Стали все внимательно кино глядеть. Ма-Мар и Мираш на диван уселись, Шивера в кресло бухнулась, а Юля всё возле экрана ёрзает, на месте удержаться не может. Сидят верши, всё равно как жюри, на живику Тали оценивающе смотрят, мерки разные прикладывают. Мираш с Ма-Маром разговорились, друг дружку перебивают, впечатлениями, значит, делятся. Шивера изредка слово обронит, а так всё молчком, молчком, своё на уме перебирает.

С кресла спрыгнул кот и к живике Талиной почапал. Спросонков о ножку потёрся, замурлыкал тихохонько.

– - Ну что, разбойник?
– - Таля легонько погладила котейку.
– - Опять мешать пришёл? Ну, иди, Василий, иди, хозяйка-то вон спит...

Вася мявкнул обиженно, словно жалуясь, и будто в толк не возьмёт: то ли сон худой привиделся, то ли бока отлежал -- с какой это радости его с места понесло? Так ничего и не придумав, поплёлся лакушку свою смотреть.

А живика и не торопится вовсе. Пуговки на пиджак пришивает и песенку тихонько напевает. Тут вроде как и готово всё. Костюм в руках повертела, потом встала и с отдаления глянула. Свет чтобы с разных сторон падал, так посмотрела. Задумчиво по комнатке прошлась и давай те пуговки, что пришивала, отпарывать.